23.00. Сестры Бриаль, каждая в своей камере для задержанных, доедали бутерброд. Вивиана была вне себя от ярости и не могла успокоиться. В том же состоянии находилась и Одиль, но по другой причине: ей не хватало выпивки и сигарет. Обе поговорили с адвокатом, который скрупулезно записал все их жалобы, и с врачом, который, осмотрев обеих, заключил, что «состояние здоровья совместимо с нахождением под кратковременным арестом».

Мистраль, Кальдрон, Поль Дальмат и Жерар Гальтье напряженно работали в кабинете у Кальдрона. Они молча заканчивали чтение протоколов допроса сестер.

— Тетки на редкость себе на уме, если не сказать больше, — подытожил Мистраль общее впечатление. — Если бы их не разделили, — продолжил он, — можно было бы подумать, что они сговорились. Особенно странно, что обе категорически отказываются называть отца, но описывают его одинаково: «Так один какой-то, я замуж не хотела, хотела жить одна, но иметь ребенка. Вместо искусственного оплодотворения». Это подтверждает утверждение психиатра, который только что у нас был.

— Так можно крепко на своем стоять! — заметил Жерар Гальтье. — Хватит на сегодня или еще попробуем атаковать?

— Вызовите их еще разок через час. Говорите только о трех последних убийствах. Они вам скажут, что знать ничего не знают. Но это ничего — потом до утра подумают. А завтра будем с ними говорить о том, что видела Димитрова.

Мистраль кивком утвердил план действий Кальдрона.

— Схватка еще не начиналась. И не забывайте: у нас не спринт, а шахматная партия. До мата еще далеко, хотя материться обе умеют.

Последняя фраза сняла напряжение.

Час ночи. Мистраль торопливо приводил в порядок документы. В дверном проеме кабинета появился Поль Дальмат. Их отношения немного наладились, хотя Мистраль не забывал, что перспективы Дальмата в сыскной бригаде еще не ясны.

— Я по ночам сплю плохо, — признался Дальмат. — А когда не сплю — думаю. Например, о словах из Экклезиаста. Я перечитал свои тетрадки и книжки, пережил заново десять лет жизни…

— Это всегда интересно — так вот вернуться в прошлое, — кивнул Мистраль.

— И я пришел к выводу, что эти театральные убийства с цитатами из книги Экклезиаста никакого отношения к религии не имеют. Но вот первая цитата — «И восходит солнце…», — мне кажется, может дать зацепку. Мы не даром сразу же вспомнили Хемингуэя — тогда легче понять и продолжение. Вот что он пишет: «И возненавидел я жизнь, потому что противны мне стали дела, которые делаются под солнцем, ибо все — суета и ловля ветра!» А потом: «Время искать и время терять, время сберегать и время бросать». Так вот… — Дальмат запнулся, будто сам для себя подыскивал подходящее объяснение.

— Говорите дальше, это очень интересно, — подбодрил его Мистраль.

— Так вот, роман Хемингуэя «И восходит солнце» — о потерянном поколении Первой мировой войны. Убийца писал эти слова с теми же чувствами — может быть, не о своем поколении, а о собственной молодости, о пропащей жизни. Но пока я не в состоянии сказать почему. — Дальмат резко встал: — Я поеду домой.

Мысль Дальмата пошла своим путем в голове Мистраля. Он взял фотоальбом, намереваясь внимательно изучить каждую фотографию. Через четверть часа он отказался от своего намерения. Сил не осталось никаких.

Спать он лег в три часа ночи.

Вторник, 26 августа 2003 года.

7.40. Вместо завтрака Людовик Мистраль выпил стакан воды с аспирином и кофе без сахара. Клара напомнила, что у его матери день рождения: надо не забыть послать цветы. Людовик поблагодарил жену: она без всякого напряжения держала в голове все памятные даты обеих семей.

— Давай сегодня пообедаем вместе.

— Наверное, раньше вторника не получится, у нас ожидаются такие два дня…

— Обалдеть. А потом что, работы не будет? — беззлобно подшутила над супругом Клара. — А если серьезно: твое дело правда близится к концу?

— Думаю, все идет нормально. Но как оно кончится, пока не знаю. А почему ты спрашиваешь?

