— Вполне! Я не могу больше оставаться здесь. Я теперь для Клуфмана, как бельмо на глазу. Я доставил ему десять неприятных минут, и он, без сомнения, заставит меня расплатиться за них, стоит ему только схватить меня. Но это ему уже не удастся! И все благодаря вам, Ланой.

— Проходите в дом, — предложил Ланой.

— Дьявольщина! Вот уж никогда бы не подумал, что стану вам помогать!

— Вы умный человек, Ланой, — польстил коротышке Квеллен. — Поэтому я вам советую убираться отсюда как можно скорее. Рано или поздно Клуфман изловит вас. Это неизбежно.

— Я попробую рискнуть, — невесело усмехнулся Ланой. — Когда настанет эта минута, я погляжу Клуфману прямо в глаза и попробую заключить сделку с ним самим. Проходите же, машина ждет!

Итак, свершилось!

Все начало кружиться, извиваться, и у Квеллена возникло такое ощущение, будто его вывернули на изнанку. Он парил на пурпурном облаке высоко–высоко над какой–то плохо различимой местностью, а затем стал падать. Упав, он перекувырнулся и остался лежать на огромном зеленом ковре. Так он лежал какое–то время, затаив дыхание, прильнув к ковру, как бы пытаясь найти нечто устойчивое в этом неизвестном ему мире.

Рука его инстинктивно вырвала кусок этого ковра, и он изумленно уставился на зелень. Трава!!!

Живая трава!!! Стебельки ее в его скрюченных пальцах!!!

Затем он едва не лишился сознания, когда понял, насколько чист здесь воздух. Он был совершенно ошеломлен. Было мучительно больно втягивать такой живительный воздух в свои легкие. Как будто вдыхаешь воздух в комнате, где подача кислорода открыта полностью. А здесь он находился вне помещения под открытым небом. Даже в Африке воздух был не такой, потому что в нем все–таки содержался густой остаток того, что выдыхалось в более плотно населенных районах земного шара.

Квеллен собрался с духом и поднялся. Во всех направлениях от него простирался травяной ковер, а впервые виделись густые заросли деревьев. Квеллен присмотрелся. Небольшая серая птичка без маски беспечно слетела на свисавшую вниз ветку ближайшего дерева и начала что–то щебетать.

Интересно, сколько еще времени фавориты Клуфмана будут искать его, прежде чем придут к выводу, что он совершил прыжок. Колла, наверное, хватит апоплексический удар. Удастся ли Клуфману справиться с Ланоем? Он надеялся на то, что Ланой окажется ему не по зубам. Клуфман был злобным, почти нереальным чудовищем, в то время как Ланой, несмотря на свои замашки преступника, не лишен был понятия чести.

Квеллен тронулся в сторону леса. «Нужно подыскать подходящий ручей и построить рядом с ним что–то вроде дома», — решил он. Он был уверен, что сумеет сымпровизировать архитектуру, хотя, возможно, первые его попытки и не будут особо впечатляющими. Но это, во всяком случае, будет его дом!

Он не ощущал за собой вины в том, что избрал этот путь. Он был неудачником, заброшенным в мир, который он мог только ненавидеть и который он мог только загнать его в западню. Норм Помрат избрал этот путь. Брогг тоже пошел этим путем. Теперь наступила его очередь. По крайней мере, прежде чем оставить этот мир, он совершил смелую попытку защитить себя от того мира. Было безумием думать, что он мог тягаться в коварстве с Верховным Правлением. Но он все же задал неплохую встряску Клуфману, длившуюся по меньшей мере несколько минут, и это само по себе было достойно гордости. Он показал, что он — человек! Теперь его честь продиктовала ему необходимость быстрого бегства, прежде чем подручные Клуфмана смогут уничтожить его.

Из лесу вприпрыжку выскочили два оленя. Квеллен остановился, пораженный ужасом. Никогда еще ему не доводилось видеть сухопутных животных таких размеров, даже в Африке. Африканские млекопитающие уже очень давно были загнаны в заповедники. Опасны ли эти животные? У них был такой кроткий вид. Они не спеша ускакали прочь.

Сердце Квеллена начало учащенно биться, когда он стал наполнять легкие свежим воздухом. Марек… Колл… Брогг… Спеннер….. Клуфман… Хелейн… Джудит! Публичное рыгание. Вагончики монорельсовой дороги. Они стали блекнуть в его сознании, постепенно исчезая из его памяти. «Добрый старый Ланой, — подумал. — Все–таки он сдержал свое слово и отправил его назад, на незагаженный материк!»

«Весь мир — мои!» — подумал Квеллен.

Высокий краснокожий мужчина вышел из леса и оперся о дерево, с серьезным видом рассматривая Квеллена. На нем был кожаный пояс, сандалии и ничего больше. Краснокожий некоторой время изучал Квеллена, затем поднял руку, сделав жест, смысл которого Квеллену был совершенно ясен: незнакомец приветствовал его на своей земле. Этот человек не боялся его.

Подняв руки вверх, улыбаясь как можно приветливее, Квеллен зашагал ему навстречу.

1967 г.

РОМАН

Вот один из счастливых дней в 2381 году. Утреннее солнце восходит уже настолько, что касается своими лучами самых верхних этажей гонады 116. Скоро наружный фасад засверкает, как гладь моря на исходе дня. Фотоны раннего рассвета активизируют механизм в окнах Чарльза Мэттерна, и они становятся прозрачными.

Мэттерн потягивается. «Господи, благослови», — говорит он про себя. Его жена тоже потягивается. Четверо их детей, бодрствующих уже больше часа, вскакивают и, танцуя вокруг спальной платформы, поют:

«Благослови Бог, благослови Бог,

Благослови нас всех,

Благослови папу, благослови маму,

благослови тебя и меня,

Благослови каждого, большого и малого,

И дай нам плодородные дни»

Потом все они подбегают к спальной платформе. Мэттерн встает и целует детей по очереди. Индре — восемь лет, Шандору — семь, Марксу — пять и Клео — три. Глубоко в душе Чарльз Мэттерн таит стыд за то, что у него такая маленькая семья; разве можно искренне сказать о человеке, у которого всего четверо детей, что он почитает жизнь? Но лоно Принсипессы уже не заплодоносит. В свои 27 лет она уже совершенно бесплодна — так говорят врачи. Мэттерн всерьез подумывает о второй жене: он скучает по плачу младенца. Должен же человек исполнять свою обязанность по отношению к Богу.

— Папа, Сигмунд еще тут. Он пришел ночью к маме, — пальцем показывает дитя. Мэттерн смотрит туда. На спальной платформе, по другую сторону от Принсипессы, ближе к педали пневмонасоса, лежит, свернувшись клубочком, четырнадцатилетний Сигмунд Клавер, пришедший в жилище Мэттерна сразу после полуночи, пользуясь своим правом блуда. Сигмунд любит зрелых женщин. Сейчас он храпит — потрудился на славу. Мэттерн толкает его в бок:

— Проснись, Сигмунд! Уже утро!

Юноша открывает глаза, улыбается Мэттерну, садится и тянется за своей набедренной повязкой. Сигмунд довольно красив, живет на 757–м этаже, имеет уже одного ребенка и ждет второго.

— Прошу прощенья, — говорит Сигмунд, — я заспался. Принсипесса вымотала меня, как всегда. Это настоящая дикарка!

— Она в самом деле очень страстная, — признает Мэттерн. Говорят, что жена Сигмунда тоже очень страстная. Мэттерн намеревается испробовать ее, когда она станет чуть постарше. Может быть, будущей весной…

Сигмунд идет в ультразвуковой душ, а Принсипесса встает с постели, нажимает на педаль и платформа молниеносно свертывается. Принсипесса начинает программировать завтрак. Индра включает экран. Стена вспыхивает светом и красками.

— Добрый день, — доносится с экрана. — Температура воздуха снаружи 28°С, если это кого интересует. Сегодняшняя численность населения гонады составляет 881115 человек. Со вчерашнего дня прибыло 102, а с начала года — 14187 человек. Благослови нас Бог, но темп прироста заметно упал. В гонаду 117 со вчерашнего дня прибыли 131 человек, в том числе четверня Хули Якобинской. Ей 17 лет, и перед этим она уже родила семерых детей. Вот это настоящая служанка божья! Сейчас 6 часов 20 минут. Ровно через 40 минут гонаду удостоит своим посещением Никанор Гортман, социопрограммист из Хэлла, которого легко будет распознать по одежде в пурпурных и ультрафиолетовых тонах. Доктор Гортман будет гостем Чарльза Мэттерна с 799–го этажа. Отнесемся же к гостю с таким же благословением, с каким относимся друг к другу. Благослови Бог Никанора Гортмана! А сейчас послушайте новости с нижних этажей гонады 116.