Именно так и случилось.

Шло время. Гросвенф вошел в аудиторию и обнаружил, что его класс вновь пополнился. Были заняты все стулья, и из соседнего отдела были принесены еще несколько. Немного помолчав, он начал вечернюю лекцию.

— Проблемы, перед лицом которых стоит некзиализм, являются всеобщими проблемами. Человек разделил жизнь и материю на различные отрасли знания и бытия. И даже если он использует иногда слова, которые указывают на его понимание цельности природы, он все же продолжает вести себя так, как будто тот, кто изменяет Вселенную, имеет множество различных функционирующих сторон. Технические приемы, которые мы будем сегодня обсуждать…

Он замолчал. Окинув взглядом аудиторию, Гросвенф сосредоточил внимание на одном знакомом лице, мелькнувшем в самом дальнем углу комнаты. После секундного замешательства Гросвенф продолжал:

— …заключаются в том, как можно преодолеть это несоответствие между поведением человека и объективной действительностью.

Он продолжал подробно и доходчиво описывать технические приемы, а в глубине помещения Грегори Кент делал первые заметки по некзиализму.

«Космическая Гончая», неся в себе маленький островок человеческой цивилизации, со все увеличивающейся скоростью неслась сквозь ночь, у которой нет конца и начала… Конца и начала…

Младшие ученые весь день дежурили у веревок колоколов, готовые возвестить новость о рождении. Ночью они обменивались грубыми шутками о причине задержки. Однако следили, чтобы их не услышали старшие или посвященные.

Ребенок родился за несколько часов до рассвета. Он был слабый и худой, а некоторые его особенности привели в отчаяние его отца. Его мать, леди Таня, проснувшись, некоторое время слушала его жалобный плач, а затем ядовито заметила:

— Кто напугал маленького негодяя? Он как будто боится жить.

Ученый Джоквин, старший во время родов, принял ее слова за дурное предзнаменование. Он решил было, что мать не должна видеть уродца до следующего дня, но теперь ему казалось, что он должен действовать быстро, чтобы отвратить бедствие. Он торопливо приказал рабыням прикрыть колыбель, завесив ее со всех сторон, чтобы отразить любую злую радиацию, которая может проникнуть в спальню.

Когда удивительная процессия начала протискиваться в дверь, леди Таня лежала, приподняв свое стройное тело. Она смотрела с удивлением, переходящим в тревогу. Она терпеливо выносила мужу четверых детей и поэтому знала, что происходит нечто необычное. Леди Таня не была кротким существом, и даже присутствие ученого в комнате не остановило ее.

Она с яростью спросила:

— Что происходит, Джоквин?

Джоквин в отчаянии смотрел на нее. Ну разве она не знает, что каждое слово, произнесенное в этот период со злым настроением, только обрекает ребенка на еще худшую судьбу? Он с испугом заметил, что она собирается продолжить, и с мольбой к атомным богам взял свою жизнь в свои руки.

Он сделал три быстрых шага к ней и закрыл ладонью ее рот. Как он и ожидал, женщина была так изумлена его поведением, что не оказала сопротивления. И к тому времени, когда она пришла в себя и начала слабо отбиваться, колыбель наклонили, и через ее рукоять она впервые увидела ребенка.

Собиравшаяся в ее голубых глазах буря рассеялась. Мгновение спустя Джоквин мягко убрал руку с ее рта и медленно отступил к колыбели. Он стоял там, дрожа при мысли о том, что он натворил, но постепенно, поскольку словесная молния не ударила в него с кровати, сознание правильности сделанного возобладало в нем. Он начал внутренне сиять и впоследствии всегда утверждал, что спас положение, насколько его можно было спасти. В теплом самопоздравлении он почти забыл о ребенке.

Он пришел в себя от вопроса, заданного леди Таней чрезвычайно спокойным голосом:

— Как это случилось?

Джоквин чуть не допустил ошибку, пожав плечами. Он вовремя удержался, но, прежде чем смог ответить, женщина сказала уже более резко:

— Конечно, я знаю, что это атомные боги, но когда это случилось, по — твоему?

Джоквин был осторожен. Ученые храмов обладали достаточными данными, чтобы знать, что контролирующие боги могут действовать случайно, и их трудно ограничить датами. Тем не менее мутации не совершаются, когда плоду в чреве матери исполнится месяц, поэтому приблизительно время можно определить. Не позднее января 533 года П.В. и не раньше… Он помолчал, вспоминая дату рождения четвертого ребенка леди Тани. И вслух закончил подсчеты:

— Несомненно, не раньше 529 года после варварства.

Женщина теперь более внимательно смотрела на ребенка. И Джоквин тоже. И удивился, поняв, сколь многое он раньше не позволял себе видеть. Сейчас впечатление у него было даже хуже, чем раньше. У ребенка была слишком большая голова, сравнительно с хрупким телом. Плечи и руки подверглись наиболее заметной видимой деформации. Плечи спускались от шеи под острым углом, делая тело почти треугольным. Руки казались перекрученными, как будто кость, а с нею мышцы и кожу, повернули на 360 градусов, и теперь каждую руку нужно развернуть, чтобы привести в порядок. Грудь ребенка была чрезвычайно плоской, и все ребра торчали сквозь кожу. Грудная клетка опускалась вниз гораздо больше, чем у нормальных людей.

И все. Но вполне достаточно, чтобы леди Таня с трудом проглотила комок. Джоквин, взглянув на нее, понял, о чем она думает. Она допустила ошибку за несколько дней до родов, похваставшись в тесной компании, что пятеро детей дают ей преимущество перед сестрой Чрозоной, у которой только двое, и над сводным братом лордом Тьюсом, которому его язвительная жена родила только троих. Теперь преимущество будет на их стороне, потому что, очевидно, у нее не может быть больше нормальных родов, и они догонят или даже перегонят ее.

Будет также немало остроумных замечаний по ее адресу. Возможность досадить ей велика.

Все это Джоквин прочел на ее лице, пока она твердеющим взглядом смотрела на ребенка. Он торопливо сказал:

— Это худший период, леди. Через несколько месяцев или лет результат будет относительно… удовлетворительный.

Он чуть не сказал «человеческий». И он чувствовал на себе ее взгляд. И беспокойно ждал. Но она только спросила:

— Лорд — правитель, дед ребенка, видел его?

Джоквин склонил голову.

— Лорд — правитель видел ребенка через несколько минут после его рождения. Единственное его замечание сводилось к тому, что я должен установить, если это возможно, когда вы были поражены.

Она не ответила немедленно, но глаза ее сузились еще больше. Тонкое лицо застыло. Наконец она взглянула на ученого.

— Я полагаю, вы знаете, — сказала она, — что причина может быть только в небрежности одного из храмов?

Джоквин уже подумал об этом, но теперь взглянул на нее с беспокойством. Раньше ничего не предпринималось по поводу так называемых «божьих детей», но сейчас Джоквину пришло в голову, что Линны будут рассматривать это как особый случай. Он медленно ответил:

— Пути атомных богов непостижимы.

Женщина, казалось, не слышала. Ее холодный голос продолжал:

— Я полагаю, ребенок будет уничтожен. И можете быть уверены, что в течение месяца столько ученых вытянут шеи, сколько свет не видел.

Рассерженная, она не была приятной личностью, леди Таня Линн, сноха лорда — правителя.

Легко установить источник мутации. Прошлым летом леди Тане надоело отдыхать в одном из семейных имений на западном берегу и она вернулась в столицу раньше, чем ее ожидали. Ее муж, главнокомандующий Крег Линн, проводил дорогостоящую реставрацию своего дворца. Ни сестра, живущая на другом конце города, ни мачеха, жена лорда — правителя, не пригласили леди Таню к себе. Волей — неволей она вынуждена была остановиться в городском дворце.