Литмир - Электронная Библиотека
A
A

Так нужно ли было все это?

С того дня Алиса задавала себе этот вопрос тысячи раз, но так и не нашла ответа. Ей едва удалось пережить смерть ребенка, к которому она относилась, как к своему сыну, а теперь предстояло понять, как жить с женщиной, чья болезнь прогрессировала день ото дня. Да что там говорить, если Анна, возьми она ее на похороны Дэвида, вряд ли поняла бы, что у нее был внук.

Алиса немало времени потратила на то, чтобы подумать о своей многострадальной жизни. Когда же звон последнего удара колокола растворился в тишине, она вдруг почувствовала, что поняла главное: каким бы ни был ответ, все равно ничего не изменится.

8

— Хочешь сходить на могилку, попрощаться в последний раз?

Алиса собиралась сделать это на обратном пути из Банкрофт-холла, но колокола, возвестившие о начале вечерни, напомнили ей, что на то, чтобы отдать хозяйке поместья новое платье, у нее и так ушло больше времени, чем она рассчитывала. Поэтому Алиса не стала сворачивать с дороги до Холл-энд-коттеджа.

— Нет, — покачав головой, сказала Алиса. — Вы и так почти все воскресенье на нас потратили. Я соберу мать, и мы скоро уйдем.

— Вам придется идти по полю, которого вы не знаете. Да еще ночью! — В голосе Иосифа звучал упрек. — Думаю, ты и сама понимаешь, насколько это опасно. Далеко ли ты уйдешь, если Анна не выдержит и тебе придется нести ее на себе? Уверен, что не намного дальше, чем вы отошли от дома сегодня утром.

Честно говоря, Алисе нечего было ответить. Но все равно она не имела права допустить, чтобы угрозы тех женщин воплотились в жизнь. Они ведь обещали не только опорочить имя Иосифа Ричардсона, но и добиться его изгнания из города.

— Твоя мать и днем-то выйти на улицу не может, а ты собралась ее на ночь глядя куда-то вести…

— Я знаю! — в отчаянии воскликнула Алиса, и ее пальцы, спрятанные в складках шали, сжались. — Да, моя мать ужасно слаба, но разве вы не видите, что…

— Я вижу больше, чем ты думаешь, — решительно оборвал ее Иосиф. — Ты, наверное, думаешь, что я не понимаю, почему тебе не терпится уйти из Холл-энда? Алиса, ты действительно боишься, что люди могут подумать что-то непристойное?

Этот этап уже пройден. Люди не думают, они говорят, причем говорят громко! Алиса, не выдержав, отвела взгляд.

— Неужели ты считаешь, что я могу пустить к себе в дом женщину только для того, чтобы затащить ее в постель? — продолжал Иосиф.

— Нет! — Она подняла наполнившиеся слезами фиалковые глаза, которые до сих пор намеренно прятала, и встретила внимательный открытый взгляд. — Иосиф, я бы никогда такого не подумала, но другие…

Она не успела закончить, потому что Иосиф, по лицу которого было видно, что он не нуждался в этих объяснениях, перебил ее:

— Но другие так говорят, да?

Отрицать, что он ошибается, было бессмысленно.

Несколько мгновений Алиса всматривалась в спокойные добрые глаза, но вынести немого вопроса, который застыл в них, она была не в силах, поэтому отвернулась.

— Думаешь, я не знал? — раздался за спиной Алисы мягкий голос. — Думаешь, вы с Анной провели бы под моей крышей больше часа, если бы я считал тебя ведьмой, как называют тебя эти вороны? В том письме от Илии, которое ты передала мне, было подробно написано о том, что с вами произошло. Я также знаю, что мальчик этот был сыном твоей сестры. Брат очень хорошо о тебе отзывался, но только я готов отозваться о тебе еще лучше: любой мужчина был бы счастлив иметь такую дочь, как ты, Алиса… Вот почему Иосиф Ричардсон позволил вам остаться в его доме. И ты, и Анна — вы обе можете жить у меня столько, сколько захотите.

Алиса ничего не ответила, поскольку чувствовала, что, если сейчас заговорит, уже не сможет сдерживаться и зарыдает.

Значит, он не ошибся в своих предположениях! Иосиф смотрел на девушку, которая стала для него почти родной, видел, как она втянула голову в плечи, словно хотела сжаться в комок. По городу уже ходили слухи… но с чем пришлось столкнуться этой хрупкой девочке? Какие грехи ей приписывают?

