— Что-жь такое?

— А! если я не могу потрясти вліяніе фаворитки на умъ короля и заставить ее вытерпѣть то же, что я сама вытерпѣла… то я съумѣю, по крайней мѣрѣ, наказать соперницу… и я жду теперь именно кого-то, кто мнѣ поможетъ!

Она позвонила.

— Отчего это графа де Шиври нѣтъ до сихъ поръ? Въ этотъ часъ онъ бываетъ обыкновенно въ Луврѣ… сказала она вошедшему лакею. Видѣли-ль его? Что онъ отвѣчалъ?

— Графъ де Шиври прочелъ принесенное мной письмо и сказалъ, что скоро пріѣдетъ къ графинѣ, отвѣчалъ лакей.

Измученная принцесса встала. Брискетта подкралась къ ней.

— Останьтесь, ради Бога!.. я ничего не могу, а вы?

Пораженная и тронутая умоляющимъ голосомъ Брискетты, принцесса сѣла опять.

— Я вамъ не мѣшаю? спросила она у графини.

Но Олимпія не отвѣчала ни слова, а провела платкомъ по сухимъ губамъ.

— Орфиза де Монлюсонъ будетъ герцогиней! Она богата — она красавица!… онъ любитъ ее… и я увижу ихъ вмѣстѣ, счастливыхъ, женатыхъ, у меня на глазахъ?… Ни за что!… Развѣ я не права, скажите?

Она взяла руки Леоноры и сжимала ихъ въ порывѣ ненависти и отчаянія; потомъ отошла отъ нея и принялась ходить по комнатѣ.

— И еще пріѣдетъ ли этотъ графъ де Шиври? А между тѣмъ дѣло касается его не меньше, чѣмъ меня!

Въ эту минуту доложили о графѣ; онъ вошелъ гордо, высоко поднявъ голову.

— Наконецъ!… вскричала графиня.

— Вотъ слово, которое навлекло бы мнѣ много враговъ, еслибъ его услышали придворные, сказалъ графъ, цѣлуя руку Олимпіи.

— Теперь не до мадригаловъ, графъ; если я послала васъ звать, то больше для вашей же пользы, чѣмъ для себя. Имѣете ли вы извѣстія о графинѣ де Монлюсонъ, вашей кузинѣ, которую вы хотѣли бы сдѣлать вашей женой, какъ мнѣ говорили?

— Она уѣхала не давно въ свой замокъ.

— А! вы такъ думаете? Ну, такъ знайте же, графъ, что она скачетъ по дорогѣ въ Вѣну.

— Она — въ Вѣну!

— А развѣ графъ де Монтестрюкъ не туда же ѣдетъ?

— А! произнесъ Цезарь, блѣднѣя.

— Графиня де Монлюсонъ пріѣдетъ туда въ одно время съ нимъ… Теперь, если вамъ нравится, что они вернутся женихомъ и невѣстой… то мнѣ-то что до этого? Это ваше дѣло…. но еслибъ я была мужчиной и еслибъ другой мужчина вздумалъ занять мое мѣсто…. я бы не стала разбирать оружія, а поразилабъ его, чѣмъ понало!

Глаза Цезаря стали страшны.

— Одно преданное мнѣ лицо, имѣющее свои причины не терять ихъ обоихъ изъ виду, слѣдитъ какъ тѣнь за графомъ де Монтестрюкомъ, сказалъ онъ.

— Хорошо! но довольно ли этого? Его надо поразить прямо въ сердце…. онъ любитъ графиню де Монлюсонъ и надо мстить!

Огненный взоръ Цезаря впился въ глаза Олимпіи.

— Германія не заперта для васъ, сколько я знаю? продолжала она, дороги открыты для всякаго…. Скачите за ней въ погоню, загоните сотню лошадей, если нужно, подкупите сотню лакеевъ, проберитесь ночью въ гостинницу, гдѣ она остановилась; ну, а дальше….. вы сами понимаете? Устройте такъ, чтобъ ѣхать съ ней день, два, три дня, по доброй волѣ или насильно, и вы будете очень неловки, если, по возвращеніи домой, она сама не попроситъ промѣнять имя Монлюсонъ на де Шиври. А когда вы станете герцогомъ д'Авраншъ… она проститъ вамъ, повѣрьте!

Брискетта, слушавшая внимательно, подошла потихоньку къ принцессѣ Маміани и, сложивъ руки, шепнула ей:

— Слышите, принцесса, слышите?

— Но ужь нечего терять время на танцы въ будущемъ балетѣ при дворѣ! продолжала Олимпія. Такія дѣла, когда ихъ начинаютъ, надо вести быстро.

— Я ѣду сегодня вечеромъ, графиня, сказалъ Цезарь.

— И не возвращайтесь назадъ, пока не достигнете цѣли, герцогъ, вскричала Олимпія съ удареніемъ на послѣднемъ словѣ, Докажите этой гордой графинѣ де Монлюсонъ, что ея дерзкій девизъ — per fas et nefas- годится для всякаго!

— А для меня особенно.

Дѣлая видъ, что ей нужно дать ему еще новыя и настоятельныя указанія, Олимпія проводила его до самой передней, говоря съ нимъ вполголоса.

Какъ только она вышла изъ комнаты, Брискетта побѣжала къ принцессѣ.

— Ахъ! умоляю васъ, спасите ее, спасите его! вскричала она, бросаясь передъ ней на колѣна и обнимая ея ноги обѣими руками. — По выраженію вашего лица, я сейчасъ замѣтила, что вы — другъ графа де Монтестрюка — я смотрѣла на васъ внимательно и тайный инстинктъ толкнулъ меня къ вамъ — Не отрекайтесь!… вы измѣнились въ лицѣ, когда узнали, на что годятся эти булавки, и въ глазахъ вашихъ отразился ужасъ, когда графиня де Суассонъ высказала вамъ свои мысли… Мнѣ говорили, что вы добры, что у васъ высокая душа… Дьяволъ можетъ внушить графинѣ какое-нибудь ужасное дѣло… Отъ нея всего можно ждать… У меня пробѣгалъ холодъ по костямъ, когда я слушала, что она говорила… Гуго грозитъ смертельная опасность… Той, кого онъ любитъ, то же грозитъ страшная бѣда… Я готова отдать всю кровь свою, чтобъ спасти ихъ обоихъ… но что я могу сдѣлать?… Вы сильны и свободны, неужели же вы ничего для него не сдѣлаете?

— Ахъ! ты сама не знаешь, чего требуешь!

— Я знаю, что одинъ разъ вы уже спасли его отъ погони. Не краснѣйте! Какая женщина, у которой есть сердце въ груди, не сдѣлала бы того-же самаго??… Кого мы разъ спасли, съ тѣмъ мы связаны на вѣки. Посмотрите на эти два лица, вотъ въ той комнатѣ! Сколько желчи у нихъ въ глазахъ! сколько яду на губахъ!… Ахъ! умоляю васъ, принцесса, вы можете предупредить обоихъ! Письмо можетъ не дойдти — посланнаго могутъ не послушать… Вы же разскажете, что сами слышали. Вы опередите графа де Шиври и вамъ Гуго будетъ обязанъ всѣмъ.

— Ну, такъ и быть! я ѣду… Чтобъ увидѣть его, я положу всю преданность, какая только можетъ быть въ сердцѣ женщины — Богъ совершитъ остальное!

Брискетта бросилась къ рукамъ принцессы и горячо ихъ цѣловала. Графъ де Шиври ушелъ, Олимпія вернулась.

— Кажется, теперь я отомщу за себя! сказала она.

— Разумѣется, прошептала Брискетта и, взглянувъ на принцессу, прощавшуюся съ обергофмейстериной, подумала:

— А, можетъ быть, и нѣтъ!…

Мы оставили графа де Монтестрюка на пути въ Лотарингію, со свитой изъ Коклико, Кадура и Угренка. Ужь онъ подъѣзжалъ почти къ Мецу, какъ вдругъ услышалъ за собой цѣлый потокъ страшныхъ ругательствъ и между ними свое имя. Онъ обернулся на сѣдлѣ. Цѣлое, облако пыли неслось вслѣдъ за нимъ по дорогѣ, и изъ этого облака показалось красное лицо маркиза де Сент-Эллиса.

— Тысяча чертей? крикнулъ маркизъ неистовымъ голосомъ, не могъ ты развѣ сказать, что уѣзжаешь? Ты мнѣ дашь отвѣтъ за такое предательство, животное!… Не смѣй говорить ни слова… я знаю впередъ, что ты скажешь… Да, я не выходилъ отъ очаровательной принцессы и когда не былъ у ея ногъ, то бродилъ подъ ея окнами, сочиняя въ честь ея сонеты… Я никуда не показывался, я это знаю, но развѣ изъ этого слѣдуетъ, что обо мнѣ можно было совсѣмъ забыть?… Я взбѣсился не на шутку, когда узналъ совершенно случайно, что ты ускользнулъ изъ Парижа. Я бросился вслѣдъ за тобой, давши клятву распороть тебѣ животъ, если только ты пріѣдешь въ армію прежде меня… Вотъ таки и догналъ! Теперь я тебѣ прощаю, потому что въ Мецъ ты безъ меня ужь не выѣдешь. Но зло хоть и прошло, а пить страшно хочется!

— Успокойтесь, маркизъ, возразилъ Коклико: въ христіанской сторонѣ можно всюду выпить… и ужь я слышалъ о мозельскомъ винцѣ, которое вамъ вѣрно понравится.

Когда маленькій отрядъ вступилъ въ древній городъ, отразившій всѣ приступы императора Карла V, Мецъ представлялъ самое необыкновенное зрѣлище.

Въ немъ собрался небольшой корпусъ войскъ изъ четырехъ пѣхотныхъ полковъ: Эспаньи, ла Ферте; Граше и Тюренна, изъ шемонтскаго и кавалерійской бригады Гассіона въ четырнадцать штандартовъ. Гарнизонъ крѣпости встрѣтилъ эти войска трубными звуками, и принялся угощать ихъ на славу. Всѣ кабаки были биткомъ набиты, повсюду плясали, пѣли и пировали.

Солдатамъ давали волю повеселиться передъ походомъ, изъ котораго многіе изъ нихъ могли и не вернуться, и Колиньи, поддерживая только дисциплину, безъ которой нельзя было пройдти черезъ всю Германію, смотрѣлъ сквозь пальцы на разные мелкіе грѣшки.