Когда Львов (в документах германского МИДа транскрибируется как «Льофф») начнет проводить революционную агитацию в индустриальных центрах, особенно в Донецком угольном бассейне, и успешно призывать к забастовкам, он получит следующую партию пистолетов (3500) и патронов (875 000), 2000 винтовок с 500 000 патронов.
Для прекращения работы в угледобывающих областях или для восстаний в одном районе Львов получает следующую партию оружия и полмиллиона марок, если ему удастся сделать это во всей губернии — два миллиона.
Еще в ноябре приходит сообщение о распространении выпущенных Кескюла (но какая теперь разница?) пропагандистских изданий за линией фронта.
Декабрь. Ответное сообщение об удачной контрабанде из Скандинавии в Петроград оружия и денег, в частности, Екатериной Громовой и Перасичем, основное занятие которого — депутат русской Думы.
Одновременно в декабре в Японии в тайном меморандуме зафиксировано, что в случае заключения сепаратного мира с Германией она нападет на Россию с востока.
План, по которому должны быть перекрыты важные пути снабжения для армии на фронте и населения в тылу и в связи с этим созданы стесненные условия, которые надо суметь использовать для агитации и вооруженного восстания, в конце 1915 года полностью вступил в силу. Также успешно проходит агитация против Центра, или против государства в целом, в так называемых окраинных областях, если не сказать везде.
В целом итог достойный. Над некоторыми деталями еще стоит хорошо поработать, что следует из отчетов охранки, отражающих общую картину.
Так, в секретном отчете министра внутренних дел начальнику Тайной полиции от 15 декабря 1915 года написано:
«На основании поручения № 171 142 от 8 июля сего года имею честь доложить Вашему Превосходительству, что, по полученной от агентуры (охраны) информации, Кавказский окружной комитет, объединяющий все кавказские организации, входящие в меньшевистскую фракцию, в настоящее время переживает сильный внутренний кризис, что объясняется существующими сейчас разногласиями во мнениях членов этой организации о войне.
В самом начале войны известный немецкий социал-демократ Парвус — его настоящее имя Гельфанд — хотел развернуть среди грузин, населяющих Кавказ, антирусское движение. Он долго жил в Константинополе и некоторое время принимал активное участие в Российской социал-демократической рабочей партии. Кроме того, он также замешан в деятельности «Союза освобождения Украины». С указанной выше целью он направлял многих эмиссаров из грузин на Кавказ, которые должны были убеждать отдельных социал-демократов в необходимости его замысла, но ни одна грузинская организация в своем большинстве не разделила взглядов и намерений Парвуса.
С сильным сопротивлением Парвус столкнулся в армянском движении, так как они видели решение своих национальных вопросов в поражении Турции. Но даже среди армян мнения по отношению к России принципиально различаются. В то время как одни хотят присоединения к России в форме автономной территории, другие усматривают в этом новую национальную катастрофу и требуют полной независимости.
Большевики-ленинцы на Кавказе, в первую очередь в Баку, где они сильны, хотели призывать к движению «за мир», но в кавказских организациях гораздо сильнее влияние «Кострова», депутата I Государственной Думы и бывшего члена Центрального комитета РСДРП, Жордания, который заявляет о своей принадлежности к социал-патриотическому движению (то есть к движению по защите Отечества).
Этот так называемый Костров-Жордания к началу войны находился в Вене, откуда он поехал в Швейцарию и попытался нелегально вернуться на Кавказ. Под его влиянием усилились социал-патриотические настроения в Грузии и Армении…»
Но если «в окраинных областях» не все происходит сразу так, как хотелось бы, ничего уже нельзя изменить: в конце 1915 года. Парвус может оглянуться на плоды своих усилий, распространившиеся повсюду. И уверенно шагнуть в новый год. Он предвещает, что по стране прокатится волна беспокойств, которые, по мнению Парвуса, должны всколыхнуть затишье перед бурей.
Чтобы и географически оказаться ближе к предстоящим событиям, Парвус к началу 1916 года отправляется в Стокгольм.
3 января — менее чем за три недели до запланированного старта «своей» революции — он отправляет оттуда телеграмму послу Брокдорффу-Рантцау в Копенгаген:
«Все как нельзя лучше. Жду здесь сообщений из Петрограда».
Забастовка или путч — все дороги ведут к Парвусу
Близится 22 января 1916 года; по принятому в России календарю это девятый день нового года. Как и каждый год, в этот день нужно почтить память жертв кровавой расправы во время демонстрации 9 января 1905 года и, воспользовавшись случаем, дать возможность накопившимся эмоциям вылиться, согласно плану Парвуса, в волну забастовок и восстаний по всей стране.
И когда наступает день «X», 45 000 рабочих выходят на забастовку в столице Санкт-Петербурге в память о «Кровавом воскресенье». В южнорусском городе Николаеве 10 000 рабочих судостроительной верфи прекращают работу. Причина: требования повышения заработной платы. Но поскольку они так высоки и неисполнимы что кажутся неправдоподобными, полиция подозревает что «эта политическая забастовка организована левыми партиями или агентами Германии», чтобы «дестабилизировать существующий порядок».
То, что бастующие могут терпеливо выдерживать такое положение недели напролет, непосвященным может показаться сомнительным. Согласно своему плану, Парвус внес в комитеты бастующих рабочих по полторы марки на человека в день. Но что если через месяц забастовки фабрика закроется?
Итак, по всей России в этот магический день 9/22 января 1916 года бастуют менее 100 000 человек. Еще хуже для Парвуса то, что искра не переходит на другие фабрики или области. Объявленная революция не состоялась.
Парвус переоценил свои возможности. Он осознает, что, возможно, слишком верил своим агентам и курьерам, доверял тем мрачным прогнозам, что они ему сообщали относительно положения в стране, о настроении, о мнимом брожении в армии — одним словом, обо всех признаках якобы созревшей революционной ситуации. При этом они умалчивали о скорее всего, несуществующей организации, которая бы проделала подготовительную работу по превращению местных забастовок в массовую стачку в масштабах страны…
В действительности начало 1916 года было для России многообещающим — для правительства, для армии и для населения. Царь с осени прошлого года стал Верховным главнокомандующим и контролировал военную ситуацию из Генерального штаба. Он провел ряд эффективных мероприятий по улучшению снабжения на фронте и населения в тылу. Наступление противника было остановлено, на фронте наступило затишье. После отставки военного министра Сухомлинова, который должен был отвечать за понесенные убытки, назначение нового строгого руководства, казалось, имело позитивные последствия и для солдат окопах.
Царь Николай, созвав собрание ведущих промышленников, призвал их всеми силами поддержать военные действия и в качестве образца для подражания внес все свое личное состояние. Благодаря золотым запасам России — до войны самым большим в мире — он имел возможность и дальше заказывать из Англии боевую технику; а чтобы при этом еще и не растранжирить эти золотые запасы, министр финансов Барк золотом не расплачивался, а только брал под него ссуды. Николай II отдал министерские посты лояльным, выступающим за продолжение войны чиновникам. С тех пор, как командование армии перешло к царю, его появление в Ставке и на различных участках фронта, где он всегда бывал с особенно любимым наследником престола Алексеем, тоже положительно сказывалось на боевом духе солдат. Все это доказало беспочвенность революционной пропаганды.
До Парвуса, находящегося в Стокгольме, дошли сообщения о всего лишь разобщенных забастовках. Но он ни в коем случае не собирается сдаваться. Во всяком случае, он должен что-нибудь придумать, чтобы объяснить Брокдорффу-Рантцау, а через него и своему заказчику в Берлине, почему не состоялась революция. Он мастерски подыскивает достоверное объяснение и заверяет, что революция не прекращена, она только немного смещена по времени. Почти дословное содержание его аргументов можно найти в сообщении, которое посол срочно отправляет в Берлин — на этот раз, лично рейхсканцлеру Бетманну-Хольвегу:
