В то время как толпа стремительно заполняла предназначенные ей места, «турникет» оставался пустым, зияя слева от судейского стола, как большая дыра. По залу пронеслось долгое «ах», когда дверь, скрытая в стене, наконец приоткрылась. Первым вошел один солдат муниципальной гвардии; ему было очень жарко, он отирал пот со лба и шел со скромным видом, опустив глаза, что вовсе не соответствовало его важной роли. Он уселся на кончик скамьи белой бородой, который, согнувшись в три погибели, следовал за ним, пытаясь скрыть от глаз толпы эту цепь, превратившую его в жалкого арестанта.

Скамья подсудимых быстро заполнялась. За стариком последовал негр, потом растрепанная краснощекая толстуха. Ей не сиделось на месте, она то и дело болтала с соседями, ерзала, поглядывая вправо-влево. Рядом с ней, стремясь быть незаметным, сидел молодой апаш с напомаженными волосами. Но вот появилась еще одна подсудимая, сразу приковавшая к себе все взгляды и внимание. Это была удивительно красивая молодая девушка, стройная, элегантная, несмотря на скромную одежду. Она была без шляпы, и в ее белокурых кудрявых волосах, обрамлявших лицо, были только черепаховый гребень и синяя бархатная лента.

Этой девушкой была наша бедная Раймонда, арестованная накануне в роскошном особняке Матильды де Бремонваль, Раймонда, которую ждал суд по унизительному обвинению в том, что ее якобы поймали с поличным! Девушка была очень бледна, а когда увидела перед собой эту беспощадную, ненавидящую ее толпу, ее охватило чувство безмерного стыда, страшного отчаяния, рыдания подступили ей к горлу, и глаза наполнились слезами.

Что же такого она сделала, чтобы заслужить это предельное оскорбление, из-за которого она оказалась в одном ряду с подлейшими преступниками, и, быть, может, по приятному заранее решению правосудия, ей предстояло стать той жертвой, которую Общество приносит Праву и Справедливости?

Конечно, дочь Фантомаса обладала бесстрашной душой и в свое время не дрогнула даже в самых опасных, самых зловещих обстоятельствах. Но появиться здесь, испытать позорное обвинение в воровстве — это было для нее невыносимым оскорблением, страшным ударом судьбы!

И несчастная Раймонда, которая сохраняла хладнокровие при чудовищных катастрофах, теперь трепетала, как сотрясаемый ветром листок, при одной лишь мысли о том, какой ужасный час ей предстоит пережить!

О, она дрожала не от страха перед наказанием, каким бы оно ни было, ей было безразлично, каковым будет решение суда. И свобода была ей не нужна — тюрьма ее не пугала! Свобода! На что ей она? Ах, конечно, решись она заговорить, рассказать, кто она такая и как случилось, что ее обвинили в краже драгоценностей у светской дамы, известной всем под именем Матильды де Бремонваль, а ей еще известной как любовница и сообщница Фантомаса, знаменитой леди Бельтам, — конечно, она добилась бы всяческого внимания со стороны суда! Но Раймонда решила, что ответит презрительным молчанием на все вопросы членов суда и ни при каких обстоятельствах не выдаст своего отца, а следовательно, никому не откроет, кто она такая.

Что ей, в конце концов, жизнь, честь, доброе имя? Не потеряла ли она всяческую надежду с тех пор, как убедилась — справедливо или ошибочно — в поведении тех, на чью защиту рассчитывала? Ничто теперь на этом свете не могло привлечь ее внимания!

Внезапно Раймонда широко раскрыла глаза и чуть не лишилась чувств. Она увидела среди людей, толпившихся в глубине зала, лицо, чьи знакомые, благородные черты так волновали ее когда-то и из-за которых так билось когда-то ее сердце!

— Фандор! — прошептала она. — Жером Фандор здесь!

Несчастная не хотела его видеть. Она закрыла глаза, чтобы изгнать из памяти лицо этого человека. Но внезапно ей пришлось открыть их. Хорошо знакомый голос, голос Жерома Фандора что-то прошептал ей на ухо!

