Вместо того чтобы идти в свою комнату, Анне-Лиз вышла на выложенную кирпичом веранду, чтобы вдохнуть свежего летнего воздуха. Окружающие поместье луга были яркими, зелеными, покрытыми одуванчиками и маргаритками. Сорвав свою уродливую шляпку, она сбежала по ступенькам террасы прямо на душистый луг, мимо живой самшитовой изгороди, вдоль которой шли клумбы крокусов, нарциссов и тюльпанов. Мариан Лонгстрит действительно была кошкой, готовой царапаться и кусаться, намеревавшейся немедленно отослать Анне-Лиз из-за сплетен, которые, конечно, появятся, даже если сама Мариан не приложит к этому руку. О, быть бы свободной и ни от кого не зависеть, свободно ходить везде, где ей нравится… снова в Индии, чьи тайны все еще манили и очаровывали ее! Определенно она не принадлежала к этому миру.

Около часа она гуляла: то спокойно шла, то бежала по лугам под огромными лохматыми тучами. С расстояния великолепный дом в форме буквы «Е» выглядел как бриллиант среди изумрудов. Дом, вызывающий трепет и задуманный в честь королевы Елизаветы. Как горд должен быть Дерек Клермором!.. и как слеп по отношению к женщине, которую он собирался сделать баронессой. Теперь она поняла, почему Роберт не любил Мариан: была в ней какая-то бесчувственность, жестокость. Но Дерек-то этого не видел!

Анне-Лиз сняла свой кринолин и легла на траву, глядя в небо. Нет, она не завидовала Мариан, как хозяйке Клермора, ее владениям, а только ее положению будущей жены Дерека. Что до нее, то Анне-Лиз унаследовала вкус отца к приключениям и экзотическим странам. Сассекс слишком спокойный, слишком сельский, слишком тихий. Ее глаза закрылись от сонной жары, и жужжащая пчела напомнила ей Индию — с ее огромными, серыми, разукрашенными слонами и витиеватыми индуистскими храмами, с ее чувственной красотой. Она думала о джунглях, темных, густых и загадочных, как глаза Дерека, ночах, черных, как его глаза… и еще о том, как было бы хорошо любить его! Отец никогда не говорил с ней о физической любви между мужчиной и женщиной, которая ведет к появлению детей. Несмотря на доверительные отношения, он не мог заговорить об этом со своей юной дочерью. За семнадцать лет в Азии она не раз видела человеческую наготу, но увидя Дерека полуодетым в постели, она была почти шокирована. Тем не менее раздетым он показался ей еще привлекательнее. Покраснев от воспоминаний, она закрыла глаза рукой. В продолжение долгих месяцев в море она старалась не представлять его в таком романтическом виде вообще. Она была реалисткой: Дерек никогда не будет принадлежать ей. Взращивая тайное желание принадлежать ему, она могла лишь смутить и оскорбить себя. Она старалась думать о Дереке только как о пациенте, когда он был сильно болен… Однако теперь… черные завитки волос на его груди стояли перед ее глазами, его плечо казалось таким теплым и сильным. Она также чувствовала его руки, успокаивающие и расслабляющие, чувствовала его губы…

— Мисс Девон…

Испугавшись, Анне-Лиз обернулась и прижалась к траве.

— Мистер Клавель! — Она бросила быстрый смущенный взгляд на свой сброшенный кринолин.

— Извините, что испугал вас, — Роберт и сам выглядел слегка смущенным. — Мне уйти?

Ее щеки стали розовыми:

— Нет, но не будете ли вы так добры повернуться спиной…

Роберт повиновался, но без особой охоты. Он знал, что это покажется неприличным Анне-Лиз, но не мог оторвать взгляда от изгибов ее тела, которое было скрыто под траурной одеждой. Она была прекрасно сложена и выглядела весьма заманчиво для ее возраста. Роберт удивлялся, как это Дерек еще не приложил к ней руку. У нее были длинные ноги, приятно округлые бедра и тонкая талия, переходящая в высокий бюст, что заставило его сердце стучать сильнее. Ее черные волосы, высоко перехваченные, спускались вниз забавными завитками и развевались на легком ветру. Густые ресницы обрамляли золотистые глаза. Лежа на спине в высокой траве, она производила впечатление сумасбродной молодой куртизанки, ждущей тайного любовника. В черном крепе она выглядела старше своих лет. «Ее кожа цвета слоновой кости как будто впитала розовые и золотые тона чистого света Сассекса, — подумал Роберт. — Черты ее лица исключительно правильные: закругленный подбородок, андалузский нос, янтарные тлеющие глаза, но особенно — широкий рот. Скоро она превратится в настоящую красавицу. И почему брат ничего не сказал о ней в письме?.. Если только он не приберег ее для себя». Роберту было интересно, как Дерек мог не увлечься. Даже Мариан с ее очаровательными взглядами, обнаруживающими покровительство, поймет, что ее королевская красота в конечном счете находится под угрозой. Однажды мисс Девон расцветет. Пока же она казалась почти ребенком. Он слышал, как она застегивала свой кринолин.

— Теперь можете повернуться, мистер Клавель.

Роберт повиновался, затем попытался изобразить застенчивую улыбку: ему казалось, что Анне-Лиз несколько побаивается его брата, чего он совершенно не хотел бы по отношению к себе. С легкой досадой он рассматривал ее прекрасный силуэт.

— Я рискнул пуститься на поиски, мисс Девон, потому что хотел извиниться за мисс Лонгстрит. У нее действительно дурные манеры, но дело, вероятно, еще и в том, что она увидела в вас соперницу.

Анне-Лиз удивилась:

— Как такая красивая и роскошная женщина может беспокоиться из-за меня? И потом, как могу я думать о соперничестве с нею, если я в трауре?

— Черное очень идет вам, мисс Девон. У мисс Лонгстрит есть все основания, чтобы чувствовать себя неуверенно. — Он предложил ей руку. — Вы не хотите вернуться в дом со мной? Я бы хотел услышать из ваших уст, как провел последние месяцы после ранения брат. Я боюсь, сам он будет говорить, что с ним все в порядке, в то время как выглядит он отнюдь не блестяще. — Она взяла его под руку.

— Я могу рассказать не намного больше того, что сказал ваш брат. Я знаю только, что голова его болит гораздо сильнее, чем может показаться. Но отговаривать его от попыток не делать того, чего не позволяют ему силы, я не могу.

— Итак, — закончил Роберт, когда они спускались по поросшему густой травой склону холма, — вы его союзник даже в лоне его собственной семьи. Но уверяю, что и я забочусь о его благополучии. Я только что потерял отца и не хотел бы потерять еще и брата. Дерек писал мне, что получил серьезное ранение в голову, а его врач — что кроме этого Дерек сломал еще и ногу. Насколько серьезны эти головные боли?

— По правде говоря, я не знаю, мистер Клавель, я ведь не доктор, — уклонилась она от ответа. Если Дерек не хочет беспокоить семью, она не имеет права обмануть его надежды. — Лучше поговорите с ним сами.

— Добиться ответа от Дерека будет не проще, чем от вас, — сказал он с усмешкой, скрывавшей его раздражение. — Однако я должен упрекнуть вас, мисс Девон. Я буду помнить вас как молодую леди, умеющую крепко хранить секреты.

Она посмотрела на него с детской невинностью.

— Почему вы решили, что у меня есть секреты?

— Потому что брат писал, что вы стали его доверенным лицом… как бы это сказать… его маленькой тенью. Вообразите мое удивление, когда я увидел молодую привлекательную девушку.

Она обиженно посмотрела на него.

— Вы предполагали, что я мышь?

Он смотрел на нее изучающе и с пристрастием, что напомнило ей Дерека.

— Некоторые полагают, что дочери миссионеров должны быть излишне застенчивы.

— А теперь, увидев мой кринолин, вы переменили свое мнение?

Роберт густо покраснел.

— Весьма сожалею об этом, уверяю вас.

— Одного уверения вполне достаточно, мистер Клавель. — Она озорно улыбнулась, как недавно сделал это он. — Кринолин — это отвратительная вещь, не так ли?

Он рассмеялся.

— Отвратительная, когда вы его снимаете. Признаюсь, вы больше похожи на котенка, чем на мышь.

— О, я почти взрослая кошка рядом с мисс Лонгстрит. Вы, конечно, заметили, что это она пыталась царапаться во время обеда. Почему вы не любите ее?

Чувствуя неудобство от последнего вопроса, Роберт постарался уклониться от ответа: