438. Нидерле Л. Славянские древности. - М., 1956. С 277.

439. Гедеонов С. Варяги и Русь. Ч. 1. С. 350-355; Фаминцын А.С. Указ. соч. С. 202-203.

440. ТалисДЛ. Указ. соч. С. 99.

441. Гедеонов С. Отрывки... С. 61-63.

442. Драчук B.C. Системы знаков Северного Причерноморья. - Киев, 1975. С. 91.

443. Там же. С. 92. Ср.: Рыбаков Б.А. Знаки собственности в княжеском хозяйстве Киевской Руси X-XII вв. // СА. Т. VI. М.-Л., 1940. С. 227-257.

444. Гайдукевич В.Ф. Боспорское царство. - М.-Л., 1949. С. 56.

445. Жебелев С.А. Боспорские этюды // Из истории Боспора. - M.-Л, 1934. С. 7-8.

446. Драчук B.C. Указ. соч. С. 91.

447. Отсылки к литературе см. там же. С. 93.

448. Гедеонов С. Варяги и Русь. Ч. 2. С. XXXIV; Рапов О.М. Знаки Рюриковичей и символ сокола // СА, 1968, № 3.

449. Талис Д.Л. Указ. соч. С. 98, а также работы А.В.Гадло, указанные в недавней его публикации «Проблема Приазовской Руси как тема русской историографии». С. 14-39.

450. Каргер М.К. Указ. соч. С. 136-137; Толочко П.П. Про торговельни звязки Киева з крашами арабського сходу та В1зант1ею у VIII-X ст. // Археолопчш дослщжения стародавнього Киева. - Киев, 1976. С. 6.

451. Алексеев В.П. Происхождение народов Восточной Европы (краниологическое исследование). - М., 1969. С. 192; и возражения: Алексеева Т.И. Этногенез восточных славян по данным археологии. - М., 1973. С 256.

452. Чебоксаров Н.Н. Некоторые вопросы этнической истории Советской Прибалтики в свете новых антропологических и этнографических данных // Материалы Балтийской этнографо-антропологической экспедиции (1952 год). - М., 1954. С. 8; его же. Новые данные по этнической антропологии Советской Прибалтики // Там же. С. 25; Битов М.В., Марк К.Ю., Чебоксаров Н.Н. Этническая антропология Советской Прибалтики, - М., 1959. С. 229. Речь идет в основном о территории Роталии-Вик, то есть аланской Руси, но параллели обнаруживаются и непосредственно в Причерноморье.

453. Беневоленская ЮД. Указ. соч. С. 203

До сих пор древнерусские языческие имена являются одним из наиболее прочных аргументов в пользу норманской теории. Попытки «славянизации» этих имен, предпринимавшиеся в XIX столетии, привели, по существу, к обратному результату: искусственность славянских этимологий служила как бы доказательством правильности германистских интерпретаций. Между тем проблема эта не только не решена, но в полном объеме даже и не поставлена[454], несмотря на исключительную важность ее как для норманистов, так и для антинорманистов. Достаточно сказать, что до сих пор не было попыток выявить европейские параллели древнерусскому именослову.

Дошедшие до нас имена принадлежат социальной верхушке и могут служить источником по истории формирования господствующего класса. Большинство имен сохранили договоры руси с греками 911 и 945 гг., т. е. имеются в виду именно русские, а не варяжские имена, хотя в ряде случаев прямо указывается, что речь идет о варяго-руссах. Необходимо также считаться с тем, что имена непосредственно на этническую природу не указывают. Достаточно сказать, что наши нынешние имена в большинстве древнееврейские и греческие. Но по именам можно проследить культурные связи, преемственность эпох, поскольку у истоков они имеют вполне конкретное значение.

Необходимо также иметь и виду, что в прошлом имя имело совершенно иное значение, нежели в наше время. Даже специалисты-этнографы часто недоумевают, когда сталкиваются с народами, вообще не имеющими личных имен. Еще и в Средние века понятие «крестить» имело и значение «дать имя»[455]. Следовательно, были народы, для которых даже в это время имя не стало обязательным.

Личные имена у народов появляются лишь на определенном этапе развития, но связь их с характером социальных отношений тоже не прямолинейная.

