Эти подвиги уже в силу обстоятельств, в которых они совершались, были начисто лишены честолюбивых мотивов, заботы о славе. Это не были подвиги отчаяния, продиктованные инстинктом самосохранения. Конечно, моряки боролись и за свою жизнь, которая зависит от жизни всего корабля. Но не это было главным мотивом, Люди испытывали больший риск по сравнению с другими. И делалось это ради других. Делалось обдуманно, расчетливо, с великим самообладанием, так, чтобы взять на себя основную часть опасности и снять ее с товарищей, с корабля.

Как это назовешь? Двумя словами: советский характер.

О подвигах подводников рассказывала многотиражная газета бригады «Боевой курс». Начала она выходить с 1 августа. Ее первым редактором был старший лейтенант Любович.

Октябрь начался с переселения штаба в новый ФКП, который строился с первых месяцев войны. Это были прямо-таки хоромы с наибольшим, мыслимым для жизни комфортом. Разместились мы там свободно. Комбригу полагалось целых две комнаты — кабинет и спальня.

Но отнюдь не эта малосущественная деталь сделала для всех нас октябрь памятным месяцем. Просто в этом новом помещении встречали мы радостные вести о новых победах и исполненные полынной горечью сообщения о потерях. И тех и других для одного месяца было достаточно.

Василий Николаевич Хрулев — командир «Челябин-

[262]

ского комсомольца» — немногословно и точно докладывал мне о своем походе:

— В ночь с третьего на четвертое мы ходили под дизелем. В ноль двадцать обнаружили четыре катера-тральщика в строе фронта. Погрузились, прошли под ними. Акустик Демьяненко доложил, что слышит шум винтов больших кораблей. Пошли на сближение. В ноль пятьдесят всплыли в позиционное положение. Глядим — в пятнадцати кабельтовых следует этакий солидный конвой: четыре транспорта, два сторожевика и четыре катера. Я решил атаковать головной транспорт, он примерно тысяч на восемь тонн. Легли на боевой курс. В час пятнадцать с шести кабельтовых дали залп. Ну и попали! — Хрулев не может удержаться от широкой улыбки. — Здорово! Столб воды громадный был, с дымом. Транспорт сразу тонуть начал. А мы погрузились — и в сторону берега. Фрицы нас где-то мористее искали. Ну и, понятное дело, не нашли. Вот и все.

Действительно — вот и все. Кажется, очень просто. А сколько пережито людьми и в поиске и во время атаки, какого предела достигало их нервное напряжение! Главное же — все сработано чисто, просто отлично. Лодка ничем себя не обнаружила, преследования избежала. А ведь противник сейчас отнюдь не беспечен, в отсутствии бдительности его не упрекнешь.

Всего двое суток длился боевой поход «М-119». Израсходовав обе торпеды по транспорту в две тысячи тонн водоизмещением, Колосов с победой возвратился в Полярное.

После ремонта впервые выходила в море «С-55». И снова Сушкин подтвердил, что не зря он пользуется репутацией грамотного и отважного командира.

Плавая с 30 сентября по 12 октября, лодка не встречала противника. Наконец утром 12-го акустик Белков услышал шум винтов многих кораблей. Лодка начала сближение. Видимость была плохой, но все же командир различил в перископ два транспорта, пять сторожевых кораблей и два тральщика. Лодка легла на боевой курс, до выпуска торпед оставалось всего пять минут, и тут Сушкин вдруг увидел сторожевик, стремительно идущий в сторону лодки. Он был настолько близок, что его очертания не вмещались в поле зрения перископа.

[263]

«Что это — атака или случайно совпавшее изменение курса?» — мелькнула у Сушкина мысль. Но раздумывать было некогда, и слова спасительной команды тут же сорвались с языка — лодка увеличила глубину до пятнадцати метров. Корабль прошумел винтами над головой. Никаких других звуков не послышалось, ничего не полетело с палубы корабля в воду. «Пронесло», — облегченно вздохнул командир. Теперь все его мысли были заняты завершением атаки — Сушкин не отказался от нее и курса не изменил. Все расчеты уже были сделаны, сомневаться в них командир не имел оснований. Не покидала его уверенность и в точности работы акустика. Полагаясь на гидроакустические пеленги и на свои расчеты, Сушкин дал залп из носовых аппаратов.