Когда он снова заговорил, от не нашедшей выхода злости его слова прозвучали несколько грубо:

— Я заварил чай, пей.

Сняв с деревянного крючка куртку, он добавил:

— Я выйду на пару минут, а ты пока присмотри за Анной. И не забудь, что я сказал: вы можете оставаться у меня столько, сколько захотите.

Ну вот и все. Алиса еще раз обвела взглядом комнату, которую убирала. Нигде не осталось ни соринки, все блестело чистотой. Холл-энд-коттедж стал для них приютом; здесь и к ней, и к матери относились очень хорошо, но все равно это был чужой дом, дом Иосифа Ричардсона, в котором он и останется. А им нужно покинуть его.

В тот день они проснулись раньше обычного. Алиса испугалась, что растревоженная мать своими криками разбудит Иосифа, поэтому побыстрее собрала ее и повела вниз по узкой лестнице, намереваясь уйти из дома, пока не проснулся Иосиф.

Но оказалось, что хозяин уже не спит. Иосиф сидел в гостиной у камина и подбрасывал уголь в огонь. Он ничего не сказал, когда Алиса пошла обратно наверх, чтобы снести кое-какие пожитки, завернутые в шаль, и молча принес со двора еще одно ведро угля. Потом он снова вышел, чтобы помыть руки у колонки.

Она попыталась поблагодарить его за все, что он для них сделал, но Иосиф не стал ее слушать и сказал, что, прежде чем идти, им с матерью нужно позавтракать и дождаться, пока рассветет. После этого, не проронив больше ни слова, он ушел на работу.

— Смотри не забудь, Томас, скажи Илии, что первого мая мы все едем на пикник… Не хочу, чтоб мы ехали на разных телегах…

Анна сидела за столом и укладывала несуществующие бутерброды в невидимую корзину.

— Tea, доченька, будь аккуратнее. Мы еще из дому не вышли, а ты сейчас вымажешь свое чудесное новое платье.

Снова Теа!.. У Алисы заныло сердце. Она когда-нибудь вспомнит про Алису? Неужели мать не знает, что в их семье было две девочки? Но к чему спрашивать? Последние месяцы доказали, что мать с ее измученным рассудком напрочь забыла, что у нее есть еще одна дочь, старшая.

Решив не думать о грустном, она бросилась к матери, чтобы помочь ей выйти из-за стола, и в этот момент в дверь громко постучали.

Марлоу Банкрофт лежал в горячей мыльной воде, положив голову на край белоснежной фарфоровой ванны. Затем он поднял ноги и, свесив их с закругленных бортов, услышал, как вода закапала на деревянные половицы.

Черт возьми, он был уверен! Он не сомневался ни секунды, что у него была самая сильная карта. Только поэтому он увеличил ставку до пяти тысяч.

Не открывая глаз, Марлоу произнес вслух:

— Боже всемогущий! Пять тысяч… Пять тысяч фунтов! Зачем я это сделал?

«Ты уверен… уверен, что хочешь занять такую большую сумму?»

Где-то в глубине сознания, еще не прояснившегося от бренди, всплыли слова Каина Линделла.

Был ли он уверен? Марлоу смотрел в одну точку на потолке. Да он был настолько уверен, что подписал бы любую долговую расписку. Да что там расписку — он бы душу заложил!

Три дамы и валет. Ни у кого за столом не было таких карт. Он вспомнил, как в тот момент в его жилах забурлила кровь. Эго был шанс разом решить все свои денежные проблемы, заплатить по векселям, вернуть деньги Линделлу и навсегда забыть об этих чертовых долговых расписках. Марлоу повышал ставки до тех пор, пока из игры не вышли все противники, кроме одного. Кто-то не имел на руках достойных карт, кого-то испугали столь высокие ставки, но он, Марлоу Банкрофт, чувствовал, что оседлал фортуну, и теперь беспощадно гнал ее к финишу… Однако его противник не сдавался.

Три дамы и валет. Клубы пара, поднимающиеся к потолку, напомнили ему сигарный дым, заполнивший игорный зал отеля «Георг».

Небрежным жестом Марлоу бросил карты на обитый зеленым сукном стол и насмешливо улыбнулся тому, кто сидел напротив него; но улыбка сошла с его лица, когда он увидел карты противника, выложенные таким же небрежным жестом.

16
{"b":"176056","o":1}