Мерсия села рядом с Мирандой и обняла подругу.

И так они достигли полного взаимопонимания. Миранда поняла, как Флирт может быть для Мерсии идеальным мужчиной, — как олицетворение неполноценности мужского пола. Мерсия узнала о планах Миранды переехать с Фердинандом в Америку. Они поклялись, что бы ни случилось, никогда не забывать друг о друге, в жизни и даже в смерти. Подруги навсегда.

Обед был простой, из трех блюд, в духе местных традиций — капуста в разных ее ипостасях. Собственно, коль скоро ради этого император Диоклетиан решил оставить Рим[65] и сказал, что империя прирастать будет Югославией, то было бы удивительно, если бы местные жители почти за два тысячелетия ухитрились не найти множество способов замаскировать излюбленный овощ под удобоваримую пищу для нескончаемой череды несъедобных школьных обедов. Местных жителей и тогда не радовало, что чужаки приходят и как дома устраиваются на их земле, не радует и сейчас. Обед был подан с обычным презрением, которое славяне испытывают к своим работодателям. По крайней мере, им хватает гордости плюнуть в блюдо, прежде чем его подавать.

Перегноуз, пока все рассаживались, положил на стол большую морскую рацию. Он остался стоять во главе стола, озирая всех по очереди, перехватывая взгляды, и когда наконец добился общего внимания, сказал:

— Мы уже потеряли достаточно много времени. Ультра ван Дик, думаю, вы знаете, для чего я здесь. — Вот оно и пришло, его мгновенье торжества, застольный гамбит в духе Ле Карре.

Все повернулись посмотреть на Фердинанда на другом конце стола, все, кроме старика, который подпевая своему плееру, кивая в такт.

Фердинанд пожал плечами.

— Я уполномочен вести переговоры о вашей сдаче. — И все опять посмотрели на Перегноуза, словно это был теннисный матч.

— Серьезно? — спросил Фердинанд. — Тогда почему для этого прислали вас?

— Кому капусты? — предложила Миранда.

— Потому что, в отличие от некоторых, они уважают мой авторитет, ценят мои дипломатические способности. Я знаю вас лучше, чем они, — Перегноуз показал на Мерсию и Флирта. — Мы привезли сюда друзей Червонного интереса в качестве жеста доброй воли, чтобы показать, что они живы-здоровы, в качестве мирной жертвы[66].

— Мирной жертвы? — переспросил Фердинанд. — С каких это пор британские вооруженные силы приносят мирные жертвы?

— Как бы то ни было, вы можете убедиться, что с ними все в порядке.

Фердинанд показал на Флирта:

— У него осталась только одна конечность.

— Он жив. И ездит на прекрасном электрическом кресле.

— Цезарев салат?

— Видеть живым и здоровым мне удивительно не его, а вас, Перегноуз.

Перегноуз сердито глянул поверх своих проволочных очков:

— Не зовите меня Перегноузом, — прошипел он. — Я Ляпис Лазурь.

— Излагайте уж требования.

— Вам дан срок до половины тре… я хочу сказать, до четырнадцати тридцати. В это время придет катер, чтобы забрать нас. Если вы сядете на него, вы не будете уничтожены вместе со всем этим поместьем. Если нет, что ж, да смилуются над вами небеса. Нет, мерси.

— Что? — спросила Мерсия.

— Нет, я просто говорю, что не хочу цезарев салат без шпротов. Вот, если хотите.

— И вам мерси, — сказала Мерсия.

Перегноуз плюхнулся на свой стул, и Барри утешающе погладил его по руке.

— А что нам мешает просто уйти отсюда?

— Вы по всему периметру окружены спецназом сербской полиции, — улыбнулся Перегноуз. — Сюда нацелены наши крылатые ракеты. Выбраться отсюда живыми можно только на том катере.

— Что ж, вы довольно храбрый человек, надо отдать вам должное, — сказал Фердинанд, с хрустом прожевав квашеную капусту.

Перегноуз занервничал:

— Почему это?

— Сидеть здесь, когда вы знаете, что вся эта огневая мощь нацелена сюда, на нас с вами.

Перегноуз глянул в окно на залив, и на лбу его выступили капли пота. Он вытер его салфеткой.

— Салат под майонезом?

— И еще, — небрежно сказал Фердинанд, приберегая лучшее под конец, — вы объяснили, почему здесь эти двое, — он показал на Мерсию с Флиртом, — но он-то почему здесь? — и показал на старика, который лихо наяривал на воображаемой гитаре.

— Это наблюдатель от ООН, — сказал Перегноуз.

— Это же рамолик! — воскликнул Фердинанд.

Мерсия кивнула Миранде:

— Сразу же его заподозрила, когда встретила его в Шепердз-Буше.

— Очевидно, он очень опытный, — сухо ответил Перегноуз.

— О, это да, — согласился Фердинанд, — но вы знаете, кто это?

— Я же сказал, это наблюдатель от ООН.

— Черта с два он наблюдатель. Это Пол Пеннигрош.

Разумеется, для Мерсии и Флирта это было только имя, которое они слышали от Фердинанда, но для всех остальных из нас оно прозвучало чрезвычайно волнующе и проникновенно. Меня это, вероятно, потрясло больше всех. Я имею в виду, встреча с моим создателем. Он выглядел не так, как мне запомнилось. Теперь это был усохший помешанный старичок, но как только Фердинанд назвал его, я понял, что он прав. Это мой автор. У Миранды, которая хотела свалить все дерьмо на меня, знаете, как несправедливы такие женщины, его имя отдалось в ушах колокольным звоном. Казалось непостижимым, что человек, давно отправленный ею в ссылку куда-то на периферию, вдруг оказывается в центре внимания.

— Автор, писатель… — Она не знала, что и сказать. — Тот, кто написал ту книгу. Это он?

— Чушь, — сказал Перегноуз.

— Вас ведь с нами не было, когда мы приступили к операции «Рабы любви»? — поинтересовался Фердинанд.

— Нет, но. Не было. Но это же не ученый, это полный кретин. В общем, я думал, что Пеннигроша ликвидировали.

— Нет, только сделали лоботомию, и теперь у него зависимость от инструкций, которые поступают отсюда, — Фердинанд показал на плеер.

— Зависимость от инструкций? — переспросила Мерсия, единственная, кто видел Пеннигроша без плеера.

— Лоботомия — операция довольно грубая. После удаления такой важной части мозга, которая отвечает за жизнедеятельность, лишаешься способности управлять своими действиями, не можешь даже жить простой повседневной жизнью. Поэтому ему необходима постоянно крутящаяся двадцатичетырехчасовая запись с инструкциями, которые напоминают ему о таких вещах, что нужно одеться, ставить одну ногу впереди другой, когда идешь, что нужно питаться, нельзя снимать наушники. Если он слишком долго останется без наушников, он может просто забыть, что нужно дышать.

Все посмотрели на забывчивого профессора с сочувственным ужасом. Он тряс головой и пел.

— Похоже, он еще и музыку наладился слушать, — сказал Фердинанд.

— Ты знал об этом? — спросила Миранда.

— Это не я решал.

— Это бесчеловечно.

— Теперь я это знаю. Я многое понял. Следует ли мне убить его сейчас, избавить от такой жизни? — Фердинанд достал из кармана свой большой пистолет.

— Нет! — в один голое вскричали Мерсия и Миранда.

— Я имел в виду его, — Фердинанд показал на Перегноуза.

Перегноуз ощутил сырость в штанах.

— А, ладно, — Миранда пожала плечами.

— Ты тоже многое поняла, Миранда, — улыбнулся Фердинанд, кладя пистолет на стол.

— Что здесь делает Пеннигрош? — спросил Перегноуз.

— Хороший вопрос.

— Почему бы не спросить его самого? — предложила Миранда.

Перегноуз осторожно приблизился к профессору. Потихоньку снял наушники. Пеннигрош перестал раскачиваться и с некоторым испугом посмотрел на Перегноуза; огляделся, будто не мог понять, как он здесь очутился. Сделал несколько глубоких вдохов и поочередно всмотрелся в каждого из присутствующих.

— Вот, — сказал он, глядя на наушники, по-прежнему свисающие из руки Перегноуза. — Отрекся я от волшебства. Как все земные существа, — закашлялся, — Своим я предоставлен силам[67]. — Выхватил наушники и снова надел их себе на голову.