Кроме того, Переверзев заручился сотрудничеством с контрразведкой, затем с Центром шпионажа Генерального штаба и с военной цензурой. За подозреваемыми лицами в Петрограде велось тайное наблюдение, чтобы затребовать от заграничных шпионов информацию о контактных лицах в Скандинавии.
1 июля Переверзев уже имел почти семьдесят телеграмм, которые мог использовать в своем деле против большевиков. То, что он в своей двойной функции — в качестве министра юстиции и генерального прокурора — в дни восстания и путча большевиков хотел опубликовать сообщение о германских связях Ленина, имело одну цель: не допустить победы большевиков под руководством Ленина и спасти Временное правительство.
Утром 4 июля положение в столице стало настолько критическим, что Переверзев решается опубликовать правду, поставив все на карту. Только разоблачив Ленина, можно привлечь для защиты правительства полки, пока оставшиеся нейтральными. Только несоциалистическая газета «Живое слово» готова напечатать этот материал, что наглядно демонстрирует объем средств массовой информации уже находившихся в руках крайнелевых. Так как документов для газетного издания было слишком много, Алексинский быстро составляет краткое сообщение для прессы.
В первой половине дня 5 июля везде в столице видны афиши с крупным заголовком: «Ленин, Ганецкий и компания — шпионы». Это подтверждают выдержки из сообщений свидетеля, кадета Ермоленко.
Теперь Временное правительство должно возбудить винение против подозреваемых в государственной измене и отдать распоряжение на арест Ленина, Зиновьева, Ганецкого, Козловского, Суменсон, Коллонтай и Парвуса.
6 (19) июля арестовывают Козловского, а через два дня Суменсон. В результате утечки информации в Министерстве юстиции Ленин был предупрежден своим другом Бонч-Бруевичем в ночь перед намеченным арестом и смог в последний момент бежать с Зиновьевым в Финляндию.
Но для министра юстиции Переверзева его действия по аресту руководителей путча в результате публикации неудавшейся акции становятся гибельными. Его забрасывают упреками, что он торпедировал дальнейшие расследования через разоблачения; руководители в Совете, как и следовало ожидать, настроены «скептически» и требуют дальнейшую перепроверку предыдущей информации. Министр юстиции уходит со своего поста. Тем не менее он прежде всего не дал осуществить Ленину план насильственного захвата власти.
Алексинский в одиночку продолжает публиковать телеграммы в одной еженедельной газете под заголовком «Без лишних слов». Часть их выходит также в консервативной газете «Русская воля», тем более что ее главный редактор обязан юристу Алексинскому с 1915 года за материалы о деятельности Парвуса и его связях с имперским правительством.
Этими, теперь конфискованными, телеграммами обменивались Козловский и Суменсон в Петрограде с партнером Парвуса в Стокгольме, Ганецким-Фюрстенбергом. Потом еще возникают имена, например, коммерсанта Хирша, торгующего немецкими товарами, и некой госпожи Рубинштейн в Петрограде, затем Юлия Мартова (Цедербаум) и Анатолия Луначарского, тоже вернувшихся в Россию после Ленина с немецкой помощью, Александры Коллонтай, курьера между скандинавскими странами и Петроградом.
Содержание телеграфного общения было преимущественно коммерческим. Это вытекает из того, что Суменсон платит большие суммы в один банк, а в другом получает доходы; точно так же она переводит деньги в Стокгольм. Для контрразведки важно то обстоятельство, что Фюрстенберг-Ганецкий идентичен с когда-то хорошо известным охранке польским социалистом и интернационалистом Ганецким; что он же является сотрудником и представителем в Стокгольме империи фирм Парвуса, которая торгует немецкими товарами и контрабандой провозит их в Россию. Что он, таким образом, является коммерческим и политическим партнером, а в нелегальных акциях и сообщником Александра Парвуса, то есть Гельфанда.
В целом имеется достаточно оснований считать, что при коммерческих связях речь идет об организации «крыши» для нелегальных политических дел. В сумме всех фактов и косвенных улик становится ясно, что связи между большевиками и правительством Германской империи существуют и что Парвус работал в качестве посредника между ними, кроме всего прочего, используя свои коммерческие связи, вместе с Фюрстенбергом и для пополнения партийной кассы.
Одному судебному следователю доверили юридическое освещение дела — «Попытки свержения Временного правительства и противозаконного захвата власти». Широта охвата исследования простирается от самого начала до запланированной попытки путча в начале июля.
Примеры из чаще всего безобидного, нередко неясного обмена телеграммами, который охватывает период с момента возвращения Ленина до лета 1917 года:
«Срочно. Суменсон. Спросить, можно ли сейчас приехать…»
«Козловскому. Обязательно взять с собой подписи, передать нам публикацию, посоветуйтесь с Володей…» [19]
«Из Петрограда Фюрстенбергу, Зальцебаден (Стокгольм). Срочно телеграфно с подписями документ, который защищает Куба. [20] Смутный [21]».
Однако следующее сообщение предельно ясно:
«Из Петрограда Фюрстенбергу, Зальцебаден.
Воскресенье митинг за великую революцию, наши лозунги:
Долой контрреволюцию, Четвертую Думу, Государственный Совет, империалистов, орган, который служит контрреволюции, вся власть Советам! Да здравствует рабочий контроль над производством! Вооружение всего народа! Никакого сепаратного мира с Вильгельмом! Никаких тайных соглашений с английским и французским правительствами! Срочное опубликование Советом справедливых условий мира! Против новых наступлений! Хлеб! Мир! Свобода!»
Телеграмма была отправлена за день до запланированного начала июльского наступления и согласованного с ним восстания большевиков.
Уже из первых протоколов допросов и слежки и при домашних обысках, а также при обысках партийного бюро большевиков картина постепенно проясняется. Прокурор вскоре рассматривает Парвуса как посредника перевода финансовых средств из Берлина, которые затем через него поступали Ганецкому, а затем через «Ниа Банкен» или курьеров, например Александру Коллонтай, в Петроград Суменсон и Козловскому. Передвижения счетов «Сибирского банка» говорят сами за себя.
«Исследование показывает, — говорится далее в сообщении, — что Яков Ганецкий-Фюрстенберг во время своего пребывания в Копенгагене тесно сотрудничал с Парвусом, который, со своей стороны, является агентом германского правительства (…) Деятельность Парвуса направлена опять-таки на интересы Германии и Австро-Венгрии и на поражение России и отделение Украины…»
На основании имеющихся документов считается доказанным, что обвиняемые также «сотрудничали с Германией с целью сокращения русской военной силы.
Кроме того, они с помощью пропаганды вражеских стран в армии и среди населения организовали призывами отказ от ведения военных действий…»
Если в цепи действий от Берлина до Петрограда, включая Скандинавию, были два имени, вызывающих наибольшее негодование у общественности, так это Ленин и Парвус.
Бывший агент охранки так заканчивает характеристику Парвуса в одной русской газете: «Парвус — не провокатор, он значительно большая фигура: агент Вильгельма II».
Преступление без наказания
«Я клянусь перед Всемогущим Господом, его святым Евангелием (…), что я с чистой совестью во всем говорю правду и только правду, ничего не утаиваю и буду отвечать за свои показания перед законом и перед Страшным Судом Бога. В качестве подтверждения этой моей клятвы я целую Святое Писание и крест моего Спасителя. Аминь…»
С этой клятвы начинается каждый допрос, будь то подозреваемые, если Петроградская полиция их смогла поймать, или сотни свидетелей, которые опрашиваются о восстании и большевистской попытке путча в июле и беспокойствах в апреле—мае. Механизмы, пароли и организаторы, в конце концов, одинаковые — так или иначе, число симпатизирующих и жертв в июле было все равно больше. После отправления ленинского «пломбированного вагона» в Россию посланниками германского имперского правительства были организованы и другие способы транспортировки русских эмигрантов из Швейцарии и других стран в Россию, зачастую от 200 до 300 человек за одну поездку. Не без причины, ведь политические эмигранты были в большинстве своем потенциальными революционерами, к тому же, согласно ордеру германского Министерства иностранных Дел, организаторы заботились о том, чтобы «только дружественные по отношению к Германии эмигранты перевозились в Россию». Что касается жертв июльского путча, то многих спас счастливый случай. Их число могло бы перевалить за четыре сотни, если бы во время стрельбы не пошел сильный дождь, после чего не только потенциальные жертвы, но и нападающие ушли в укрытие, и, очевидно, у них не было больше желания продолжать. Вот высказывание одного свидетеля о закулисных руководителях, который должен был это знать: «Я, Иван Дмитриев Зубовский, православный, 36 лет (…), проживающий на Тверской ул., 1/6, не судим, в событиях не участвовал, говорю по существу для протокола:
