— Я еще выпивки принес, — сказал Карлинг. — Подумал, может, у тебя заканчивается.

Две бутылки вина, красного и белого. Соблазнительно. Я улыбнулась ему — лучшей моей пьяной улыбкой.

— Открой, — попросила я, протягивая ему штопор. — Я уже не помню как.

Лишь принявшись за еду, я почувствовала, как голодна. Я съела все подчистую, выскребла даже остатки соуса с бумаги. Карлинг со своей порцией расправлялся не столь поспешно, а вино прихлебывал так изящно, будто сидел в ресторанном зале, а не в закутке полуотремонтированной старой баржи на Медуэе.

— Так, — произнес он наконец. — Почему тебе стало хреново?

Я пожала плечами. Хмель развеялся, но я все еще чувствовала близость слез, они могли хлынуть в любой момент.

— Да просто мне было одиноко, только и всего. Не стоит меня жалеть. Мне редко бывает одиноко, но вот сегодня так случилось.

— Но теперь уже лучше? Разделим одиночество на двоих?

— Хорошее предложение. Почему у тебя грустный вид? — чуть позже спросила я.

Он засмеялся невесело и подлил мне вина:

— Не грустный. Просто старею.

— Ты еще молод.

— Старше тебя.

— И что с того?

— Ну, вот сегодня я чувствую себя старым. И это неплохой предлог для того, чтобы напиться.

Я улыбнулась ему: впервые мне было по-настоящему хорошо с ним.

— Надо бы что-то покрепче, — заметила я.

— Угадала, — откликнулся он и достал из сумки (я только сейчас заметила ее на трапе, ведущем в рубку) бутылку водки. — Надеюсь, ты это пьешь.

— Черт возьми! — ответила я. — Лишь бы не денатурат.

С этой минуты все у нас с ним пошло веселее, мы пили рюмку за рюмкой, по радио передавали джаз, который нам обоим не слишком-то пришелся по вкусу, и каждый раз, когда один из нас кривил рожу, заслышав негармоничную ноту, мы это дело запивали. Так мы становились все пьянее и пьянее.

Сумка с вещами и бутылка водки подсказали мне, что Карлинг решил остаться на ночь, а судя по количеству потребляемой водки, не собирался спозаранку на работу. И как только эта мысль просочилась в мой бедный мозг, я позволила себе расслабиться — хотя бы на один вечер.

Сегодня ночью на баржу никто не полезет.

По крайней мере до утра клад Дилана в безопасности.

Следующий ход Данкерли сделал опять-таки в пятницу.

Я предвкушала вечер, выступление, и, хотя рабочая неделя выдалась на редкость хлопотная, она уже заканчивалась, мне не терпелось отправиться в «Баркли» и выпустить пар.

Во второй половине дня у нас проводились собрания — еще одно весьма непопулярное нововведение Данкерли. В ту пятницу, на мою беду, кроме меня, на работе никого не было. День оказался таким напряженным, что я даже не успела заметить отсутствия коллег. Двое болели. Гэвин уехал на Тенерифе. Люси взяла полдня отгула, чтобы сделать маникюр. Мы с Данкерли остались наедине.

Должно быть, отдел кадров, проверив мою жалобу, велел ему оставить меня в покое. Во всяком случае, после того столкновения в кабинете я его почти не видела. А теперь он сидел напротив меня за большим столом и таращился на меня так пристально, что мне сделалось не по себе.

Минут десять мы ждали молча, пора было начинать собрание. Данкерли откашлялся и произнес:

— Что ж, Дженевьева, похоже, нынче нас только двое?

— Похоже на то, — согласилась я.

— И какой у тебя отчет?

Я поглядела на распечатанные к собранию листы отчета о продажах и подтолкнула их к боссу. В этом месяце я вышла на первое место в команде. Чуть не сдохла, но желание поскорее вырваться отсюда подхлестывало меня.

Он быстро пролистал страницы и кивнул.

— Вот видишь, — сказал он, — чего можно добиться, стоит только захотеть?

Я промолчала. Не решалась и слова произнести, а то сорвусь.

— Слушай, — продолжал он, — мне кажется, ты неверно истолковала мои намерения.

Брови у меня поползли вверх.

— Неужели? И какие же у вас были намерения?

— Заставить тебя переспать со мной.

Я ожидала чего угодно, но только не этого. Должно быть, вид у меня был изумленный, я залилась краской.

Его мое смущение только рассмешило.

— С чего бы тебе удивляться, при твоей работе? Я, конечно, имею в виду вторую твою работу.

— Если мы закончили, мне пора вернуться к делам, — сказала я.

— Работаешь ты на совесть, Дженевьева.

— Зря вы затеяли этот разговор. А вдруг я все записываю?

— Не так ты умна, как воображаешь.

Злость подступила к горлу. Понимал ли он, что нашел уязвимое место?

— Ты засранец, ясно?

— Очень может быть. Ну так что? Согласна?

— Переспать с тобой? И не мечтай.

— Нет, я не о том. Согласна отозвать свое заявление?

— Нет, — сказала я. — Чего ради? Ты мне еще лишний повод добавил.

— Советую тебе отозвать заявление, пока все не узнали, каким образом ты подрабатываешь.

— Знаешь что? Пойди и расскажи. Мне по фигу. Пожалуй, я сама всем расскажу. Приглашу всех в клуб, и посмотрим, что они скажут. Позову их в качестве моих личных гостей. Всех, кроме тебя.

Я резко поднялась, чуть не уронив стул, и, громко хлопнув дверью, вышла из конференц-зала.

Мы прикончили первую бутылку вина, и запас водки сократился на четверть, прежде чем Карлинг снова меня поцеловал. Мы сидели рядышком на диване, смеясь над чем-то не таким уж смешным, и я от хохота повалилась на него и пробормотала:

— Извини!

Он сжал мое лицо обеими руками, словно боялся промахнуться, и от этой мысли я опять засмеялась, а потом уже не могла ни смеяться, ни говорить, потому что он накрыл своими губами мои губы. Пока он целовал меня, я забралась ему на колени и уселась так, чтобы контролировать процесс, хотя от выпитого того и гляди рисковала свалиться. Он крепко держал меня руками за талию.

Наконец я остановилась, давая ему шанс перевести дыхание.

— Я же говорил, что этого делать нельзя, — сказал он.

— Не очень-то я умею соблюдать инструкции.

— Тем паче когда мы оба пьяны.

— Ты никогда прежде не занимался сексом по пьяни?

— Разумеется, занимался. Так сейчас это происходит?

— Что именно?

— Секс по пьяни?

— Ну, мы же протрезвеем постепенно. И у нас будет еще и секс на трезвую голову.

В спальне было темно и холодно. В салоне работала дровяная горелка, да и алкоголь согревал изнутри, а в каюте меня пробрала дрожь. Поспешно раздевшись, я забралась под чистое одеяло. Карлинг раздевался медленнее, складывая одежду в аккуратную стопку на стуле, поверх моей отнюдь не слишком аккуратной груды. Он придавал этому чересчур много значения, а я, наверное, слишком мало.

Тело у него оказалось суперское. Даже сквозь хмель я чувствовала, какой он теплый и сильный, в прекрасной форме, не накачанный, а крепкий и ловкий, с длинными руками и ногами. Он лег со мной рядом и тут же притянул меня к себе. Люк немного пугал меня: прошлой ночью я увидела там лицо на фоне темного неба. Подумать только, всего лишь прошлой ночью! А кажется — давным-давно.

Пусть и по пьяни, но секс вышел отличный. Переплетенные в темноте, незнакомые друг с другом тела, непривычные реакции. Прерывистое дыхание, потные ноги прижимаются друг к другу в танце, новом для обоих партнеров. Наши ощущения, когда все закончилось, были сродни облегчению. Он сразу уснул, не храпел, но дышал тяжело, его тело надежно загораживало меня от двери каюты. Если сегодня кто-нибудь вздумает наведаться сюда, сперва наткнется на Джима. Хотя проснется ли он после такого количества спиртного?

Он мне нравился, спору нет. Достаточно ли этого? Или я поступила дурно, перепихнувшись с мужчиной, которого любила ничуть не больше, чем соседей по марине? Боже, да к Малькольму я была куда больше привязана, чем к Карлингу, вот только с Малькольмом не легла бы в постель, останься он последним мужчиной на земле. И снова я стала думать о Дилане, где он и что бы он сказал, узнав о моих подвигах. Я прямо-таки видела, как рассказываю ему об этом. Он стоит передо мной, руки скрещены на широкой груди.