Литмир - Электронная Библиотека
Содержание  
A
A

Все это известные тюркские термины, доказывающие формирование козацства по тюркским матрицам. Буквально один раз, мимоходом Грушевский это все же признает. А под сурдину вбрасываются и альтернативные истолкования («безопасные», как они считают, для Европы)…

Находя сходство в созвучии слов козак и коза, поляки Пясецкий и Коховский объясняли, что казаками назывались те люди, которые на своих лошадях были быстры и легки, как козы.

Из Кавказа выводил казаков и Симоновский, сближая римское название Гиркании (область на Кавказе) с латинским словом hircus — козел.

Вот уж действительно, достигнут такой градус абсурда и комизма, что можно прямо вслед Тарасу Бульбе спросить: «Что, сынку? Помогли тебе твои ляхи? Как?! Все продать? Стать польским… козлом?» И миф оборачивается дурным анекдотом…

Итак, завершая краткий поход к первоистокам неприятия (взаимного) Запада и Востока, надо признать решающую роль того монгольского унижения. Это был второй визит тюрков в Европу, так далеко зашедший. Первый — гунны, Аттила, народ и вождь, ставшие равно нарицательными. Выразительный штрих — британские плакаты Первой мировой войны: в апогее противоборства и ненависти германцы назывались тогда антантовской пропагандой: гунны. Хотя опять же, если вернуться к тем гуннам III–V веков… Ведь это же они (общеизвестный факт) давили с Востока на древнегерманские племена, давили, давили и буквально вдавили их в Европу. Объединили их с Римской империей — именно перед лицом Аттилы древнегерманцы, кельты, римляне стали в один строй. Каталаунская битва, справедливо оцениваемая, как поворотная в истории Европы объединила их в одну нацию. Аттила провидчески называл себя «бичом божьим»… (Потому как слов вроде: «мотор истории», «рука судьбы», «катализатор исторического процесса» он еще не знал).

Ну а в новую, сформированную таким образом Европу — тот поход монголов был первым. А второй и последний: турки, дошедшие до Вены. Правда, тут уже вступает и своеобразная психология: турки-то Европе — «дали отыграться», дали возможность реванша, законной гордости, дали себя разгромить. А те монголы — проткнули Европу и исчезли, став почти наваждением.

А Россия ведь — страна, принявшая оба наследства: от «схизматического», ограбленного Константинополя — Веру. И от этих татаро-монгол — свою новую государственность. Вот оно — Принятие Судьбы…

«Ну и этот их Александр Невский»! — А что Невский? Просто вору не дали зайти во второй раз. Сразу, буквально через несколько лет после удачного вселенского ограбления Константинополя, ткнуться лбом в запертые ворота Новгорода. Обидно это. Понимаем.

Но, перебрав истоки неприятия, все же следует напомнить, что эта Обида, даже Злость — это была лишь одна нота в аккорде. Другие, и часто более важные — ноты взаимного интереса, торгового, научного, человеческого.

Да, история — неостановима. И тем более история европейцев, уже три тысячи лет, как самого мобильного, подвижного отряда человечества. Да, десятью страницами ранее я мимоходом приводил такой сравнительный образ:

…В уютной кухне папы Карло, за прорванной картинкой в очаге, оказалось — целая страна. Одни задумались об этой стране (и о неизмеримости мира Божьего, непостижимости путей Его), а другие негодуют (и по-своему, справедливо!), что кухня стала менее уютной… Ну и как же это сочетается с европейской мобильностью, с теми же «Великими географическими открытиями»? А в том-то и дело, что европеец в погоне за своим интересом (и не только примитивно-торговым! Была и огромная жажда познания!), да, он являл, порой — верх человеческой отваги и предприимчивости. Он готов был продираться сквозь неведомое, идти в ту же Азию. НО… он принципиально не готов, когда вдруг эта Азия сама приходит к нему. Все его величайшие экспедиции — плод ЕГО расчета, Но когда появляется Нечто, сметающее все расчеты — рациональная часть души его просто вопиет… и порой ломается. И подобные «моменты истины» связаны не только с «визитами Азии»!! Его собственная европейская жизнедеятельность нередко заходила в такие тупики Расчета, из которого своими европейскими силами было не выбраться. К примеру — всего три шага:

(1) Рациональные, гуманные идеи Просветителей;

(2) Французская Революция, как, примерно — завод, фабрика по их реализации, от листов бумаги, «Просветительских» проектов — к железу, изделию. И…

(3) Наполеон, как некое, выражаясь языком XX века, «средство доставки», мощный ракетоноситель для изготовленного продукта.

И все. Три последовательных шага по расширению «сферы рационального, царства разума» — приводят ситуацию к «Европе иррациональной». Талейран, еще будучи «наркомом иностранных дел» Франции на пике ее могущества, фиксирует: эти войны, эти бесчисленные победы — это просто сказка, которую нам рассказывает Наполеон. (И идет на тайную службу царю Александру еще в 1809 году!)

А если без «сказок», то это был просто — взрыв в лаборатории европейского рационализма.

Или еще три известных европейских шажка, заведших Европу в тупик:

(1) Первая мировая война

(2) «Версальское усмирение»

(3) Гитлер.

И каждый раз принимать в себя осколки этих взрывов… Или другое сравнение — вбирать в себя излишки яда… Это ближе к другому нашему случаю, с марксизмом. Тоже идея рациональная, объясняющая, истолковывающая («Вся человеческая история — это борьба за материальный интерес»), и, однако ж, заводящая в полностью иррациональный, НЕобъяснимый, НЕистолкуемый, как сказали бы программисты — Необрабатываемый тупик.

Лет двадцать тому назад еще признавалось, что именно пример России, приявшей в себя весь яд «классовой борьбы» — подвигнул Запад к мирному разрешению социальных противоречий. Но не будем тут идеализировать — Россия обратилась к этой чаше яда отнюдь не как Христос в Гефсиманском саду («…о, если бы Ты благоволил пронести чашу сию мимо Меня! впрочем не Моя воля, но Твоя да будет»)… или там, как Пастер, пробуя снадобье на себе по долгу ученого. О российских кризисах, влекущих к подобным принятиям яда, будет другой разговор.

А завершая тему европейского взгляда на Россию, я приведу оценки наиболее важных исторических персон, предварив их, правда, своим собственным гипотетическим образом, моим предположением об их восприятии нас…

Глава 3

РОССИЯ КАК СУХОПУТНАЯ АТЛАНТИКА

Два значительных пространства были долгое время границами Европы, ограничивали, брали ее «в скобки» с Запада и Востока: Атлантический океан и Россия. Две великие глади суши и моря в одном были схожи для Европы: это было нечто огромное, что трудно, но все же можно преодолеть. Напряглись и построили аппараты, прорвавшиеся через Атлантику к Индии. И даже «фальш-стена», встреченная (Колумбом) на этом пути, его фальш-Индия, оказалась весьма ценным призом. Россия для значительной части этих устремленных тоже была: пространство, неприятное своей величиной. Европейских купцов интересовал прежде всего транзит в Индию, их мореплаватели гибли в Баренцевом море в поисках знаменитого «Северо-восточного прохода» к Китаю, к Островам Пряностей. Конечно, Архангельск кроме промежуточной стоянки выкатывал и свои товары, но все же, признаем, одна каравелла имбиря или корицы, стоила как целые караваны наших классических «льна, пеньки…».

И только вторым этапом пришло «положительное» восприятие окружавших пространств. Для Васко да Гамы (как и для пассажиров «Титаника») каждая лишняя миля Атлантики была минусом (он потерял два из четырех кораблей, но на своем, вернувшемся — озолотился)… А вот собственно атлантическая рыба стала какой-то ценностью 250 лет спустя.

Может, некоторым покажется странным это сопоставление России и Атлантического океана, но подобие, по-моему, в этих слоях, этапах постижения, в самом первом восприятии, где великость (или просто величина) осознается как фактор отрицательный. Преодолеваемое враждебное пространство.

9
{"b":"174571","o":1}