– Ну, и что теперь? – поинтересовалась Лиззи, когда я осадил машину, вспугнув голубей, и сдул с пиджака крошки.

– Как и повелело высокое начальство. Сейчас приедет Джилли, и мы поедем брать Патрика. Слышала про такого? – я откупорил первое пиво.

– Не-а. А кто это?

– Хозяин фешенебельного рахиминистического кабака. «У гиппопотама» называется. Нехороший человек.

– А, это у них что-то вроде штаба? Ну-ну.

– Вот и я говорю. Смешно да и только. Центр активной рахиминистической деятельности.

Лиззи допила «Гук» и бросила соломинку на брусчатку.

– Я тебя люблю, – сообщила она, достав помаду.

– Как, опять? Спасибо, дорогая. Хочешь сушку? – спросил я. Между нами самое что ни на есть взаимопонимание! Приятно уху и глазу. Может, нам и правда пожениться?..

Тут из подъезда управления полиции вышло десять молодых людей в одинаковых серых пиджаках и с гвоздичками в петлицах, а за ними – Джилли. Подъехал двухэтажный автобус и наша теплая компания отбыла по Патрикову душу.

Поплутав немного по кривым и многолюдным улицам Чайна-тауна, мы наконец остановились. Молодые люди в пиджаках щелкнули затворами, проверили передатчики и по одному стали покидать автобус. Они быстро смешались с пестрой толпой, исчезли с глаз долой, и нам с Джилли и Лиззи оставалось лишь слушать равнодушное шуршание рации.

А за углом, на Даун-авеню, царило буйное веселье. Там кипел рынок. Масса черных голов. Масса белых зубов. Масса иероглифических надписей: вывески, афиши, картонки, просто бумажки с цифрами. Фонарики, крики, реклама через мегафон. Торгуются китайцы от души и очень громко: шум, гам, тарарам. И кругом – лавки, лавки, лавки, лотки, лоточки, рогожки, на которых что-то разложено. Каждый делает маленький, но свой бизнес. Двухэтажные дома: в первом этаже – лавка, чайная, биллиардная и черт его знает, что еще; во втором этаже – приватная жизнь хозяев и все такое. Посреди этого великолепия высится кабак «У гиппопотама»: здание каменное, основательное, европейской конструкции, хотя крыша и с загнутыми краями. Похоже на ворота Цяньмэнь в Ханбалыке, ну разве – слегка пониже. Капитальный кабак, одним словом. Приятно, должно быть, в него зайти и спросить свежего циндаоского пива. Непременно чтоб с раками.

– Шеф, Патрик в кабаке, шеф, Патрик в кабаке, – зашелестела рация. – Посетителей немного, все рахиминисты. Прием.

– Прием, – отвечал я, – вас понял. Работайте. Мы выступаем.

Открыв второе пиво, я поглотил содержимое бутылки одним глотком и кивнул спутникам.

– Ты не забыл, что я тебя люблю? – спросила Лиззи, прикуривая от зажигалки.

– Ну что ты, дорогая, – отвечал я. – Так хочешь сушку?

Джилли натянул перчатки, инкрустированные металлом, я проверил свою «беретту», Лиззи вытащила и стала перекатывать на ладони три металлических шарика.

– Вперед, – скомандовал я.

Пропустив колонну невозмутимых буддийских монахов, чьи бритые головы величественно сверкали на солнце, мы проникнли сквозь полированные двери в полутемный, овеянный прохладой кондиционера холл, осмотрелись и увидели вышибалу в потрясающей размерами кожаной кепке.

– Что угодно господам? – спросил он льстиво, приподнимая указанную кепку над лысой головой.

– Нам угодно! – ответил я, а Джилли огрел вышибалу кулаком. Я приковал потерявшее сознание тело к перилам, и мы проследовали дальше, в зал, откуда доносился изощренный шум.

Стоило мне показаться в дверях, как в косяк в трех с половиной сантиметрах от моего правого уха вонзился длинный ножик и принялся звучно дрожать. Хорошее начало, однако.

Посреди зала происходила схватка наших сотрудников с посетителями.

– Разрешите, шеф, – заметил Джилли, отодвигая меня в сторону. Он деловито вышел вперед и принялся сокрушать всех, кто был одет не по форме, т. е. не в серый пиджак.

Сверху неожиданно спрыгнул тип с гранатометом в руках и уже собрался выстрелить – вот идиот-то! хотя рахиминисты все сплошь идиоты! нет, ну сами подумайте: стрелять из гранатомета в закрытом помещении, где не только враги, но и своих полно! Камикадзе! – как Лиззи метнула в него шариком, и оба (тип и шарик) громко упали на пол.

