На двенадцатом километре автобана Тумпстаун – Сарти уже стоял в ожидании личный бронированный автобус г. шерифа. Эта машина обладает массой явных и скрытых достоинств: потрясающей скоростью и маневренностью при значительном весе и вместительности, а уж чего там только не напихано внутри!
В автобусе сидел Маэда и мрачно пил кофе. Рядом с ним сидя спал Сыма Гэн-цзянь – достойный сын своего отца, носитель прозвища «господин Кэ-и», что значит «можно», «ничего» и даже отчасти «ладно». («Кэ-и», – так он еще год назад любил отвечать на всякие вопросы. «Что вы скажете насчет биллиарда и девочек?» – «Кэ-и»; «С вас сто долларов за разбитый сервиз». – «Кэ-и». – И так далее.) Маэда, по обыкновению, был обнажен до пояса, если не считать кирасы тонкой работы с золотой отделкой, точно повторяющей все изгибы груди достойного Тодзио. Он кивнул мне, я внес Лиззи и уложил ее на полку, каковых в автобусе было предусмотрено четыре, на манер вагонного купе. После чего запер «сааб» (завтра г. Дройт обещал перегнать машину в гараж) и залез в кабину автобуса. Маэда уже сидел за рулем.
– Трогайте, сэр, – я открыл пиво. Маэда включил мотор и автобус плавно тронулся. Раздался грохот: от легкого толчка свалился с ящика со взрывчаткой господин Кэ-и и уронил свой любимый меч. Он вскочил, протирая глаза, увидел меня и заулыбался.
– Спи! – разрешил я и стал пить пиво.
8
Солнышко неторопливо выбралось из-за горизонта и полезло вверх, в чистое, прозрачно-голубое небо, дабы занять там позицию для прогревания лежащего внизу и достаточного во всем мира. Слабый полуветерок задевал степную выгоревшую травку, ерошил ее слегка, то утихая ненадолго, то возобновляя свое движение. Прохлады ветерок не нес. Солнце поспешало вверх, и от этого становилось ощутимо жарко. Впрочем, когда у нас было холодно?..
Вместе с капитаном Дакстером я сидел за алюминиевым столом под тентом у его домика и пил утренний кофе.
За ночь непрерывной езды по автобану наш броневик достиг последней заставы на границе с Сарти: рано утром мы спешились в расположении подразделения капитана Дакстера. Маэда оторвался от руля, вышел и сломал пару трофейных сартиевских кирпичей, чтобы разогнать кровь в затекших кистях, после чего все пошли к пограничникам хоть немного вздремнуть в нормальных условиях: через пару часов был назначен прорыв на территорию сопредельного государства.
– Какое хорошее утро… – размыслительно заметил Дакстер, включая магнитофон. – Так и хочется перейти границу… – Он поднес ко рту чашечку с кофе, мечтательно глядя в небо. – Вы посмотрите, сэр, какое сегодня чистое небо!
Я посмотрел туда, куда так нежно вглядывался этот громила с авторитетной челюстью, и увидел косяк сверхзвуковых истребителей, стремительно пронесшихся вдоль границы куда-то на восток. Истребители были наши. Потом я опустил взор и направил его в степь.
Там, метрах в двухстах стояли кучно, пушками к нам, пять «тигров», перед ними горел грандиозный костер, и невероятно одетые люди, на головах которых красовались ночные горшки без ручек, жарили в пламени этого адского огня свое утреннее мясо. Потом, под одобрительный рев, из-за танков появился еще один тип, обнаженный по пояс, но в неизменной каске, державший над головой деревянный бочонок. Рука капитана непроизвольно потянулась к прислоненной к столу автоматической винтовке.
– Ну что вы, право, – заметил я, – там же пиво. Пусть себе попьют пива. Оно у них, наверное, ужасное на вкус.
– Да, как моча, – подтвердил Дакстер, оставив намерение прострелить бочку. – Их пиво, черт возьми, совсем как лошадиная моча.
И мы налили себе еще по чашечке кофе.
– Кстати, капитан, как вы думаете, к ним не подъедет подкрепление размером, скажем, в танковый полк? Не было бы много возни…
– И что с того? – невозмутимо ответствовал Дакстер, прикуривая от изящной французской зажигалки в виде голой женщины. – Пусть их приедет хоть два полка и все на танках. Мы славно разомнемся.