Через минуту и двадцать секунд глухо прозвучали взрывы — три торпеды достигли цели. Преследование длилось около часа. На лодку было сброшено сорок девять бомб, но взрывались они не слишком близко.

Как потом сообщила разведка, торпедами «С-55» один транспорт был потоплен и еще один — поврежден.

Тщательно готовилась к походу «С-101». Евгений Николаевич Трофимов собрал сигнальщиков и наблюдателей, рассказал им об обстановке на театре, об особенностях наблюдения в сумрачную осеннюю пору, посоветовал, на что следует обращать особое внимание.

Много работала перед плаванием партийная организация. Подготовиться коммунистам к походу хорошо помог инструктор политотдела капитан-лейтенант Захаров. Михаил Николаевич до недавнего времени плавал на этой лодке заместителем командира по политчасти. Он хорошо знал каждого члена экипажа. Моряки «С-101» в свою очередь хорошо знали и любили его.

На лодке перед выходом в море прошло комсомольское собрание. С помощью Захарова парторг подобрал для похода библиотечку, учитывая вкусы и запросы подводников.

Лодка покинула Полярное 18 октября. Через девять суток была отыскана добыча — два тральщика, которые, не подозревая о присутствии подводной лодки, шли не спеша, очень близко друг от друга. Трофимов решил топить оба. Приготовив носовой залп к выстрелу, он повел лодку в атаку. По каждому из тральщиков он выпустил по две торпеды. Взрывы возвестили о попадании.

[264]

Когда всплыли под перископ, поверхность моря была пустынна: вражеские корабли уже погрузились в воду.

В тот же день лодка получила приказание возвращаться в базу.

Это — события радостные. Но было в октябре и другое.

Неожиданно командующий приказал мне отправить в Карское море «К-1».

Почему именно «К-1» в Карское море? Чем была вызвана такая необходимость? Оба подводных крейсера стояли в ремонте. Правда, «К-1» была уже почти отремонтирована и ее готовность к выходу измерялась недолгим сроком. Но командир лодки — Валентин Георгиевич Стариков — с началом ремонта получил отпуск и еще не ушел вернуться. Времени же, чтобы вызвать его, не оставалось.

Почему же все-таки потребовалось направить в Карское море «катюшу»? Лучше «щуку» или хотя бы «эску».

Командующий терпеливо объяснил. Не исключена возможность набега на наши внутренние коммуникации надводных рейдеров. Поэтому признано целесообразным иметь в Карском море подводный крейсер, вооруженный солидными пушками и способный в случае необходимости вести артиллерийский бой.

Предпосылка с тактической точки зрения была несостоятельной. Если перед лодкой ставится задача по прикрытию своих коммуникаций от надводных сил, то в расчет должно приниматься лишь ее торпедное вооружение. Противник может послать для рейдерства корабль не менее чем крейсерского класса. А против такого корабля глупо даже пытаться применить артиллерию. Артиллерия нужна для самообороны при вынужденном всплытии или для удара по транспортам, не добитым торпедами. Лодка может успешно провести артиллерийский бой со сторожевыми кораблями или с небольшими миноносцами, но это чревато слишком тяжелыми последствиями — в этом нас убедил поход, из которого не вернулся Магомед Гаджиев.

И уж если так нужна «лодка с пушкой», то чем плоха, например, лодка типа «С», которых у нас сейчас хватает? Ведь на них стоит такая же «сотка», что и на «ка-

[265]

тюшах «. И наконец, как же можно посылать в боевой поход лодку без командира?

Все это я, может быть слишком взволнованно, высказал командующему. Меня поддержал присутствовавший при разговоре Виноградов. Арсений Григорьевич устало ответил: