Болгарской поэзии с того момента, когда она начинает осознавать себя самостоятельным национальным творчеством, а не рабским и неуклюжим подражанием, свойственны все те качества, на которые мы указывали в других литературах. Уже у Ботева мы видим сильно развитое чувство красоты, силы и выразительности ритмического слова. Мы читаем у него: … и пот от чело Кръвав се лее над камък гробен: Кръстът е забит в живо тело, Ръжсда разяда глозгани кости, Смок е засмукал живот народен. Смучат го наши и чужди гости. [… а пот кровавый с чела струится на камень хладный. К кресту прибит он, распят. И ржавый гвоздь разъедает народу кости. Народу в сердце змей впился жадно, его и наши сосут и гости.] [1524] И пляснатп с ръце па се прегърнат, И с песни хвъркнат те в небесата, — Летят и neят, дорде осъмнаш И търсят духа на Караджата. [Сплели объятья, всплеснув руками, взметнулись с песней, легки, крылаты, поют, летая под облаками, до свету ищут дух Караджаты…] [1525] Ех мой дядо, тежко време! Ралото се едвам влачи, И след него сееш семе, Пот от чело, град от очи! [«Эх, мой дед! Худое время! Соха еле волочится, И ложится в землю семя, пот с чела, град слёз ложится!··] [1526] Жертви ли иска? Иска овчарът, Гладното гърло, попът пиени, Както от тебе, народе, царът Иска за свойте гнусни хареми. [… он жертвы хочет? Пастух её хочет, несытая глотка, да поп полупьяный тоже хлопочет, и царь хлопочет обогатить свой гарем окаянный —,..] [1527] Говорить о характерности этих ритмов и звуков и об их эмоциональном воздействии, на помощь которому приходит смысл, трудно. Для понимания слова с его музыкальными особенностями необходимо как естественное чутьё, так и достаточно высокий уровень культуры. Не впадая в шаблонную звуковую интерпретацию, подобную аллегорическим толкованиям, со всей их непоэтической определённостью, можно сказать, что гласные и согласные, как и целые слоги, так удачно, хотя и неумышленно расположены, что слово само вызывает настроение и образы.
Какая тесная гармония имеется между группами кръ, гра; ръж, раз, глоз; смок, смук; кос, гос; ел, ал, с одной стороны, и предметами, о которых идёт речь, — с другой: кърв (кровь), кръстове (кресты), ръжда (ржавчина) и кости народа — это может почувствовать каждый читатель с более или менее развитым слухом и поэтическим воображением. Всё твёрдое и режущее групп кр, гр, рж, рз; все зловещее в повторении смук; все мягкое в слогах чел и тел образует видимую, хотя и таинственную параллель с изображаемыми или вызываемыми в памяти по ассоциации вещами и отношениями. То же самое в строфе о взлёте — широкое и поднимающее пле, пре, пес, бес; или протяжное и рисующее медленное движение сохи «е» («след него сееш семе») и краткое «с»; открытое «а» (иска, глад, как, цар, хар), чтобы создать иллюзию желания, почему и иска повторяется три раза; энергичное «у» в группе гнус, отражающее чувство отвращения и презрения… Но, повторяем, ничего строго определённого, ничего математически точного и действующего при всех условиях, ничего похожего на внешне усвоенные приёмы характеристики с помощью словесно-акустического материала, — ничего подобного здесь не найдёшь, искусство ассоциаций находится за порогом сознания и лишь весьма условно в некоторых своих чертах поддаётся теоретически безошибочному толкованию. Достаточно примеров этого искусства мы находим у Вазова. Вот два из них: Намусен виcне небосвода Кат мисъл черна върху нас, Мълчи умрялата природа, Сковал я зимен сън мра з[1528]. [Пасмурный навис небосвод, Как чёрная мысль над нами, Молчит уснувшая природа, Сковал её зимний сон и холод.] Ето вечерният час. Огнений заник изпраща на нас Своята сетня, приветна усмивка, Тихо природата иска почивка В сладка умора и нега и страст… Ето вечерният час. …………………………………………… Вспчко утихва мечтай. Млъкват и ветри, и песни, и лай: Само ручейката хладна ромони В мрака под тъмни нависнали клони [1529], Звездното небе безмълвно сияй: Всичко утихва, мечтай. Цяла природа почива. Млъква гората, полето заспива. Ангел невидим в надземният шир Плува и носи услада и мир, Всичко в едно се дыхание слива: Цяла природа почива. [Вот он, вечерний час. Солнце свой отблеск бросает на нас, Шлёт нам привет, покидая высоты, Ждёт вся природа желанной дремоты, В сладкой истоме ждёт неги и ласк. Вот он, вечерний час. Дремлет притихнувший край. Смолкли и ветры, и песни, и лай, Только ручей чуть журчит меж камнями, В тьме, под нависшими низко ветвями, В небе лишь звёзды — ни тучек, ни стай. Дремлет притихнувший край. Мирно уснула природа. Смолкли дубравы, поляны и воды. Ангел невидимый в звёздной дали Мир и усладу несёт для земли. Слив все дыханья, под тьмой небосвода вернуться «Антология болгарской поэзии», стр. 145. вернуться X. Ботев, Избранное, М., ГИХЛ, 1963, стр. 53. вернуться В первой редакции эти две строки звучат так: Само ручейката хладна барбочи В мраке белеят се гробните плочи. |
