СВЕТЛЯЧКИ Звезд голубые огоньки На темных небесах мерцали И в темной заводи реки На гладкой водяной зеркали. А светлячки на берегу Мерцали средь кустов разлатых И на некошеном лугу, Откуда веял запах мяты. Мерцали светлячки везде, – Они со звездами тягались И с отраженьями в воде, И даже ярче их казались. Светились, гасли светлячки, А в тишь вливали ритм цикады, Как невесомые смычки На скрипках летней серенады. Свеченье звезд и светлячков И хор цикад сливались в чудо, Спустившееся к нам оттуда, Где колыбель всех дивных снов. ДЕТСТВО Золотая веселая рыбка В водоеме, где хищников нет… Здравствуй, Детство! Всё та же улыбка И в глазах тот же радостный свет, Та же ясная, крепкая вера В то, что мир для тебя сотворен, Что лишь радости – времени мера, Что любое желанье – закон. Жаль, что в жизни недолго ты длишься, – Ищешь в отрочестве новизны, Забываешь свой мир и стыдишься Вспоминать свои светлые сны! Эти сны – предо мной, и святая Радость детства во мне ожила… Где ты, рыбка моя золотая? Ты в какие края уплыла?.. ПЕРВАЯ ВЕСТЬ Уже не зима и еще не весна, Но бабочку я увидал из окна, И крылья, как фляги цветные в сигнале, Мелькая словами, раздельно сказали: «Увидимся скоро. Приду не одна, Со мной ароматы и краски. Весна». НЕИЗМЕННЫЕ ЧЕРТЫ Н. и Т. Сумбатовым Мальчик в белой матросской рубашке, Голубой воротник, якоря, Надпись «Чайка» на ленте фуражки, Буквы золотом ярким горят. А наружность запомнилась мало, – Был кудряв он и зеленоглаз, Что-то было в нем, что привлекало. Но и трудно с ним было подчас. Он упрям был и очень застенчив, Очень вспыльчив, остер на язык, В отношениях часто изменчив, Но лишь с теми, к кому не привык. А к кому привыкал – неизменно С теми прост и внимателен был, Говорил обо всем откровенно, Был ребячески весел и мил. Зорко он подмечал недостатки, Но в других, а в себе их не знал И не видел их в толстой тетрадке, Где наивные вирши кропал. Красотой восхищался он бурно, Прелесть музыки рано постиг, Рисовал акварели недурно, С малых лет стал любителем книг. Мальчик рос, я за ним шаг за шагом Не пойду. Вот он в годы войны, – Он в погонах с гусарским зигзагом, Но всё те же черты в нем видны: Наблюдателен, сметлив, проворен Был на фронте по-прежнему он, А в боях – безрассудно задорен И за это не раз награжден. Помню, как он лежал в лазарете, Его странный в беспамятстве бред О стихах, о каком-то поэте, О котором не ведает свет… Здесь далёко еще до развязки, – Было счастье любви и семьи, Снова книги, тетради и краски, – Жизнь вернулась в свои колеи. Колеи эти хрупки и тленны! Стал он стар и давно не кудряв, В нем осталось одно неизменным – Его резвый мальчишеский нрав. КОНЕЦ ПОЛЕТА
Здесь окончился мыслей полет, – Они пленницы чьи-то отныне, Их замкнули в глухой переплет, Положили в холодной витрине. Стали книгой, и тесно им в ней – Будто стрелам, вонзившимся в землю… Здесь не видно мелькания дней, Здесь всё в дреме, но мысли не дремлют, – Ждут они, что вот-вот переплет, Как два мощных крыла, распахнется И с собой их в тот край унесет, Где бывать лишь немногим дается. Ждут, а время летит… К тесноте Привыкают, свободы не ищут И уж больше не верят мечте О том крае, где Славы жилище. Так полет остановлен судьбой В тесной книге, дремотой объятой, Перелет – как покров гробовой… Знать, не быть тебе, книга, крылатой! МОЛИТВА Когда молитвы я творю Перед иконою старинной, Моля за близких, говорю: – Я на себя беру их вины! Прости им, Боже! обрати Все на меня те наказанья. Что присудил им, – всё снести Я рад за них в их оправданье! – Молю, тревожась и скорбя, И верю, и благоговею, Молю в слезах, – как за себя Уже давно молить не смею. |
