«За детский бред, где всё казалось свято…» За детский бред, где всё казалось свято, Как может быть святым лишь детский бред, За сон любви, слепительный когда-то, За детское невидящее «нет», Которым все, как ясной сталью сжато, – Ты дашь за всё, ты дашь за всё ответ! Ты помнишь сад, где томно пахла мята, Где колыхался призрачный рассвет?.. В твоем саду всё стоптано, всё смято, – За детский бред! Что ж плачешь ты, как над могилой брата? Чего ж ты ждешь?.. Уже не блещет свет, И нет цветов… О, вот она – расплата За детский бред! «…И умерло всё, что могло бы возникнуть…» …И умерло всё, что могло бы возникнуть. Так с мели порой всё смывает волна. И в сердце, омытом тоской, – тишина. И сердце не может ни вспыхнуть, ни крикнуть. И сердце уж больше не хочет восторга, И сердце не смеет мечтать о любви. Изранено, – молча трепещет в крови: Изныло оно от постыдного торга. Изныло, застыло, и только порою Томительным жалом коснется к нему Всё то, что могло бы прожечь эту тьму И жизнью сверкнуть – огнецветной, иною… «Пусть так. Я склоняюсь с покорной молитвой…» Пусть так. Я склоняюсь с покорной молитвой, Без слез, без ненужной борьбы. Как верный во храме, как рыцарь пред битвой, Я слушаю шепот Судьбы. Мне внятны ее несказанные песни, Что раз нам дано услыхать… И, если ты вскрикнешь: «воскресни! воскресни!» – Не знаю, смогу ли я встать. Я странно устала. Довольно! Довольно! Безвестная близится даль. И сердцу не страшно. И сердцу не больно. И близкого счастья – не жаль. «Твой шлем покатился, и меч твой разбит…» …Радостно крикну из праха: «я твой»! Твой шлем покатился, и меч твой разбит. Из рук твоих выпал надежный твой щит. И ты, безоружный, лежишь на земле, И двое нас – двое в предутренней мгле. И я – победитель в последнем бою – Последнюю песню покорно пою. Ты помнишь, как шли мы в пыли, в темноте, По разным дорогам, но к общей мечте. Ты помнишь, ты помнишь, как в годах и днях Меня лишь искал ты в огнях и тенях. И, еле завидев, ты крикнул: «моя!» На зов твой – ударом ответила я. И миг нашей встречи стал мигом борьбы: Мы приняли вызов незрячей Судьбы. И вот – ты повержен, недвижим и нем… Но так же расколот мой щит и мой шлем. Ты радостно шепчешь из праха: «я твой!» Но смерть за моею стоит головой. Заветное имя лепечут уста. Даль неба, как первая ласка, чиста. И я, умирая, одно сознаю: Мы вместе! мы вместе! очнемся в раю. «Лежу бессильно и безвольно…» Лежу бессильно и безвольно… В дыму кадильном надо мной Напев трепещет богомольный, Напев прощанья с жизнью дольной, С неверной радостью земной. Невеста, – в белом покрывале, И fleur d’orang’eвoм венке, – Я жду тебя в пустынном зале, Где мы с тобой рассвет встречали, Где ночь я встретила в тоске. Я знаю: ты придешь, покорный, Прильнешь к синеющим губам… Но не отбросить креп узорный, Но не рассеять сон мой черный, Твоим томящимся рукам! Что мне до ласк и поцелуя! Что мне до запоздалых слов! Взгляни, взгляни, как тихо сплю я… И не могу, и не хочу я, Тебе ответный бросить зов! ЗАКЛЮЧЕНИЕ «Муза, ты снова со мною!..» Муза, ты снова со мною! Снова, как прежде, верна мне!.. Правда ль, что чьей-то рукою Склепа раздвинуты камни? Правда ль, что в жизни мы снова? Правда ль, что солнце сверкает? …С сонной улыбкой, оковы Смерти – мечта отряхает. Нас ли с тобой погребали? В сумраке сонного склепа Нас ли, дрожа, целовали? Складки прозрачного крепа? Только вчера это было… Чьи ж пробудили нас ласки? Муза! я все позабыла. Муза! Мы в жизни – иль в сказке? Я от молчанья – устала. Солнечных гимнов – мне страшно… Муза! Откинь покрывало, Спой мне про сон наш вчерашний. Спой мне про снежные горы, Про упоенье бесстрастья… Солнца сжигают нас взоры… Муза! Мне страшно – от счастья! «Погас, как дали аметистовые…» Погас, как дали аметистовые, Мой сон, не вспыхнув наяву… Страницы жизни перелистывая, Начну ль я новую главу? И лира, музою мне вверенная, Вновь зазвучит ли в тишине? И в новь промчится ль песнь размеренная, Мой недопетый гимн весне? Увижу ль страны обетованные, Куда иду сквозь стоны мук? Иль упадут – томленьем скованные – Изгибы ослабевших рук? И я сама склонюсь, безжизненная, На холодеющий уступ, И лишь улыбка укоризненная – Кому? – окрасит бледность губ? …Луга темнеют, малахитовые, И даль – как ласковый обман. Я подхожу опять, испытывая, К пределам неоткрытых стран. |