Показательно, что в Европе чрезвычайно слабо сказалось влияние римской антропонимической традиции. Очевидно, дело в том, что развитого именослова в Риме не было. Весь набор латинских имен не насчитывал и двух десятков. Женщины практически до конца Империи не имели личных имен, сохраняя только родовые и различаясь внутри семьи порядком рождения: Майора, Терция и т. д. Замужние женщины обычно носили имя мужа, как бы обозначая принадлежность ему (Юлия, Августа). Рабам имена-клички давались по их родине, иногда по растениям и камням, что могло связываться с их верованиями. Клановые имена преобладали до недавнего времени у островных кельтов[456]. У многих народов (китайцев, курдов, ранее ирокезов и др.) имя неоднократно меняется: одно для ребенка, иное для взрослого[457]. У тувинцев и ряда других народов получение имени - торжественный акт посвящения в мужи[458].

В родовом обществе имена не нужны: каждый носит родовое имя за пределами общины, а внутри их различают по кличкам и по старшинству. По определению В.АНиконова, «личное имя - пароль, обозначающий принадлежность носителя к тому или иному кругу»[459]. Китайские имена до недавнего времени строились таким образом, что по соотношению его элементов родственники могли узнать друг друга и даже определить поколение, к которому принадлежал носитель имени[460].

Активный процесс образования имен обычно приходится на время перехода к военной демократии и классового расслоения. Имя противопоставляет личность общине. Развитый именослов обычно свидетельствует о далеко зашедшем ее разложении, об изменении самой психологии общества, когда генеалогии племени противопоставляется родословная отдельных родов и родственных групп. Развитые именословы обычно сопровождает и наклонность к удревнению личных родословных, принимающая нередко гипертрофированный характер. Примечательно, что у римлян не придавалось значения личным генеалогиям. В этом рабовладельческом государстве, выросшем из полиса, все-таки выше всего ценилась способность жертвовать личным ради общественного. Не было вымышленных личных генеалогий позднее у франков и, видимо, соседних с ними германских племен. У племен же, населявших побережье Северного и Балтийского морей, шло многовековое соревнование родословных аристократических семей. И. Хюбнер, собравший в начале XVIII в. более 1300 генеалогий, франкских королей начинает с V в., норвежских - с конца IX, шведских - с середины XII столетия. Зато легендарный Дан, с которым себя связывала датская знать, правит с 2910 по 2951 гг. от «сотворения мира» (правда, по какой-то эре, считавшей время от Рождества Христова не в 5508 или 5500, а менее чем в 4 тысячи лет). С 3629 г. (по той же хронологии) начинается генеалогия королей герулов, вандалов и венедов в Мекленбурге и Поморье, причем предполагается, что племена эти одного корня, и корня негерманского. По всей вероятности, к этой ветви принадлежали и рутены, которые «много рассказывали о своем происхождении» спутникам Оттона Ьамоергского, крестившего в начале XII в. Поморье.

Древнейшие имена обычно распадаются на два типа. Одни просто повторяют племенные или родовые наименования, другие означают какие-то воинские доблести или атрибуты власти: храбрый, смелый, быстрый, крепкий сильныи, великолепный, величественный, старейший и т. п. Обычно племена позднее пережившие разложение общинного начала, заимствуют имена у народов, ранее прошедших этот путь, прежде всего, конечно, у народов, воинская слава которых привлекала сказителей и песнотворцев. На это обстоятельство обратил внимание еще Иордан (VI в.). «Все знают и обращали внимание - заметил он, - насколько в обычае племен перенимать по большей части имена- у римлян - македонские, у греков - римские, у сарматов - германские. Готы же по преимуществу заимствуют имена гуннские»[461]. Практически у всех европейских народов, позднее переживавших стадию разложения родового строя так или иначе отразились имена их предшественников, хотя они часто переосмыслялись. Наибольшее значение для европейского именослова имели имена континентальных кельтов, иллирийцев, венетов, фракийцев, иранцев, а также особой этнической группы, определяемой как «северные иллирийцы», и которая включала более или менее значительный уральский языковой компонент Иордан, говоря о событиях IV в., приводит три имени племени росомонов (то есть одного из вероятных предков «видов» русов). Два мужских имени - Амии и Сар - сходны с именами южных народов («сар» в осетинском «голова»), Женское имя - Сунильда указывает, очевидно, на Прибалтику (Сунильда - то же что гунно-фризские Хунильда, Гунильда, часто встречающиеся на севере). Возможно, эти имена могут явиться аргументом в пользу раннего появления роксалан в Восточной Прибалтике. Смешанный характер Черняховской культуры II-IV вв. легко объясняет и перемешанность именослова.