Слегка поклонившись, он развернулся и пошел своей дорогой. Мерсия обалдела как набалдашник трости. Она ошарашенно смотрела ему вслед.

Фердинанд тоже оказался в легком нокдауне, изумившись, что его оперативный псевдоним так непринужденно выкрикивают прямо на улице. Кто эта женщина и ее искалеченный компаньон? Он знал, что официально в МИ-5 всем предоставляются равные возможности при найме на службу, но никогда еще не видел одноногого и однорукого агента. Он счел за благо держаться на прежнем расстоянии. Понадежней привязав гондолу веревкой, Фердинанд расправил свою полосатую рубашку и стал прислушиваться к спору, вспыхнувшему между этой парочкой.

— Когда ты только это прекратишь? Это бесполезно, — сказал мужчина с одной ногой.

— Я была уверена, что это он, — возразила полногрудая блондинка.

— Ты хватаешься за соломинку. Пора с этим покончить.

— Пока я ее не найду, я это так не оставлю.

— Послушай. Нам осталось пробыть здесь несколько часов. Давай проведем их приятно.

— Нет. Я буду искать ее и искать.

— Может быть, это как с ключами, если их потеряешь, их можно найти, только когда перестанешь их искать. Они словно…

— Она тебе не какие-то там дрянные ключи.

— Я просто говорю, что иногда, если перестанешь искать…

— Просто заткнись. Если тебе нечего сказать, кроме этого.

— Ничего из этого не вышло, Мерсия. Ничего. Признай это. Мы возвращаемся домой ни с чем.

Мерсия. Фердинанд вглядывался в нее. Все подходит. Внешность, манера держаться. Это она. Подруга Миранды. Но кто этот человек с костылем? Не подстроено ли это? В окнах никого не видно, продавец масок безобиден, его Фердинанд видел и раньше. Поблизости больше никого, но площадка чересчур открытая. За несколько километров может располагаться снайпер, которого он так и не увидит. Вероятно, на высоте, как насчет колокольни на острове Сан-Джорджо Маджоре? Или на звоннице десятка церквей в пределах видимости? Он проверил их все, высматривая предательский солнечный зайчик, отразившийся от оптического прицела. Ничего.

Так может быть, это просто одна из тех благодатных возможностей, которые преподносит жизнь, и за которые надо хвататься, когда с ними встретишься? Благодатных? Единственное, в чем сходятся различные религии, так только в том, что мир, если и будет спасен, то будет спасен по благодати. Но таинственное и чудесное — это почти всегда вмешательство божественной руки. Или просто случайное стечение обстоятельств, как считают атеисты. Может ли это быть случайностью? Венеция — город маленький. Даже если это не ловушка, нужно ли подходить к ним? Что скажет Миранда, если он объяснит ей, что видел Мерсию, но ничего не предпринял? Эти проклятые вопросы. Ох, где эта определенность четко сформулированного задания! В сущности, проблема проста: подойти к ним или нет?

Поскольку вставать, не имея чем заняться днем, было все еще слишком рано, Миранда так и лежала себе клубочком во впадине, оставшейся на кровати от ушедшего Фердинанда, дремала и видела сны. Стягивающая кожу пленочка засохшей соли выступила на ее подрагивающих веках.

Рыбаки на юге Венецианской лагуны верят, что песок их пляжей состоит из осколков снов. Крупинки, которые каждое утро выковыриваются из уголков глаз, — это ракушки снов, просмотренных за ночь. Когда их смывают, они попадают в море и оседают на берегу, гигантском кладбище миллиарда лет сновидений. Но, как говорят, многие сны не досмотрены до конца, они еще не угасли в своих раковинах, и по ночам бродят, чтобы найти новые смеженные веки, проскочить внутрь, завершить свой путь. Вот потому-то здесь и снится так много вещей, которые никогда не видел раньше, и поэтому на отдыхе у моря все спят больше. Все знают, что обитатели Пеллестрины, когда о чем-то рассказывают, не делают различия между тем, что было во сне и наяву. Именно так. А может быть, мне это лишь приснилось.

