— Так им и надо. Это из-за них мы такими получились.

— Я немножко пошерстил ваши тетрадочки. Интересное чтение. Сколько у вас на счетчике убийств?

— У нас с братом страсть к писательству. Это все вымысел.

— Вероятно, очень тяжело было расставаться с братом, когда вы были еще новорожденными…

— Да что ты понимаешь! Ты вообще не знаешь, что это такое — жить как полчеловека! И днем, и ночью вокруг тебя пустота. Знаешь, начальник, что я тебе скажу? Мы сами не знали, а делали одновременно одно и то же! И воровали, и все такое, говорю тебе! У нас были в одно время одинаковые собаки, и мы их одинаково назвали: Том.

— Собаки у вас были одинаковые, потому что ваша мать и ее сестра договорились подарить вам одинаковые подарки. А с фотоальбомом еще проще. Глядите!

Франсуа, вытаращив глаза, смотрел альбом, которого явно раньше не видел, а Мистраль переворачивал страницы.

Наконец Франсуа поднял глаза на Мистраля:

— Ну ты и сука!

— Не в этом дело. Я просто показал вам, что одинаковые собаки — не совпадение. Насчет собачьих кличек и всего остального согласен: это действительно связано с загадкой близнецов.

— Пошел ты со своим согласием!

— У вас с братом одинаковая ДНК — это понятно. Она была обнаружена на двери убитых вами Норман, Коломар и Димитровой. Это отпечаток вашего уха. Кроме того, есть принадлежащая вам смытая кровь на кухне Лежандра — соседа Димитровой. Отчего у вас идет кровь носом? От невралгии Арнольда? От смесей лекарств от шизофрении? От лекарственно-алкогольных коктейлей?

Франсуа Бриаль слушал Мистраля, закрыв глаза. Потом открыл, и жуткая улыбка исказила его лицо. Он заговорил громко и отчетливо:

— Насрать нам на все эти дела, слышишь? Ты никто! Хоть сколько хочешь убийств на нас повесь! Вот только одного не пойму. Вон сколько у тебя долбаных научных доказательств — так зачем же ты хочешь нас видеть?

— Чтобы вы мне объяснили, зачем убили этих шестерых женщин. Только и всего.

Франсуа Бриаль принужденно засмеялся:

— Нет, мы тебе не верим. Больно ты гордый!

— Вы заметили, что Димитрова следит за вами, и решили поменяться с ней ролями: добычей стала она. Видимо, это было не слишком трудно. Она же не собиралась вас убивать.

— Я не стану отвечать на этот вопрос.

— Это не вопрос.

— Ты хочешь нас расколоть. Это невозможно, особенно сегодня. Мы были правы, тысячу раз правы!

Бриаль невольно кивнул на радиоприемник.

Мистраль вынул диктофон и включил. Голос Бриаля во время убийства Димитровой.

Франсуа Бриаль слушал себя, широко раскрыв глаза. Мистраль поставил портфель на нижнюю перекладину кровати — туда, где вывешивают графики температуры больного — и открыл. С внутренней стороны клапана там было приделано небольшое зеркало. Бриаль видел себя, слышал свой голос. Он скорчился и сдавленным голосом спросил:

— Кто это такой, напротив меня на койке? А кто это так говорит?

— Это вы. И говорите тоже вы, — ответил Мистраль и выключил диктофон.

Франсуа Бриаль закрыл глаза, дернулся и вытянулся на койке. С адским скрежетом проехали по железным стоякам наручники. Роксана Феликс испугалась и вздрогнула. Мистраль убрал портфель, сел и стал ждать, пока Бриаль как-нибудь отреагирует.

— Вы настоящее говно, только мы вас сильнее!

Мистраль не ответил. В полном изнеможении он тер себе глаза и затылок.

