«Над сердцем, над комочком снега…» Над сердцем, над комочком снега, Опять склоняется весна, Блаженной слабостью и негой, Как облаком, окружена. И запах вянущих фиалок Летит в просторы площадей, Кружатся стаи звонких галок, Поют кресты монастырей. А там, — на ослике мохнатом, Лишь детям зримый и цветам, — Вступает Он… И ткань заката, Как риза, падает к ногам. И мальчик тянется погладить Седого ослика слегка, И молятся, столпившись сзади, Сияющие облака. IV «Когда свежа ночная мгла…» Когда свежа ночная мгла, Когда предметы тускло-белы И света лунного игла Земли пронизывает тело, И море черное лежит Все в фосфорическом сияньи. Мне кто-то на ухо твердит: — «Спеши на первое свиданье И, жди среди пустынных скал, Под неба матовым опалом, Чтоб свет Отцовский воссиял Над темным Матери началом». «Я тебя никогда не встречала…» Я тебя никогда не встречала, Я не знаю — ты был или есть; Знаю только: сдвигаешь ты скалы, Мысли тайные можешь прочесть. За меня, за мое воскресенье Ты положишь и душу и плоть. Знаю, любишь меня, как мученье, Что святым посылает Господь. Мой последний оплот и ограда, Рвусь к тебе, врачевателю ран. Бесноватую Иродиаду Ты один исцелишь, Иоанн. Валерию Брюсову («Тисненый черный переплет…») Тисненый черный переплет, Как снег, прохладные страницы: Откроешь, — медленно плывет Стихов застывших вереница. О, холод сладострастных строк, Незабываемый вовеки! О, страшный прошлого урок! О, мертвые моря и реки! Закрою пальцами лицо, А книги закопаю в землю. Уйди, уйди! Твое кольцо, Твое наследье не приемлю. И слова радостного «брат» Тебе не вымолвлю при встрече. Мне руки жжет бесовский клад, Пред гробом вспыхнувшие свечи. Вернись в великолепный склеп, Забытый Богом и святыми. Пусть сад мой мал, пусть взгляд мой слеп, Но я живу, но я с живыми. «Нет ничего страшней мечты…»
Нет ничего страшней мечты. Мечтатели владеют миром. Мечтатели и я, и ты Опьянены вином эфира. Все, все возможно! Нет преград Для просыпающейся воли И те, кто верят и хотят, Земную переменят долю. В последний час, из этой тьмы Не наше ли взовьется пламя? Но пусть владеем миром мы, — Мечты, мечты владеют нами. «Медлительный припоминаю сон…» Медлительный припоминаю сон, Отодвигая хладные покровы, И над собой неведомый закон Рожденья пламенного слова Сквозь долгое земное забытье. И вот — простор возникнувшего мира, Где все совсем чужое, не твое, Где для тебя закрыты двери пира, Где ничего отныне не поймешь. Лишь с плачем вспомнишь: что-то в сердце билось И грудь прожгло, как раскаленный нож, И отлетело, отделилось, Оставив в теле: слабость, жажду, дрожь… О, ледяное утро пробужденья, Когда ломаешь руки и зовешь Как молния сверкнувшее виденье! «Июльских дней знакомо всем молчанье…» Июльских дней знакомо всем молчанье И в полдень спят ленивые моря. Пески горят оранжевым сияньем, — В твоих глазах отсветы янтаря. Ты, как песок, стихи пересыпаешь, Над раскаленным камнем ворожишь. И длится годы, как любовь слепая, Над морем опрокинутая тишь. И руки жжет любовное дыханье Навеки упокоенных пустынь, — Как будто ныне кончены скитанья И скошена со всех степей полынь. «Мне просто хорошо. Мне ничего не надо…» Мне просто хорошо. Мне ничего не надо. Я здесь лежу одна средь листьев и цветов. Жизнь медленно ползет в траве высокой сада Меж пышных лопухов и выгнутых стволов. Там вдалеке, как перья странной птицы, Качают пальмы темные листы; И прячут горы сумрачные лица В ползучие и жидкие кусты. Над городом, над морем, над горами Ни облака, ни тучи грозовой; Лишь летний полдень с острыми глазами Проносится над самой головой Да жар спускается, да от земли нагретой Исходит ровный, крепкий аромат, Да на лицо, через деревьев сети Загар кладет свой золотистый плат. |
