Мурманск был нашей временной базой. В год нашего прихода на Север в Полярном началось строительство

[99]

главной базы флота. Там с утра до ночи не умолкал грохот взрывов, дробящих скалистую почву, стук топоров. Строители возводили жилые дома и служебные помещения, сооружали пирсы. Темпы работ были небывалыми.

A мы в том же высоком темпе старались освоить новый морской театр, изучить повадки Ледовитого океана. Условия учебы здесь резко отличались от привычных. Климат, с одной стороны, был неизмеримо суровее, чем на Балтике. Но с другой стороны, море здесь не замерзало круглый год. В Кронштадте боевая подготовка в море проходила с мая по октябрь, когда Финский залив был свободен ото льда. А тут мы могли плавать без каких-либо перерывов по вине природы. И мы постепенно привыкали к неспокойному морю, многобалльным штормам, густым туманам и долгой полярной ночи.

Наши «декабристы» оказались достаточно хорошо приспособленными к местным условиям. Хорошо зарекомендовали себя и эсминцы типа «Новик» — когда-то лучшие представители своего класса кораблей. «Урицкий» — бывший «Забияка» — вступил в строй еще в годы первой мировой войны и имел славное боевое и революционное прошлое. Осенью 1917 года он участвовал в Моонзундском сражении, потом, вместе с «Авророй» стоял на Неве, поддерживая Октябрьское вооруженное восстание, в марте 1918 года совершил плавание из Гельсингфорса в Кронштадт во время знаменитого Ледового похода балтийских кораблей. «Куйбышев» и «Карл Либкнехт» достраивались уже при Советской власти и вступили в строй в 1927 году.

И уж если корабли оказались вполне пригодными для постоянного плавания на Севере, то о наших чудесных людях и говорить не приходится.

В начале 1935 года к нам прибыл новый командующий — Константин Иванович Душенов. При нем строительство флотилии на Севере пошло активнее и с большим размахом. И вот осенью, перед октябрьскими праздниками, состоялось наше перебазирование в Полярное. О том, как оно прошло, стоит сказать особо.

Корабли, штаб, политотдел, семьи моряков — все перебрались к новому месту за один день. На берегу Екатерининской гавани, среди гор и скал, где когда-то ютился небольшой рыбачий поселок Александровск-на-Мурмане, нашим глазам открылся прямо-таки чудесный

[100]

город. Здесь выросли большие красивые дома. В них имелось и паровое отопление и электрический свет. Мало того, когда семьи моряков вошли в отведенные для них квартиры, то были поражены приятным сюрпризом: в комнатах были столы, стулья, диваны, шкафы, кровати с матрацами и все остальное, необходимое для житья. А на кухне, в печках, лежали дрова — оставалось лишь зажечь их. Это было типичное для нашего командующего проявление заботы о людях.

Полярное представляло собой благоустроенную базу, образцовый для северных условий военный городок. Подводники, например, получили жилье для краснофлотцев и старшин, столовую, лазарет, служебные помещения, баню, прачечную, котельную и электростанцию, которая, кстати сказать, освещала весь город. К услугам наших лодок были готовы причалы и пирсы, зарядовая станция, мастерские.

В новой базе моряки зажили еще дружнее и сплоченнее. Все здесь знали друг друга. Подводники постоянно общались с моряками эсминцев и сторожевиков. Командиры плавсостава были частыми гостями у воинов береговой обороны и у морских авиаторов. Североморцы взаимно обогащались опытом. А в свободное время командиры вместе с семьями, нередко с командующим во главе, отправлялись на лыжные прогулки.

Частенько, особенно в первый год жизни в Полярном, все дружно выходили на субботники и воскресники, заваливая землей и камнем большой овраг, на месте которого появился самый северный в стране стадион. И со всеми наравне трудился Константин Иванович Душенов — наш замечательный командующий.

Едва ли возможно переоценить вклад Душенова в становление молодого флота. Командующий появлялся всюду, где шла стройка, — в порту, у причалов, на местах будущих аэродромов и береговых батарей. Случалась где-нибудь заминка — и он своим вмешательством быстро налаживал дело. Но иногда его власти и организаторских способностей оказывалось недостаточно. Не хватало средств, дефицитных материалов, не все его планы относительно дальнейшего развития флота и сухопутной обороны Севера встречали поддержку «в верхах». И тогда Константин Иванович, не боясь навлечь на себя неприятности, ехал в столицу: просить, требовать, доби-

[101]

ваться нужных решений. Не уставая доказывать, как велико значение надежной обороны Севера, он был уверен в своей правоте и в том, что поставленные им вопросы будут решаться правильно, по-партийному.

И Душенов не ошибался в этом. Его советы, пожелания, выкладки способствовали ускорению строительства не только флота, но и сухопутной обороны и пограничных заслонов в Заполярье.

Под руководством командующего были оборудованы в различных местах стоянки для кораблей, флотские судоремонтные мастерские, различные базы и склады. Это при нем прибыла с Балтики плавучая мастерская «Красный горн», о которой уже было рассказано читателю.

Деловая строгость и жесткая требовательность Душенова органично сочетались с его демократизмом во внеслужебных отношениях с людьми, доступностью, доброжелательностью — то есть он обладал всеми теми качествами, которые по справедливости называют партийными. В ту пору ему едва исполнилось сорок. Но он уже окончательно сформировался как крупный военачальник, руководитель большого масштаба, политический деятель. Да это и было естественным для человека с таким жизненным путем, как у него.

Октябрьскую революцию он встретил двадцатидвухлетним матросом, секретарем судового комитета «Авроры». В день взятия Зимнего обеспечивал связь моряков со Смольным, потом возглавил охрану только что взятого штурмом дворца. Это было важным партийным заданием — сохранить для народа бесценные сокровища Эрмитажа. И Душенов с отрядом моряков выполнил его с честью.

В годы гражданской войны он в составе морского отряда защищал Петроград от белогвардейцев, потом сражался на кораблях Волжской военной флотилии. После войны Константин Душенов, в боях показавший свою стойкость и преданность революции, был назначен командиром и комиссаром сначала Севастопольского, а потом Бакинского порта. То было время, когда на ответственную руководящую работу выдвигались люди пусть не очень образованные, но кристально честные, способные и по-настоящему партийные. К их числу и принадлежал Душенов.

[102]

Он остро испытывал потребность в учебе. И его, человека в общем-то малограмотного, если считать число оконченных классов, послали учиться, да не куда-нибудь, а в военно-морскую академию. Понятно, что ему было невероятно трудно заниматься наравне с остальными слушателями, имевшими за плечами среднюю школу. Но Душенов с его железной настойчивостью, с чувством долга, измеряемого высшей, партийной мерой, сумел такое, что поверг многих в изумление: академию он окончил с отличием.

Потом он плавал в командных должностях на Балтике, возглавлял академию — ту самую, в которой учился, и сумел значительно улучшить ее учебно-теоретическую работу, стоял во главе штаба Черноморского флота. И там он тоже оставил после себя добрый след.

С такой подготовкой, с таким жизненным опытом Константин Иванович и пришел на Север. При нем флотилия в начале 1938 года стала флотом. А сам он стал флагманом 1 ранга. Это не убавило в нем ни неугомонности, ни простоты. Командующего можно было увидеть в гостях у мичмана и на мостике корабля в многодневном походе, на вечере художественной самодеятельности и на трибуне перед моряками или жителями Мурманска. Константин Иванович хорошо знал великую силу партийно-политической работы и считал своим долгом принимать в ней самое живое участие.

Мне хорошо запомнилось, как осенью 1936 года две лодки — «Д-1» и «Д-2» — ходили под флагом командующего в автономное плавание. Для нас это плавание было связано со специально запланированным учением. Мы заглянули тогда в Карское море через пролив Маточкин шар, посетили Русскую гавань на Новой Земле. Душенов тогда пробыл на лодках в море две недели.