— А теперь послушайте еще кое-что…

На следующий день Ингрид, Жозе и Роксана пришли в гости к Себастьену Морену, ели пиццу, пили кока-колу и рассказывали истории, случившиеся с ними за время расследования. Настал черед Роксаны. Остальные завидовали, что она там была…

— Шеф опять включил диктофон, — начала Роксана. — Теперь мы слышали его собственный голос. С ним разговаривали несколько женщин. Они обсуждали текст, который недавно звучал по радио. Одна из них — дикторша с ФИП — вслух, с разным выражением несколько раз прочитала сообщение, которое мы прослушали в машине возле госпиталя. А главное было потом: тем же самым бархатистым голосом девушка произнесла: «Надеюсь, теперь этот псих останется в тюрьме надолго. Как подумаешь, что такие звери ходят на свободе, — мороз по коже…»

После того как Мистраль дал Бриалю послушать то, что о нем говорят дикторши, наступило затишье перед бурей. Мистраль выключил диктофон. Бриаль не пошевелился. Потом он поднял голову, посмотрел на Мистраля и с диким воплем рванулся вперед. Он корчился на койке, пытался сорвать наручники. Те с душераздирающим лязгом ездили по железным перекладинам кровати. Роксана Феликс вскочила со стула, прижалась к стенке — в таком ужасном состоянии был Бриаль. Мистраль неподвижно ждал, когда гроза пройдет. Четыре санитара, заранее понимающих, что произойдет с пациентом, вбежали в палату, накрепко привязали жгутом к койке ноги Бриаля, а потом и руки, чтобы он, вырываясь из наручников, не вскрыл случайно себе вены.

— Не касайтесь меня вонючими руками! — орал Франсуа Бриаль.

Через пятнадцать минут, весь в поту, он обессилел и затих сам. Мистраль не сказал ни единого слова — заговорил сам Бриаль:

— Вот если бы не было этих баб, которые всегда над нами издеваются, то и мы бы ничего не сделали. Те трое издевались над братом — мы их наказали. А журналистка все узнала, ее мы тоже наказали.

— А еще двоих? — спросил Мистраль.

— Они общались с журналисткой и жили с ней рядом. Она бы наверняка им все рассказала, мы точно знаем. Они все смеялись, когда разговаривали, вот так бы и над нами стали смеяться.

— Я думала, шеф уснул, — продолжила рассказ Роксана, — сидит и молчит. А Бриаль говорил, а я записывала признания этого сумасшедшего. Хорошо, что он был прикован! Мистраль из него вытянул все. Бриаль вспоминал, как они с братом бродяжничали, говорил всегда только «мы». Я едва успевала записывать. Иногда он замолкал на пару минут, а потом снова принимался описывать странствия двух душегубов. Часов около десяти вечера Бриаль прервался и сказал Мистралю: «Сами вы зверь».

В тот день, закончив допрос и узнав, чего хотел, Мистраль встал и отошел от койки Бриаля.

— Сейчас мы зачитаем ваши показания, а вы подпишете.

— Ничего мы не хотим слышать и ничего не подпишем. Вы у нас вырвали признания силой. Вот так.

— Как хотите. Это не имеет значения.

Уходя, Мистраль включил радио.

— Или вы уже не хотите слушать? — поинтересовался он.

— Какая же ты все-таки сука! Ведь знаешь, что это с нами они говорят, только поверить не хочешь.

Мистраль повернулся к Франсуа Бриалю. Прозвучали слова, о смысле которых догадался Дальмат: «Время искать и время терять, время сберегать и время бросать». Комиссар убедился, насколько глубоко отчаяние Франсуа.

— Жан-Пьер, я поговорю со следователем. Постараюсь убедить его, что вас с братом надо поместить в одну камеру.

Через четверть часа Мистраль пешком вернулся на службу. Ему нужно было немного пройтись, подышать воздухом города, поглядеть на Сену, где шныряли туда-сюда катера с туристами. Бальм дожидался его, Мистраль подробно рассказал о допросе Бриаля. Бальм слушал внимательно, иногда вставлял от себя: «Прямо из девятки потащил!» — или что-нибудь в этом роде. От первого зама Мистраль ушел около двенадцати. У себя в кабинете он застал Кальдрона, Тевено и еще несколько человек — сидя за столом заседаний, они обсуждали показания Бриаля.

— Я у вас уже целые сутки! Думаю, самое время вернуться к портвейну.

Тевено взял бутылку, Кальдрон принес стаканы, Гальтье и Фариа распечатали упаковку пива.

Часа в три ночи, сбросив напряжение, компания покинула помещение сыскной бригады. Кальдрон держал в руках ключи от машины Мистраля.

— Я вас отвезу, вы не в состоянии вести машину, — заявил он тоном, не допускающим возражений.

— Хорошо, Лино. Какой сегодня день?

— Четверг, 28 августа, десять минут четвертого утра.

— Замечательно. Заедете за мной в понедельник.