Миранде снилось, что под ногами у нее снова земная твердь, а не бесконечные приливы и отливы морских вод под хижиной. Ей снились города с небоскребами, универмаги, большие машины, блеск хрома, вспыхивающие белозубые улыбки. Неожиданно проснувшись, Миранда взглянула на дверь. Поднявшийся бриз хлопал дверью о стену. Она потрясла головой. «Чем бы мне сегодня заняться? — задумалась Миранда. — А, знаю! — решила она. — Сегодня я могу сидеть и ждать. Для разнообразия».

— Гондолу? Цена божеская.

— Да ну ее в задницу!

— Si, я катаю на гондоле.

— Вас зовут Гвидо?

— Нет.

— Тогда в задницу.

— Вы ищете Гвидо?

— Да, — Флирт понимающе кивнул, — я уже вижу: вы знаете одного Гвидо. А то и сотню.

— Нет. Я знаю только одного. Он сейчас в отпуске.

— Ну и почему бы вам тогда не оттолкнуться, вы не даете нам спокойно поссориться.

— Пусть так. Сим-салабим, — Фердинанд повернулся к своей гондоле. Он попытался. Он не собирается рисковать, втягивая их в это дело, если они шпики.

— Постойте! — вдруг воскликнула Мерсия, бледнея. Фердинанд посмотрел на нее. — Что вы сейчас сказали?

— Сим-салабим? — спросил Фердинанд.

Мерсия рылась в сокровищницах памяти, стараясь вспомнить, где она слышала или читала эти слова раньше. Вот оно: записка на полученном Мирандой букете цветов, приглашающая ее на вокзал. Мерсия посмотрела на гондольера. Он был бы намного выше, если бы так не сутулился. Он был бы симпатичным без этого косоглазия, а судя по тому, что виднелось из-под его соломенной шляпы, он был темноволос.

— Вы… Вы знаете, да?

— Что он знает? — скептически спросил Флирт.

Мерсия продолжала:

— Вы знаете, где она, так?

— Вы хотите прокатиться, si?

Мерсия кивнула:

— Si.

Флирт посмотрел на небеса:

— О, нет. Хватит с меня этих паскудных катаний на гондолах.

Мерсия бросила на него испепеляющий взгляд:

— Нет. Никаких катаний. Одна ПОЕЗДКА на гондоле. Та, ради которой мы сюда приехали.

Они подошли к суденышку Фердинанда, стонущему у причала, бьющемуся в бурных потоках от движения катеров.

Фердинанд молча греб. По ветру, против ветра, долгое время он лавировал, менял направление, стараясь следить за колокольней каждой церкви, оставленной ими за кормой. Говорят, предназначенную для тебя пулю никогда не видишь, так что метод исключения может обеспечить им безопасность. Наверное, взять с собой Мерсию и ее приятеля — самый безумный риск, на который он до сих пор отваживался, не считая, конечно, питания рыбой из наиболее загрязненного места во всем Средиземноморье. Он постепенно продвигался на юг, прочь от города, настороженно оглядывая каждое виднеющееся судно, каждую возможную точку выстрела. Все его внимание было поглощено предупреждением атаки противника, для своих пассажиров он не оставил ничего. И ничего им не достанется, пока гондола не окажется, по крайней мере, вне зоны действия современного ручного оружия. Но краешком уха он слышал, как Флирт на что-то жалуется, а Мерсия его за что-то ругает.

— У меня осталась всего одна нога, и в ней еще теперь заведется ревматизм, я это точно знаю. Здесь все две недели было так сыро, и мы опять на проклятой гондоле и опять продрогнем и промокнем. Это уж точно в последний раз.

— Ой, заткнись, — огрызнулась Мерсия. — Ты что, не понимаешь?

Этого момента она и ждала две недели. Она была уверена, что их гондольер — Фердинанд. Она знала, что они скоро найдут Миранду. Впрочем, в одном Флирт был прав, здесь чертовски сыро. Она всей задницей чувствовала, что наживает себе геморрой. Потянувшись за ковром на носу, Мерсия подложила его под измученные ягодицы. Фердинанд продолжал сверлить взглядом далекие горизонты.

Только когда город превратился в неясное пятнышко, Фердинанд перестал сутулиться и заговорил со своим нормальным произношением.

— Простите. Нужна была уверенность. Слишком многие меня ищут.

Мерсия спросила: