Золотые лучи багрового закатного солнца, которые проникали в комнату через небольшое квадратное окно, выхватили из темноты голубые огоньки, сверкнувшие в глазах Tea.

— Не можешь! Не можешь или не хочешь? — не сдерживая раздражения, крикнула она. — А, я понимаю, почему ты отказываешься… Тебе ведь, в отличие от меня, не повезло! Значит, я не имею права на счастье? Так ведь? Ну конечно, ты просто завидуешь, ты всегда завидовала мне, признайся, Алиса. Это все зависть!

Завидовала ли она сестре? У Алисы неприятно сжалось сердце, когда она поняла, что в этом обвинении есть доля правды. Да, все ее детство — это ревность, зависть и порою печаль. Нет, причиной этой зависти были не золотистые кудри и хорошенькое личико. И даже не новые платья с чудесными лентами и бантами, которые постоянно шила мать для младшей дочери. С этим она научилась как-то справляться. Ее печаль была вызвана тем, что ей не хватало любви, той любви, которую в избытке получала Tea. Да, все дело было именно в той особенной материнской любви, которой мать одаривала младшую из сестер и в которой Алиса так нуждалась. Она мечтала о ней, утирая слезы, долгими ночами и просила о ней днем, взывая к небесам. Но приходил вечер, и не Алису, a Tea сажала на колени мать, гладила по голове и нежно целовала на ночь. Именно это было причиной ревности, только вот…

— Признайся! — Злой выкрик снова прорезал тишину. — Признайся в этом, Алиса, выпусти на свободу демона, который гложет тебя!

Резкий, как холодный осенний ветер, рвущий с деревьев последние листья, этот крик развеял тень сомнения, и Алиса впервые в жизни открыто столкнулась с тем, о чем всегда догадывалась, но все же боялась признать: для Tea важна лишь сама Tea, и так будет всегда; кроме себя самой, ее в этом мире не интересует никто; для сестры имеет значение лишь личная выгода.

— Выпусти на свободу демона… — задумчиво повторила Алиса. В ее душе вихрем закружились чувства, но она не подала виду и спокойно посмотрела на сестру. Симпатичное личико Tea исказила гримаса недовольства и раздражения. В детстве, а точнее, до этого самого вечера такое выражение на лице сестры всегда заставляло Алису идти на попятную, уступать дорогу Tea, но на этот раз все было иначе. Tea должна сама расхлебывать кашу, которую заварила, а также отвечать за свои поступки и принятые решения. — Выпусти на свободу демона, — снова произнесла она. — Именно это ты всегда и делала. Вспомни, как ты поступила год назад…

— Неправда, меня заставили…

— Нет. — Алиса упрямо покачала головой. — Может быть, мать и поверила твоему рассказу, но я — нет. Тогда ты повела себя точно так же, как и всегда. Добилась, чтобы исполнились твои желания, и выпустила на свободу демона, который сидит в тебе, демона себялюбия. Только ты забыла, что этому демону нужно платить. И тогда, и сейчас ты знала, на что идешь. Ты всегда точно знаешь, чего хочешь и чего это будет стоить тебе, Tea. Ты всегда знаешь, как добиться того, чтобы все было по-твоему… Только на этот раз у тебя ничего не выйдет. Ты нагрешила, и тебе жить с этим грехом.

В противоположном углу комнаты блеснули яркие рыжие волосы, озаренные пламенным закатом, отчего над головой Tea как будто образовался огненный ореол. Это напомнило Алисе портреты святых, которые им с Tea в детстве показывали в воскресной школе. У всех этих праведных мужчин и женщин над головами были изображены золотые нимбы.

На какой-то миг Алиса словно перенеслась в маленькую комнату в доме приходского священника при церкви Святого Лаврентия, где она всматривалась широко раскрытыми глазами в портреты людей, которых называли святыми апостолами, святой Анной и дочерью ее, Пречистой Девой, матерью Иисуса Христа. Их спокойные ясные лица притягивали, завораживали.

— Мне бы стоило догадаться, что ты откажешь…

Tea тряхнула огненной гривой — и по темной комнате, казалось, разлетелись тысячи пылающих искорок. Брошенный сестрой упрек вывел Алису из задумчивости и, вернув к действительности, заставил снова внимательно посмотреть на Tea. Нет, на лице сестры не было святого смирения, ее тонкие черты не тронула добрая и нежная улыбка. Сейчас на лице Tea застыло выражение, которое с самого раннего детства искажало его, когда она была с чем-то не согласна. Потом лицо так же быстро разгладилось.

Но Алиса видела столь быструю смену настроений довольно часто и знала, что за этим обязательно последует какая-нибудь очередная уловка сестры. Уговоры наверняка не закончатся: Tea будет настаивать до тех пор, пока все не станет в точности так, как она задумала, ибо не в ее привычках сдаваться.

В противоположном от Алисы углу комнатушки загорелись веселые огоньки, похожие на светлячков, — это опускающееся за горизонт солнце напоследок осветило голову сестры прощальным лучом. Теперь, когда с лица Tea исчезла раздраженная мина, когда разгладились недовольные складки вокруг красивого рта, Алиса снова подумала о портретах святых. Да, ее сестра красива, но, как говорится, внешность обманчива…

Алисе пришлось сделать над собой усилие, чтобы отбросить эту мысль, но на душе отчего-то стало грустно, сердце сжалось от нахлынувшей жалости. Почему? Она попыталась понять, что могло вызвать это чувство. Ведь ее сестра Tea, такая целеустремленная и красивая, явно не нуждалась в чьей-либо жалости.

— Мне бы стоило догадаться… — Светлячки всполошились, когда Tea слегка качнула головой. — Мне бы стоило догадаться, что ты скажешь… Но несмотря на то что ты так поступаешь только из чувства ревности, несмотря на то что тебе хочется видеть, как моя жизнь пойдет прахом и я по-прежнему буду жить в этой вечной нищете и убогости, в которой человек превращается в скотину, я все-таки понимаю, что… ты права. Будет лучше, если я сама выпутаюсь из этой ситуации.

Опустив руку в выдвинутый ящик комода, Tea посмотрела на старшую сестру, которой всегда умела управлять. У Алисы были такие же волосы, может, немного темнее. Тот же золотой блеск тяжелых упругих прядей, вечно завязанных на затылке; полностью открытое лицо — правда, не такое миловидное, как у нее, но все же обладающее определенной притягательностью. Однако по-настоящему красивыми были глаза Алисы — печальные, цвета зимней фиалки, они могли заставить трепетать сердце любого мужчины, если бы она попыталась пустить их в дело. Но Алиса не пыталась. У старшей сестры не было привычки уходить из дому при каждом удобном случае, да и она, Tea, никогда не подталкивала ее к этому. То, что Алиса всегда была дома, вполне устраивало Tea. Если занимаешься зарабатыванием на жизнь для семьи, у тебя не должны быть связаны руки; более того, такое положение вещей давало Tea ту свободу, которой она могла пользоваться в полной мере.

Благодаря сгущающимся сумеркам напряжение, с которым сжались губы Tea, осталось незамеченным. Свобода! Именно ее она ставила превыше всего. Вырваться из вечной нищеты, когда денег хватает только на самое необходимое, оставить в прошлом дым и грязь Дарластона… не думать больше о новых обстоятельствах, которые с недавнего времени стали угрожать ей, — вот что такое свобода! Ее рука задержалась на краю открытого ящика. Решительный вдох. Нет, она не намерена заковывать себя в кандалы. Никогда!

Алиса смотрит на нее… точнее, она не сводит с нее глаз. Про себя Tea рассмеялась. Сестра, которую она всегда с легкостью заставляла поступать так, как это было выгодно ей самой, и на этот раз сослужит свою службу.

— Tea!

Взволнованный возглас лишь убедил младшую сестру в том, что она не ошиблась. Алиса выполнит то, что от нее требуется.

— Tea, что ты задумала? — с тревогой в голосе спросила Алиса.

Достав из ящика комода завернутый в простыню сверток, Tea посмотрела на сестру, и на ее губах заиграла усмешка. Битва, похоже, почти выиграна!

Пряча улыбку, Tea с напускной печалью покачала головой.

— Задумала? — эхом отозвалась она, глядя на Алису горящими глазами. — Я расскажу, что я собираюсь делать. Я поступлю именно так, как советуешь ты. Сама решу свои проблемы.