Дальмат положил окровавленную бумажку в пакет.

В комнате Одиль Бриаль воздух был спертый, пахло спиртным и, как описывала потом этот обыск Себастьену Морену Ингрид Сент-Роз, «уж так воняло нечистым телом! Хорошо еще, мы перчатки захватили».

Кровать здесь была двуспальная, продавленная и смятая, шкаф двухстворчатый, причем одна дверца неумело починена. Еще из мебели стояли комод с треснувшей мраморной столешницей, на которой горой высилась наваленная всякая всячина, и ветхий стул.

Дальмат и Сент-Роз осмотрели шкаф и комод.

— Вот только не пойму никак, чего вы тут ищете! Нет у меня ничего! Оружия нет, наркотиков нет, денег тоже нет. Ничего нет. Только время теряете с бедной женщиной. Нет бы настоящих преступников ловить!

Мистраль, опершись о дверной косяк, внимательно смотрел на черно-белую фотографию в рамке над кроватью. На снимке хорошенькая черненькая молодая женщина, очень стройная и с озабоченным лицом, держала за руку паренька лет шести-семи, тоже черного и худого.

Одиль Бриаль, глядя на Мистраля, смутно заподозрила неладное.

— А фотография вам на что сдалась? — накинулась она на комиссара. — С ней-то что не так?

— Это вы и ваш сын, — сказал Мистраль.

— А вы почему спрашиваете?

— Я не спрашиваю.

Одиль Бриаль стало совсем не по себе.

От созерцания и размышлений Мистраля оторвало жужжание мобильника. Пришла эсэмэска от Кальдрона: «Жан-Пьер Бриаль приехал домой вместе с адвокатом, адвокат только что укатил. Жандармы продолжают наблюдение».

Ингрид Сент-Роз заметила в одном из ящиков комода семейную книжку[19] в запечатанном прозрачном пластиковом конверте. Под мрачным взглядом хозяйки дома она вскрыла конверт и прочла документ.

— Итак, в 1965 году у вас от неизвестного отца родился сын по имени Франсуа. Что с ним теперь?

— Знать не знаю.

— Как это отец может быть неизвестен? — спросил Поль Дальмат.

— Отстаньте вы наконец со своими вопросами! Вы сюда вообще что делать приехали? Так ведь и не сказали!

Мистраль, стоя у двери, прервал молчание:

— Мы расследуем убийство. Не одно, а по меньшей мере три. Возможно, больше.

— Я тут при чем? Я никого не убивала!

— Нам нужно видеть вашего сына.

— Да я сто лет уже не знаю, что с ним!

— Как вы с ним связываетесь?

— Никак не связываюсь.

— Он вам звонит?

— Не звонит.

— Где-то работает?

— Почем мне знать.

— Маловато вы знаете.

Пытаясь отвести беду, Одиль Бриаль отвечала грубо. Она курила сигарету за сигаретой и не могла унять дрожь в руках. Сейчас ее подкрепила бы рюмка коньяка.

Из другого ящика комода Ингрид Сент-Роз достала большой семейный альбом, обернутый в тряпицу.

Одиль Бриаль взвилась:

— Вы не имеете права трогать эти вещи! Это моя собственность, а не сына моего! Вы его ищете, а не мое добро! — Она закашлялась.

Ингрид подала альбом Мистралю, тот пролистал его. Около сотни фотографий — цветных. На всех один и тот же мальчик в возрасте от полугода до пятнадцати, все сняты на улице. После 1980 года фотографий не было.

— Это кто?

— Тот же, кто на стене — Франсуа, сын мой! Вам-то какое, на хрен, дело? А? Вы отвечайте! Ищете-то что? Я так и не поняла!

Мистраль игнорировал вопросы Одиль Бриаль, а ее это явно расстраивало.

— А почему более поздних фотографий нет?

— Потому что большим пацаном он не любил сниматься. Почему то, почему это… Не нравится мне, как вы тут возитесь, а людям ничего не отвечаете. Больно вы противные!

Мистраль и этот выпад пропустил мимо ушей.

«Тетенька очень нервничает, когда я смотрю альбом, — размышлял он. — Неспроста это».

Через полчаса обыск закончился, Одиль Бриаль побросала в сумку кое-какие вещи, Мистраль снял со стены фотографию над кроватью и присовокупил ее к фотоальбому, семейной книжке и пакету с окровавленным бумажным платком.

— Вы это все забираете?

Полицейские молчали. Одиль Бриаль не знала, что и думать.

В наручниках, с закрытыми глазами она сидела рядом с Дальматом на заднем сиденье «Пежо-406». Дверца была заперта, так что несчастных случаев с задержанной опасаться не приходилось. Ингрид Сент-Роз была за рулем.

Мистраль пребывал в задумчивости.

За время пути все, кто находился в машине, не сказали друг другу ни слова. Стекла были чуть-чуть опущены, чтобы салон проветривался, а кондиционер работал на полную мощь. Мистраль несколько раз переговорил с Кальдроном намеками, понятными только Сент-Роз и Дальмату.

В криминальной полиции сыщики устроили так, чтобы сестры не знали, что другая тоже задержана: слишком велика была ставка на предстоявших допросах. Как только обе группы вернулись с задержанными, подошел и Бернар Бальм: он нутром чувствовал напряжение ключевых моментов. Чтобы определиться с линией поведения, Мистраль и Кальдрон быстро ознакомились с документами, изъятыми у сестер Бриаль.

— Как прошло задержание Вивианы Бриаль?

— Ничего особенного. Только очень возмущалась, что полиция сына отпустила, а за нее в тот же день взялась.

— Еще бы! Как выглядит ее квартира?

— Небольшая, чистая, ухоженная.

Мистраль пролистал семейную книжку Вивианы Бриаль.

— У нее есть сын Жан-Пьер от неизвестного отца, и родился он в том же 1965 году, через три недели после того, как родила ее сестра. Вы задавали ей вопрос на этот счет?

— Да. Она меня послала лесом, — улыбнулся в ответ Кальдрон. — А когда я взял с собой этот альбом, страшно рассердилась.

Мистраль раскрыл альбом, привезенный Кальдроном от Вивианы Бриаль, и положил рядом с альбомом, взятым при обыске у Одиль.

Альбомы были совершенно одинаковые. Одни и те же фотографии с ребенком, и расположены так же. Полицейские помолчали, пытаясь осмыслить увиденное.

— Что она говорит об альбоме? — спросил Мистраль.

— Практически ничего. Как только увидела, что я им интересуюсь, сразу рассвирепела. И еще сказала, что это фотографии ее племянника Франсуа — сына Одиль.

— Интересно, интересно. А фотографий сына она у себя не держит?

— У себя — нет. Они все у Жан-Пьера.

— Как она это объясняет?

— Она очень зла и отказывается говорить.

— Чует мое сердце, хорошая намечается комбинация. С матовым финалом для обеих тетенек. Сестра ее такая же.

Секретарша Колетта вошла в кабинет. Заметив, что все полицейские очень заняты, она шепнула Мистралю на ухо:

— У меня на проводе господин Тевено. Говорит, он ваш знакомый. Соединить с вами?

— Нет, я лучше пойду поговорю с ним от вас.

— Я звоню на всякий случай. — Голос у психиатра был веселый. — Сейчас я в кафе на площади Сен-Мишель. Можете со мной посидеть?

— Спасибо за приглашение, но сейчас не могу. — Мистраль еще две секунды подумал. Часы показывали половину пятого. — А вот если у вас найдется пара лишних минут, мне бы стоило показать вам кое-что, чего мы тут, признаться, не понимаем.

Психиатра убедил серьезный тон Мистраля, да ему и самому было интересно.

— Через две минуты буду, — отозвался он решительно.

Тот же день.

Старшина комиссариата Девятого округа вместе с двумя молодыми патрульными напряженно прислушивался, не доносятся ли какие-нибудь звуки из квартиры Оливье Эмери. Но было совершенно тихо. Они пошли вниз. На пороге своей квартиры их поджидал Анри Лестрад — сосед, который принес им жалобу. Его жена выглядывала из-за плеча.

— Я слышал, как вы звонили и стучали в дверь. — Анри Лестрад говорил шепотом, словно боялся, что внезапно откуда-то появится Оливье Эмери.

— А вы не видели его на лестнице? И не слышали? — спросил старшина.

— Однажды он опять принялся скакать и разбудил нас, а потом ничего не слышали.

— Что ж это такое. — Супруга сочла своим долгом вставить словечко. — Люди совершенно ни с чем не считаются. У нас ведь дом небольшой, тут все…