– Вовремя! – кивнул я.

– Когда Шатл еще был, он велел мне за тобой присматривать, – объяснила Лиззи. Я улыбнулся и едва не получил по лицу от гнусного субъекта с мутным взором, а следом набегали еще два его дружка. И все было бы славно, но тут субъект увидел Лиззи, в голове его явственно щелкнуло, ход мысли принял иное направление, и этот красавец заорал в полном восторге, протягивая к моей девушке свои нечистые лапы с черными обломанными ногтями:

– Ух, и изнасилую же сейчас! – Но в следующий момент совершил красивый оборот в воздухе и звучно ахнулся об пол. Боевая подруга в момент уложила и двоих других – метнула в них свои шарики, я даже моргнуть три раза не успел. Так что на мою долю выпало поработать наручниками, а я и это делаю с присущим мне блеском.

Сковав конечности бессознательных агрессоров самым причудливым образом, последнего я пристегнул за ногу к стойке бара и отошел на пару шагов полюбоваться. Получилась недурная связка. Лиззи тем временем уже тыкала пистолетом крайнему в морду.

– Где Патрик? Говори, живо!

Тыкнутый показал глазами наверх, и, воздев очи, мы увидели деревянную лестницу на второй этаж. Увенчивавшая лестницу дверь с грохотом распахнулась и оттуда явился колоссальный господин в кожаной одежде и с двустволкой в правой руке. Он был, пожалуй, такой же здоровый, как и Джилли, только немного толстоват. Распустил свой организм. Кушает много. Широкую рожу господина обтягивала кожаная маска.

Господин, рявкнув, вышвырнул вниз одного из наших людей, оказавшегося на его пути, пальнул в толпу и припустил по лестнице в зал. Лестница трещала и шаталась.

«Это Патрик», – догадались мы.

Что подумал, увидев нас, Патрик, угадать не берусь, но явно что-то незамысловатое, как и любой рахиминист.

– Лиззи, ты только глянь! Вожак горилл, – сказал я, указывая пальцем на спустившегося Патрика. Было на что посмотреть.

Но Патрик, по известным только ему причинам, не желал, чтобы мы им любовались. Он выпалил в нашу сторону из второго ствола (промазал), всхрапнул и ринулся прочь, прокладывая себе путь сквозь мебель, соратников и противников прикладом, руками и ногами – с легкостью, достойной уважения. Сотрудники полиции разлетались как пушинки.

– Патрик, стой! Ни с места! – для порядка крикнул я. Бесполезно!

На полпути к окну Патрик столкнулся с Джилли, и Джилли ударом кулака повредил ему ружье. Патрик чрезвычайно обиделся, взрычал и попытался ударить Джилли ногой, но Джилли увернулся и ловко боднул противника. Лязгнула массивная челюсть, и Патрик улетел за стойку бара, где и скрылся с превеликим грохотом, сокрушая собой бутылки и зеркала. (Интересно: а зачем, собственно, рахиминистам зеркала? Свои гнусные рожи разглядывать, что ли?) Джилли прыгнул было следом, но ожидавший подобного маневра Патрик кинул в него ящиком с шампанским, что и прервало красивый полет могучего сержанта. Воспользовавшись паузой, Патрик ласточкой бросился в окно, дробя цветные стекла – но от Джилли было не так просто отделаться: он тут же последовал за Патриком.

С изящным по исполнению уходом Патрика побоище мгновенно прекратилось.

Мы произвели в кабаке настоящий погром, все побили и переломали. Среди обломков здесь и там лежали скованные рахиминисты и на вопрос: «За что?» – получали ответ: «За употребление наркотиков», а некоторые еще и по роже. С нашей стороны тоже имелись потери, впрочем, не очень существенные. Успех был налицо, и для полного триумфа акции не хватало только вожака горилл, повелителя бабуинов, всеобщего отца обезьян, бэтмэна с двустволкой Патрика.

Отыскав свои шарики, Лиззи спросила:

– Ты думаешь, Джилли его возьмет?

– Да, мне так кажется. Во всяком случае, я поеду следом, а ты проследи тут.

Выскочив из кабака, я наткнулся на открытый «мерседес»: машина стояла прямо перед входом и в ней сидел господин с отвисшей челюстью, напряженно глядевший куда-то вдаль. Я врезал по машине ногой и вопросительно посмотрел на него: куда?