Журналисту удалось пробиться сквозь толпу и приблизиться к скамье подсудимых! Не думая о том, что могут сказать или подумать, он наклонился к девушке и тихим, взволнованным голосом позвал ее. Но Раймонда вздрогнула и всем своим существом выразила протест. Глазами, полными ненависти, она в упор посмотрела на журналиста.

— Подлый, подлый человек! — молвила она сквозь стиснутые зубы, изменившись в лице. — Я вам так доверяла, а вы меня продали! Я надеялась на вас одного, а вы бросили меня!

Журналист, в свою очередь, побледнел. Он совершенно не понял яростных слов девушки и, рискуя привлечь всеобщее внимание, собрался уже ответить ей, потребовать объяснения. Но внезапно его грубо вытолкали оттуда, где он стоял, и вывели в глубину зала. Это сделал один из солдат муниципальной гвардии, схватив его за плечо.

В это же время на одну из ступенек поднялся судебный исполнитель и громко провозгласил:

— Суд идет, господа!

Все поднялись. Потом председатель суда снял головной убор, и заседание суда началось.

Сперва раздавался только смутный, неразборчивый шум; судебный исполнитель расхаживая взад-вперед среди публики, являясь как бы связующим звеном между залом и членами Суда; затем он подвел нескольких человек к судейскому столу и председатель очень торопливо, с равнодушным видом произнес решение суда, которое он, в заботах об истине и правосудии, откладывал целую неделю. Затем перешли к перечислению предстоящих дел. Наконец, назвали имена обвиняемых, присутствующих в зале суда. И тотчас же судья без приличествующих случаю вступительных слов, обратив вопрошающий взгляд на сгорбленного старика с длинной белой бородой, спросил, что привело его на эту позорную скамью. Это печальное и постыдное дело было рассмотрено чрезвычайно быстро: речь шла о посягательстве на невинность, совершенном этим человеком, который до сих пор вел приличную, безупречную жизнь. Старик лил обильные слезы и чуть было не лишился чувств, когда его приговорили к восемнадцати месяцам тюрьмы без права обжалования.

Стража увела его почти что в обморочном состоянии.

Зал развеселился, когда начался допрос негра, обвиняемого в том, что не хотел платить за комнату в меблирашках под тем предлогом, что однажды ночью, когда он вернулся очень поздно, хозяин его не впустил, утверждая, будто он так пьян, что не сумеет подняться по лестнице. Поскольку негр задал хозяину трепку, он получил две недели тюремного заключения, чем, видимо, остался вполне доволен.

Затем председатель вступил в долгий и нудный спор с болтливой толстухой, торговкой вразнос, которую обвиняли в том, что она отказалась уйти с облюбованного места, как ей велели полицейские, да еще, как водится, обозвала их суками и шлюхами.

После этого наступила очередь Раймонды. Председатель подал знак, и девушка, выпрямившись, поднялась с позорной скамьи, бледная, как смерть. Судебный исполнитель пробежал глазами свои бумаги, заволновался и объявил пронзительным голосом:

— Дело о краже на улице Лоран-Пиша… Соблюдать тишину, господа! Свидетели явились? Господа Руллош, Жермен Дюваль, девица Огюста, госпожа де Бремонваль, бригадир Массон!..

В зале возникла суматоха, свидетели по очереди подходили к судебному исполнителю, и он, отметив их отсылал прочь. Г-жа де Бремонваль не явилась. Председатель суда с иронической усмешкой передал своим помощникам надушенную записочку, в которой эта знатная дама, под предлогом внезапной болезни, сообщала о невозможности присутствовать на заседании суда.

Меж тем Фандор, смешавшись с толпой, дал волю своему удивлению. Он подтолкнул локтем Жюва, стоящего с ним рядом.

— Жюв, — сказал он, — вы узнали, кто они такие?

Жюв кивнул.

— Конечно, — ответил он шепотом, — этот Руллош никто иной, как таинственный Фонарь, имени которого мы до сих пор не знали… Дюваль и Огюста, по-видимому, слуги этой госпожи де Бремонваль. Что касается бригадира Массона — нам ли его не знать!

— Жюв, — сказал опять Фандор, указывая на противоположный конец зала, где стоял какой-то человек, явившийся, видимо, поглазеть на процесс. — Жюв, никак это Глазок? Закадычный приятель Фонаря?