«Я дома… Дверь закрыта плотно…» Я дома… Дверь закрыта плотно… Весенний дождик за окном Стихает звонко, беззаботно, И тишина растет кругом. И так мне страшно, так мне душно В невозмутимой тишине… Лишь ты со мной, мой стих послушный, Один, неизменивший мне! Ты вновь со мной тревожной ночью, Как верный страж, как чуткий друг… И сны сбываются воочью, И все былое близко вдруг, И я, с улыбкою участья, Переживаю нежно вновь Мое безрадостное счастье – Мою ненужную любовь. ТРОПИНКОЙ ЛЕСНОЙ «Белый, белый, белый, белый…» Белый, белый, белый, белый, Беспредельный белый снег… Словно саван помертвелый — Белый, белый, белый, белый — Над могилой прежних нег. Словно сглаженные складки Ненадёванной фаты… Мир забыл свои загадки, Мир забылся грёзой сладкой В ласке белой пустоты. Ни движенья… Ни томленья… Бледный блеск и белизна… Всех надежд успокоенье, Всех сомнений примиренье — Холод блещущего сна. «Где ж твой мертвый покой? Все звенит, все поет…» Где ж твой мертвый покой? Все звенит, все поет. Закружился, взлетел белых птиц хоровод. Взрыл немые снега. До небес их взметнул. И с небес долетел к нам заглушенный гул. Все звенит. Все поет. Все смешалось во мгле, Эти белые птицы летят – на земле? Этот хаос, стенанье и крики кругом – Это все над вчерашним могильным холмом? Ничего не понять. Тускло-бледная мгла Замела, закружила, кольцом обвила. И, на плечи упав, чтоб навек погрести, Прогудела: «Усни! Нет – иного пути!» «Идем осторожно…» Идем осторожно Тропинкой лесной — Без цели, без цели… Мохнатые ели Сгрудились стеной И веют ветвями Над прошлыми днями, Над прежней тоской… Что правда, что ложно, – Всё сердце забыло, И спит бестревожно, Не хочет и счастья: В нем холод бесстрастья Алмазной пустыни… Всё сердце простило! Касается иней Измученных век. Мохнатые ели Нависли шатром. Под гимны метели, На снежной постели, Забыться б вдвоем, Забыться б навек. AD MORTE [3] Amor condusse noi ad una morte . Dante [4] «Что же ты не славишь в песне вечный свет?..» Что же ты не славишь в песне вечный свет? Разве солнечных не видал ты побед? Разве, светлый, не встречал ты зорь весны. Славь по-прежнему все миги. Славь все сны. Только солнце можем славить мы — любя. Свет, лаская, убивает — не тебя, Но люби далеких молний яркий взор: Славь со мною, славь со мною мой костер! Пусть сгорит во мгле осенней сон весны! Наши души безвозвратно сожжены. Ты, кто славил тайны страсти в безднах лет, Славь со мною — смерть несущий вечный свет! «Снова тот же возглас радости хмельной…» Солнце! Солнце! Снова! Снова — ты со мной! Снова тот же возглас радости хмельной: Солнце! Солнце! Снова! Снова – ты со мной! Пусть не прежним богом – светлым и живым, Пусть грозишь лучом мне – смертным, роковым, Пусть сжигаешь властно все пути вперед, – Дух мой окрыленный гимн тебе поет. Солнце! Солнце! Снова! Снова – ты со мной! Над вчерашней бездной, над вчерашней тьмой, Блещут нимбы света. Рдеет глубина. Я склоняюсь, вечным светом прожжена. Смерть – паденье – счастье… Нет тропы иной! Солнце! Солнце! Снова! Снова – ты со мной. «Я нынче светлая, Я нынче спокойная…» Я нынче светлая. Я нынче спокойная, Нежная, нежная… Душа моя нынче, как стих твой, стройная, Как сон – безмятежная. И небо серое, осенне-тоскливое, Ветра рыдание – Мне радостны, радостны… Вся я – счастливая. Вся я – сверкание. Мое падение – Встречаю улыбкою, Славлю страдание… Ах, я павилики веточка гибкая В миг увядания! «…И Данте просветленные напевы…» …И Данте просветленные напевы, И стон стыда — томительный, девичий, Всех грёз, всех дум торжественные севы Возносятся в непобедимом кличе. К тебе, Любовь! Сон дорассветной Евы, Мадонны взор над хаосом обличий, И нежный лик во мглу ушедшей девы, Невесты неневестной — Беатриче. Любовь! Любовь! Над бредом жизни чёрным Ты высишься кумиром необорным, Ты всем поешь священный гимн восторга. Но свист бича? Но дикий грохот торга? Но искаженные, разнузданные лица? О, кто же ты: святая — иль блудница! вернуться Любовь привела нас к смерти. Данте. (ит.). |
