Онъ сломалъ черную печать и прочелъ внимательно нѣсколько строкъ, писанныхъ тою, кого онъ называлъ когда-то просто Луизой.

Глаза полководца, который видѣлъ такъ часто и такъ много льющейся крови, подернулись слезой и взволнованнымъ голосомъ онъ произнесъ:

— Говорите, графъ, что я могу для васъ сдѣлать?

Гуго въ нѣсколькихъ словахъ разсказалъ графу де-Колиньи, въ какомъ онъ находится положеніи: дуэль, засада, сраженіе, погоня, найденный пріютъ въ такомъ домѣ, гдѣ честь не позволяла ему оставаться; въ какое затрудненіе поставленъ онъ всѣми этими приключеніями и наконецъ какой помощи пришелъ онъ просить у графа, въ минуту крайней опасности. Онъ разсказалъ все съ полной откровенностью и, увлеченный понемногу своей довѣрчивостью, передалъ всю жизнь свою съ минуты отъѣзда изъ Тестеры. Его честная рѣчь поразила графа де-Колиньи, который усадилъ его подлѣ себя.

— Во всемъ этомъ, сказалъ онъ, когда Гуго кончилъ свой разсказъ, нѣтъ ничего, чего бы я самъ не сдѣлалъ, еслибъ былъ на вашемъ мѣстѣ, - можетъ быть, не съ такимъ счастьемъ, но навѣрное съ такой же рѣшительностью. Въ сущности, кого поразили вы вашей шпагой и кто изъ васъ первый затѣялъ ссору? Васъ задѣлъ какой то безпріютный искатель приключеній, одинъ изъ тѣхъ бездѣльниковъ, которые такъ и просятся на висѣлицу; ему давно слѣдовало бы грести на королевскихъ галерахъ. Вы положили его на мостовую ударомъ шпаги: что жь можетъ быть проще? Вотъ разставленная вамъ засада — другое дѣло, вовсе не такое ужь простое… вы никого не подозрѣваете въ этой низости?

— Никого. Развѣ вы не находите, что одна злоба самого Бриктайля можетъ служить достаточнымъ объясненіемъ?

— Дуэли — пожалуй: осушаютъ кружки, горячатся, дерутся — это встрѣчается ежедневной но засада, погоня, записка, приглашающая васъ на свиданье, гдѣ вы встрѣчаете вмѣсто ожидающей васъ женщины отрядъ изъ ночнаго дозора, — вотъ тутъ вопросъ усложняется! есть кто нибудь, кому бы выгодно было погубить васъ?

— Никого не знаю.

— Вы говорили мнѣ о соперничествѣ между вами и графомъ де-Шиври.

— Да, но соперничество открытое, на виду у всѣхъ, такъ что оно не мѣшаетъ ему оказывать мнѣ самую искреннюю дружбу. Онъ былъ моимъ секундантомъ въ этой дуэли.

— А кавалеръ де-Лудеакъ былъ секундантомъ у этого капитана д'Арпальера, въ которомъ вы встрѣтили вашего стараго знакомаго, Бриктайля? Ну, а ужинъ, за которымъ у васъ вышла ссора съ этимъ бездѣльникомъ, вѣдь его затѣяли графъ де-Шиври съ своимъ другомъ, не такъ-ли?

— Какъ! неужели вы можете предполагать?…

— Мой милый Гуго — позвольте мнѣ называть васъ такъ: я имѣю на это право по моимъ лѣтамъ — вы не знаете еще придворныхъ. Самый лучшій изъ нихъ глубокій дипломатъ и всегда облекается въ мракъ и темноту. Этотъ самый Шиври, разсыпающійся передъ вами въ увѣреніяхъ дружбы, которыя вы принимаете съ полной довѣрчивостью, такъ свойственною вашей молодости, да вѣдь это — такой человѣкъ, который не отступитъ ни передъ чѣмъ, чтобъ только устранить препятствія, заграждающія ему путь! Онъ знатнаго рода, состояніе у него большое, но, говорятъ, и много долговъ, и онъ разумѣется не прочь бы украсить свою голову герцогской короной. Ну, а та, которая можетъ ему доставить ее, сама позволила вамъ добиваться ея руки… я былъ бы очень удивленъ, еслибъ Шиври васъ не ненавидѣлъ!

— Мнѣ кто-то ужь говорилъ то же самое.

— И этотъ кто-то былъ совершенно правъ. А что касается до Лудеака, который живетъ подъ покровительствомъ графа де-Шиври, то это — черная и низкая душа, въ которой ни одна хорошая, добрая мысль не найдетъ ни малѣйшей щелки, куда бы ей можно было проскользнуть. У него нравъ злой, происхожденіе темное, а въ карманахъ — ничего. Это, какъ говорилось въ старину, плѣнникъ графа де Шиври, а вѣрный — состоящій у него на службѣ палачъ; притомъ же — ненасытимый въ своихъ потребностяхъ, упорный въ мстительности, лукавый какъ судья, скрытный какъ исповѣдникъ, ловкій на всѣ руки и храбрый, когда нужно… Съ такими двумя ищейками по вашему слѣду, держите ухо востро!

— Бѣда въ томъ, что Провидѣніе не на моей сторонѣ…

— Ну, такъ я беру на себя кричать вамъ на каждомъ шагу, берегитесь! опасное мѣсто!

Графъ де Колиньи отодвинулъ рукой развернутый на столѣ планъ, который онъ разсматривалъ, когда Гуго вошелъ къ нему.

— Завтра, сказалъ онъ, вставая мы пойдемъ съ вами къ королю.

— Къ королю? вскричалъ Гуго.

— А почему жь нѣтъ? Вы довольно хорошаго рода, чтобъ имѣть право быть на маломъ выходѣ… я самъ повезу васъ… бываютъ случаи въ жизни, гдѣ лучше всего взять быка за рога. Ваше положеніе- именно въ этомъ родѣ.

Графъ де Колиньи позвонилъ. Вошелъ лакей.

— Графъ будетъ жить здѣсь; приготовьте ему комнаты.

— Вы позволите мнѣ дать тоже приказаніе?

— Прошу васъ.

Гуго обратился къ ожидавшему лакею.

— Пойдите, пожалуста, на подъѣздъ; такъ есть человѣкъ съ ручной телѣжкой и другой съ плетушкой на спинѣ. Одного зовутъ Кадуръ, а другого Коклико. Это мои друзья. Попросите ихъ сюда.

Графъ де Колиньи смотрѣлъ на него съ удивленьемъ, пока лакей уходилъ.

— Я не могу, объяснилъ Гуго, оставить на произволъ розъискамъ Лоредана и его дозора, какъ я самъ въ безопасности, двухъ слугъ, которые всегда готовы рисковатъ для меня жизнью.

Черезъ минуту, Гуго представилъ графу де Колиньи Кадура и Коклико. Оба прибрали уже въ конюшни графа телѣжку и плетушку.

— Нельзя знать, что случится, и очень можетъ быть, что онѣ намъ еще понадобятся, говорилъ глубокомысленно Коклико.

Графъ де Колиньи пользовался милостями Лудовика XIV, который не забылъ, какъ открыто наслѣдникъ великаго адмирала отдѣлился, въ смутное время Фронды, отъ принцевъ и перешелъ на сторону короля, когда дѣла его далеко еще не были въ хорошемъ положеніи. Эти милости давали графу при дворѣ видное положеніе, но онъ долженъ былъ постоянно бороться съ принцемъ Конде, старинная злоба котораго не слабѣла съ годами. Вотъ это-то личное вліяніе свое графъ де Колиньи хотѣлъ теперь употребить въ пользу Монтестрюка, рѣшась дѣйствовать смѣло и быстро.

На слѣдующій же день дѣйствительно, онъ вмѣстѣ съ Гуго поѣхалъ въ Фонтенебло, гдѣ находился дворъ, назвалъ своего спутника дежурному шталмейстеру и сталъ на такомъ мѣстѣ, гдѣ долженъ былъ пройдти король, по возвращеніи съ охоты.

Трубы возвѣстили скоро пріѣздъ Лудовика XIV, который появился въ сопровожденіи толпы егермейстеровъ и дамъ. Другая толпа ожидавшихъ дворянъ бросилась во дворъ — поклониться королю, и потомъ вслѣдъ за нимъ вошла въ парадныя залы дворца, среди пажей и голубыхъ камерлакеевъ, освѣщавшихъ путь факелами и свѣчами, огонь которыхъ подвигался, какъ огненный потокъ. Это торжественное шествіе вверхъ по широкой парадной лѣстницѣ служило вѣрнымъ изображеніемъ самого блестящаго царствованія короля, которое достигало въ то время высшей степени славы и величія. Ослѣпленный окружавшею молодостью, красотой, славой, Гуго пошелъ вслѣдъ за Колиньи въ галлерею, гдѣ король только что остановился.

— Графъ де Шаржполь, нарочно пріѣхавшій недавно изъ Арманьяка, чтобъ имѣть счастье поклониться вашему величеству и лично выразить желаніе посвятить себя службѣ вашей, произнесъ графъ де Колиньи съ низкимъ поклономъ.

— Очень радъ пріѣзду графа де Шаржполя къ моему двору, отвѣчалъ король, который уже начиналъ выказывать свое расположеніе къ молодымъ людямъ и которому лицо Гуго понравилось съ перваго же разу.

— Графъ де Шаржполь хочетъ еще просить ваше величество не отказать ему въ милости, продолжалъ его покровитель

— Уже! отвѣтилъ король, улыбаясь немного насмѣшливо, но не безъ благосклонности.

— Я хочу, чтобы признательность ознаменовала первый же день, когда мнѣ было дозволено предоставить себя въ распоряженіе вашего величества, отвѣчалъ Гуго съ почтительной смѣлостью.

— Говорите, продолжалъ король, обратясь къ графу де Колиньи.

— Онъ имѣлъ несчастье встрѣтить одного искателя приключеній и, по роковому стеченію обстоятельствъ, было вынужденъ обратить противъ него шпагу на мостовой добраго города Парижа и положить его на земь.