Хок забросал тлеющие угли песком, поддевая его пальцами ноги, подхватил меч, мешок и последовал за Авриль, отнюдь не предвкушая удовольствия от обязанностей, которыми был обременен. Поскольку Торолф исчез, придется не спускать глаз с непоседливой женушки, не отпускать ее от себя ни на шаг.

Придется также бороться с искушением, предоставив ей возможность постепенно привыкнуть к новой жизни, новому дому, к нему самому.

Ему остается лишь сохранять твердость духа. Йа, подумал он, быстро шагая вдоль берега, твердость, необходимую умирающему от голода, чтобы отказаться от пищи. Или страдающему от жажды, чтобы удержаться и не отпить из наполненной до краев, манящей, восхитительной чаши, до которой так легко дотянуться.

Торолф прятался в тени на безопасном расстоянии от ванингсхуса Вэлбренда. Он ждал. Терпеливо. Поглаживая большим пальцем поверхность изящного флакона, который держал в руке, он повторял про себя то, что задумал много лет назад и с тех пор лелеял как самое заветное желание. Какое значение в сравнении со столькими годами имел еще час-другой!

Особенно если по прошествии их сладость мщения сольется, со сладостью свободы.

После унижения, пережитого в альтинге, он мечтал о мести едва ли не больше, чем о свободе. Это было в последний раз, когда воктеру удалось его обыграть.

На сей раз партия останется за ним.

Наконец появилась женщина, закутанная в плащ с капюшоном, но Вэлбренд следовал за ней всего в нескольких шагах.

Торолф оскалился и застонал от досады. Как этот Вэлбренд любит разрушать его планы! Вот опять! Стоило Торолфу узнать, что воктер неожиданно оставил свою молодую жену в одиночестве, как тот так же неожиданно вернулся к ней.

Словно нарочно заманивал и сбивал Торолфа с толку.

Но ведь этого быть не может! Он не мог знать. Никто не знал.

Торолф беспокойно переступил с ноги на ногу, не выпуская флакона из рук. «Клянусь кровью Квасира, если придется провести еще хоть день на этих проклятых скалах, я сойду с ума! — подумал он. — Я не овца, как другие, довольные своими мирными, безмятежными, унылыми жизнями. Я создан для большего».

Там, за пределами Асгарда, его ждал целый мир новых мест и удовольствий. И он намерен насладиться ими сполна. А старейшины, воктер и все их законы пусть горят в адском пламени. Он и так слишком долго жил под их пятой.

Больше он терпеть не намерен. Свобода так соблазнительно близка.

Он буквально держал ее в руке.

Торолф оглянулся и посмотрел на уютный дом Хока на самой вершине утеса. Его гнев стал остывать.

Вэлбренд всегда говорил, что хочет перемен. Его желание скоро исполнится.

Единственное, что требовалось Торолфу, — одна чужеземка. Таким образом из-за этого он и присоединился к экспедиции на материк.

Он больше не собирается сам испытывать судьбу. Хватит с того, что случилось в прошлый раз. У Торолфа были все основания полагать, что он держит в руках ответ, который веками искали асгардские мужчины. Этот эликсир принесет ему богатство и славу во всем мире, сделает королем. Богом!

И все же оставалась еще вероятность, как бы мала она ни была, что эта жидкость — смертельный яд.

Он должен это выяснить — с помощью хорошенькой женушки Вэлбренда.

От этой мысли Торолф заулыбался. Нужно лишь держать себя в руках — и успех придет. Терпение — ключ к успеху. Терпение. Он может подождать еще денек. Торолф повернулся и пошел вниз но заросшему густой травой склону. Надо получше спрятать лодку, пока темно.

А потом он вернется. Воктер не сможет каждую секунду держать жену в поле зрения. Рано или поздно она останется одна.

И Торолф не упустит этого момента. Он улыбнулся еще шире. На следующий день Хок Вэлбренд лишится новой жены.

После вчерашнего дождя солнце победно сияло на небе. Жозетт не сдержала восторженного вздоха. Расслабившись и греясь в лучах сверкающего солнца, она сидела на земле, прислонившись к дереву, с корзинкой только что собранных ягод на коленях. Пара лошадей щипала траву в нескольких ярдах от нес, Келдан, растянувшись на земле, лежал рядом, закрыв глаза и заложив руку за голову. На лице и на груди темнели следы ягодного сока.

Их утренняя верховая прогулка закончилась завтраком из свежих ягод, которые они собирали, устроив шутливое «ягодное соревнование».

С улыбкой на губах Жозетт смаковала освежающий сладкий плод и наслаждалась открывавшимся с вершины горы видом, от которого дух захватывало. Отсюда она могла видеть весь остров, простиравшийся в бесконечном своем многоцветье: луга в крапинках ярких полевых цветов; лес на западе — словно смятое покрывало из густой зеленой листвы; возвышающиеся вдали склоны гор, покрытые зарослями лаванды и прочерченные там и сям сверкающими серебряными нитями речушек; темная гладь тучных пастбищ.

Ласковый ветерок овевал ее лицо, шелестел ветвями деревьев над головой. Как здесь прекрасно! Как покойно.

И как трудно все время держать в голове поставленную перед ней задачу. Предполагалось, что она должна собирать сведения о местонахождении острова; сегодня вечером, на городском празднестве, Авриль будет ждать ее отчета.

Но пока Жозетт не разузнала ничего полезного для составления плана побега.

Чувствуя себя виноватой, она съела еще одну ягоду и посмотрела на Келдана.

Из-за вчерашнего дождя они просидели весь день взаперти в ею ванинсхусе — так что она не виновата, что ничего не могла сделать для исполнения поручения. В конце концов, они ведь с трудом понимают друг друга.

Это, впрочем, не помешало им весьма приятно провести день. Они играли в шашки, шахматы и в игру, которая, как он объяснил, называлась хнефтафт и в которую играли цветными камешками на инкрустированной доске. После обильного ужина Келдан занялся резьбой по дереву, а она уснула под шелест дождя и норманнский напев, который мурлыкал Келдан.

Проснувшись сегодня утром, Жозетт обнаружила, что он снова отнес ее в постель, а сам провел ночь на полу в противоположном конце комнаты.

Кусая губу, она подумала, что крепнущая между ними дружба должна была бы внушать ей чувство неловкости. Этот мужчина с мощной гибкой фигурой, как у всех здешних воинов, все еще оставался для нее чужим. .

Тем не менее, несмотря на незнание языка, Жозетт почему-то казалось, что она уже хорошо знает его.

Было нечто бесконечно привлекательное в его шаловливости, подкупающей улыбке, постоянно игравшей на губах, в его неизменной веселости. Похоже, ему доставляло огромное удовольствие смешить окружающих, например, тех людей, которых они встречали в городе, а также и… ее.

Наблюдая за тем, как ветер ерошит его черные волосы, как солнце ласкает загорелую кожу, Жозетт испытала непривычное ощущение — словно горячие змейки, трепеща, сплетались в клубок в животе и щекотали ее.

Может быть, это оттого, что он ей нравится; ей никогда еще не было так приятно в обществе мужчины.Словно почувствовав на себе ее взгляд, Келдан открыл глаза и расплылся в лукавой улыбке.

Застигнутая в момент, когда восхищенно рассматривала его, Жозетт смутилась и ощутила, как кровь приливает к щекам.

Она перевела взгляд на корзинку с ягодами, стоявшую у нее на коленях.

Почти не пошевелившись, Келдан сорвал длинный стебелек травы и пощекотал ей подбородок.

— Гресс, — сказал он.

Жозетт не подняла головы, она продолжала сидеть, уставившись в корзину, но улыбнулась. У них была такая игра: они обучали друг друга каждый своему языку.

— Гресс, — повторила она, а потом перевела норманнское слово на французский, — грасс, трава.

— Грасс, — повторил он с сильным акцентом. — Жозетт… — Он сел, голос зазвучал серьезно: — Ты счастлива здесь?

Она быстро взглянула на него — сидящего рядом мужчину с исполненными надежды глазами и тонким стебельком травы в руке, на этого доброго викинга, который любит мастерить мебель, собирать ягоды на завтрак и смеяться вместе с ней под залитым солнцем небом.