Убедившись в высоте боевого духа командира пограничников, я тоже закурил и пошел за домик, где, сокрытый от глаз сопредельных держав, стоял наш автобус. Перед автобусом прыгали господин Маэда и господин Кэ-и. Они упражнялись в рубке на мечах. Клинки блистали, со свистом разрезая воздух.
Я облокотился на автобус, выкрашенный в пакостный маскировочный цвет. Стороннему наблюдателю могло показаться, что эта развалюха не выдержит даже переключения коробки скоростей, однако, внешнее впечатление было обманчивым: под невзрачным покровом гадостного цвета крылась изрядная броня и масса хитрой электроники.
– А кстати, – заметил мне господин Кэ-и между двумя выпадами, – в Сарти расплачиваются исключительно металлическими деньгами. Могут возникнуть трудности.
– Знаю. Придется потерпеть, – ответил я, стряхивая пепел.
Мимо меня пролетел господин Маэда, стукнулся о домик, отскочил от него с легкостью каучуковой игрушки, застыл в сложной стойке с занесенным мечом, после чего сделал страшное лицо господину Кэ-и и поклонился. Из автобуса вышла джинсовая Лиззи, перекатывая на ладони три металлических сверкающих шара.
– Доброе утро, милый. Ты уже пил кофе? – спросила она меня.
– Спасибо, дорогая.
– Тогда подержи. – Лиззи передала мне свои шарики, встала на руки и пошла куда-то мимо господина Маэда и господина Кэ-и, которые, оставив мечи, тузили друг друга руками.
Тут меня тронули за плечо, я повернулся и увидел перед собой мускулистую рожу сержанта Джеральда Скотта. Голубые глаза сержанта сияли в предвкушении атаки.
– Сэр, – сказал Скотт, деликатно вставляя дымящуюся сигарету за ухо, торчащее как лопух на его бритой голове. – Сэр, личный состав готов. Капитан Дакстер пошел к танкистам.
Это означало, что момент для прорыва настал. Я бросил сигару и затолкал ее ногой в песок, махнул рукой Маэда и Сыма, свистнул удаляющейся на руках куда-то прочь Лиззи и полез в броневик.
Позади других домиков группировались повзводно десантники: загорелые парни в пятнистой форме, почему-то все светловолосые (или Льяно их таких специально подбирает?), с разным автоматическим оружием и с сигаретами в зубах. Они выглядывали из-за домиков, пялились на сборище ворогов у костра и щелкали затворами.
– Милый, где мои тени для век? – спросила меня Лиззи. Я указал молча на рюкзак с надписью «Люфт», и Лиззи принялась в нем рыться как барсук в норе.
Тем временем происходило следующее.
От лагеря тумпстаунских пограничников прогулочной походкой отделился капитан Дакстер в сопровождении сержанта Скотта и пятерых десантников. В руке Дакстера была открытая банка с пивом. В лошадиных зубах дымилась сигарета «Лаки страйк». Сержант Скотт также был с пивом, только сигарета дымилась у него за ухом. Десантники следовали за ними, с отсутствующим видом ковыряя штатными ароматизированными зубочистками в зубах.
Когда эта процессия оказалась напротив костра (мясо уже изжарилось, и хранители вражеских рубежей его с аппетитом пожирали), Дакстер остановился и поглядел на поглощающих мясо. Те, не прерывая своего занятия, мельком глянули на него. Обе группы разделяло метров пятнадцать-двадцать.
– Послушайте-ка, сержант, – громогласно обратился капитан Дакстер к сержанту Скотту, отхлебывавшему пиво из банки. – Чем это тут так противно воняет?
Сержант перестал пить пиво и во всеуслышание принюхался. Потом сморщил толстый нос и отвечал:
– Действительно, сэр, несет так, будто жидко оправился табун лошадей. У лошадей очень вонючая моча, сэр, – пояснил он.
Поглощение мяса у костра прекратилось.
– А это кто? – спросил тем временем капитан, указывая направление сигаретой. – Кто это вон там, рядом с грудой ржавого металлолома?
– Где, сэр? – спросил сержант, вглядываясь в солдат противника словно в пустое место.
– Да вот же, неужели вы не видите? – Сержант бросил в сторону Сарти сигарету, но она не долетела метров семи и упала на песок. Сидевшие у костра воинственно вскочили, гремя «стэнами» и роняя магазины и прочее свое молодецкое вооружение.