— Сейчас такое впечатление, что ты смотришь сквозь меня не видя и совсем мне не доверяешь. У тебя такие проблемы со сном и вообще со здоровьем, а ты со мной об этом говорить не хочешь. Два словечка утром, два словечка вечером — и думаешь, этого достаточно. Вот только в Онфлёре чуть-чуть случился просвет, а теперь опять весь в своих сражениях!

Мистраль обнял и поцеловал Клару.

— Я не умею говорить о себе, ты же знаешь. А здоровье наладится!

9.30. Бернар Бальм, как всегда, в великолепной форме, провел утреннюю получасовую летучку. Потом все взялись за кофе, а Бальм отвел Мистраля в сторонку.

— Мне прислали из штаба рапорт от комиссара Девятого округа. Какая-то дичь, по-моему: один полицейский вдруг исчезает, занавешивает зеркало бумагой, совсем как в твоем случае. Короче, при других обстоятельствах я бы переслал эту бумагу дальше, но тут, в этом контексте…

— Верно: полицейский, который занавешивает зеркала, а потом скрывается, — это заслуживает внимания.

— Только не увязни в этом по уши, может, все фигня. Просто скажи, что ты об этом думаешь.

— Увязать не стану, но быстренько проверить — проверю. К тому же как раз в Девятом округе пакистанец нашел рюкзак с мобильниками Димитровой и реквизитом убийцы.

Мистраль взял рапорт и вернулся в свой кабинет. В кармане зажужжал телефон.

— Я вам звоню на мобильный — думаю, вам не терпится узнать результаты анализа ДН К крови с бумажного носового платка.

Мистраль узнал голос заведующего лабораторией, все такой же недружелюбный.

— Конечно, не терпится. Держу пари, ДНК та же самая, что была обнаружена на дверях квартир убитых женщин, потом у господина Лежандра, а до того в Уазе. Я выиграл?

— А я с вами и не спорил. Но ДНК действительно совпадает.

— Великолепно! А заезжайте-ка к нам в бригаду на чашечку кофе. Пора уже нам подружиться: работать вместе еще много придется.

— С удовольствием! Сейчас нам доставили анализы, взятые у сестер Бриаль, мы их исследуем вне очереди.

Мистраль с биологом расстались уже без прежней враждебности.

Мистраль сгрыз третью за утро таблетку аскорбинки. Кальдрон в кабинете, засучив рукава белой рубашки, заканчивал инструктаж Дальмата и Гальтье перед новой серией допросов.

— У меня на руках еще один козырь, который побьет этих дам, как сказал бы Бальм, — радостно сообщил Мистраль. — Если коротко: ДНК из засохшей крови везде одна и та же. Это значит, Одиль Бриаль придется несладко. Она должна будет объяснить, как этот платок, объединяющий все шесть убийств, совсем недавно попал к ней под кровать.

— И ко мне карта тоже пошла неплохая! — откликнулся Кальдрон. — Мобильник засекли в Восемнадцатом округе в районе ворот Ла Шапель. Но после последнего звонка на ФИП он больше не работал — должно быть, наш тип его выключил. Впрочем, остальные звонки на радио в тот вечер были из баров в том же районе. Но самое интересное, что в воскресенье с этого номера звонили Одиль Бриаль.

В кабинете Кальдрона вдруг словно сгустилось осязаемое силовое поле, стало даже трудно дышать.

— Владельца установить удалось?

— Нет. Там карточка предоплаты без абонемента. Никаких личных координат. Так делают бандиты.

— Добро, — ответил Мистраль. — Хотел бы я знать, что придумает Одиль Бриаль, чтобы выпутаться из этой истории. У нас на руках действительно все старшие карты. Но «светить» их сразу не стоит. Мы рискуем вот чем: характер у сестер сильный, они упрутся и просто не скажут ни слова, пока не кончится срок задержания. Нужно добиться, чтобы они что-нибудь сказали о своих сыновьях, а уже потом показывать свои тузы. Постепенно.

— Можно сказать, мы ловим крупную рыбу на тонкую леску, — заметил Гальтье.

— Хорошо подмечено. Я вижу, Бальм на всех тут влияет.

Кальдрон дал указания Дальмату и Гальтье:

— Давите на них весь день. А вечером, но только никак не раньше, сообщите каждой, что сестра тоже задержана, и тогда переходите прямо к делу с аргументами посильнее.