– Какие еще важные вещи? Что за чушь ты несешь? Ты пожертвовал моей честью и собственным добрым именем исключительно ради шанса стать королем, ухватить корону для себя одного.

– Не в этом дело. Меня вполне устроит, если королем станет Этелинг.

– Да? Так что же это за важная вещь, гораздо более важная, чем твоя или моя честь?

Гарольд подошел к окну, раздвинул ставни. В комнату ворвались уличные запахи, уличный шум. Каждый занят своим делом – торговцы, ремесленники, мастеровые. Вдали маячили горы, леса. Легкий дождик дымкой повис над окрестностями. До вечера уже недалеко. Из соседнего кабачка донесся взрыв смеха. Там Гарольд оставил восьмерых своих дружинников. Скоро и он присоединится к ним, выпьет кружечку пива. Отвернувшись от окна, он снова обратился к брату.

– Это трудно объяснить, – сказал он, – но я попробую. Все это, деревни, округа, графства, все люди, которые в них живут, вправе рассчитывать на нашу защиту. Если мы развяжем войну, если ради своей чести мы будем драться с Нортумбрией, много людей погибнет, много деревень будет разорено, города будут разграблены, земля опустеет...

– По какому праву мы правим этой землей? Скажи мне, Гарольд!

Гарольд пожал плечами, и Тостиг сам ответил на свой вопрос:

– По праву чести. Благодаря нашему имени. Откажись от имени и чести, лиши меня графства, и ни один человек не последует за тобой. Ты отрекаешься от своего права на власть.

– Ты не дал мне закончить. Если мы сразимся за твои права, мы победим. Мы вернем тебе графство.

– Я пока что его не потерял!

– И тогда имя Годвинсонов станет ненавистно всем, кто живет к северу от Трента[68], по крайней мере на ближайшие двадцать лет. А через несколько месяцев, может быть, через считанные недели, нам придется позвать северян на помощь против нормандцев. Нам – тем из нас, кто уцелеет – придется позвать тех, кто останется в живых на севере. А они не придут, потому что мы только вторглись на их землю, сожгли их деревни, изнасиловали женщин, убили мужчин. Они пошлют нас куда подальше.

– Но у нас останется честь, наше доброе имя. Пусть они боятся Годвинсонов, пусть ненавидят, но они будут уважать нас и будут рады подчиниться нам.

– Заткнись, гаденыш! – Гарольд был вне себя. – Ты ничего не понимаешь. Эти люди ценят свой образ жизни, они будут сражаться за него, но мы должны вести их в бой. Они этого ждут от нас...

– Их жизнь останется такой, какая она есть, кто бы ими ни правил. Допустим, Бастард победит. Этого не случится, но давай допустим. И что с того? Подымет налоги, потребует одного вооруженного воина с пяти гайдов, как и мы. Прогонит тех танов, которые держат нашу сторону, и заменит их своими ставленниками, как мы сделали в свое время. Только и всего! Для крестьян и батраков, для ремесленников и горожан, для простого народа ничего не изменится.

– Изменится, еще как изменится! Это я и пытаюсь вдолбить в твою тупую башку. Я видел, как живут люди в Нормандии. Девять человек из десяти там рабы. Господа творят, что хотят, владеют всем, нет ни закона, ни права, и они твердо уверены, что такова воля Господня...

– Чушь собачья! Ты пожертвуешь мной ради мужиков?

Гарольд промолчал.

– А, мать твою, можешь трахнуть себя в зад! – Тостиг в последний раз промчался по комнате, казалось, он готов был наброситься на старшего брата. – Я бы понял тебя, если б ты подличал ради короны, но пойти на это только потому, что этому отребью в деревнях и городах лучше будет-де под твоей властью, чем при Вильгельме! Хватит с меня, я ухожу!

– Куда?

– Для начала объеду свои земли между Оксфордом и Дувром, соберу людей. Двести человек, пятьсот, если удастся...

– Мне... нам они понадобятся, когда Незаконнорожденный явится сюда.

– Это мои люди. Мы с Юдит уезжаем в Брюгге, там перезимуем, потом я вернусь. Можешь положиться на свою хваленую интуицию – я вернусь. А теперь – пошел к черту!

Наутро в большом зале замка заседал Витангемот. Король Эдуард главенствовал в совете, опираясь на подушки, приветливо улыбаясь и подслеповато вглядываясь в мелькавшие перед ним тени.

Епископ Элдред призвал собравшихся соблюдать тишину и порядок, и вскоре король задремал, корона слегка съехала набок, ближе к левому уху.

Человек пятнадцать среди присутствовавших обладали реальным влиянием: два архиепископа, Гарольд и двое его младших братьев, Леофвин и Гирт, а также Эдвин с Моркаром и еще несколько епископов и аббатов. Их поддерживали около тридцати крупных землевладельцев – эрлов, олдерменов и танов.

Первым заговорил Гарольд. Он сообщил, что Эдвин и Моркар присутствовали сегодня вместе с ним в церкви Крайстчерч и дали торжественную клятву, что, когда король умрет (мы все молимся о том, чтобы он прожил еще много лет, – аминь, аминь, подхватили собравшиеся), они признают наследника, выбранного Витангемотом, и поддержат его оружием, деньгами, родством, землями и всем, чем они располагают. И самое главное: они выступят против любого вторжения иноземцев и посягательства на престол.

Эдвин и Моркар отведут от городских стен и распустят свои войска, распустят и тех своих приверженцев, которые в данный момент грабят окрестности Нортгемптона или тревожат иные области Англии, отошлют их всех по домам и положат конец насилию и бесчинству.

Заручившись этими обязательствами, Гарольд, действуя от имени короля, ныне передает Моркару, брату Эдвина, эрла Мерсии, – Нортумбрию и утверждает за ним все привилегии, права, доходы и так далее, и так далее.

Вроде бы удалось. Слегка вспотев, гадая про себя, правильно ли в конце концов он поступил, Гарольд подошел к Эдвину, обнял его, взял за руку и вместе с ним повернулся лицом к собранию.

– Господа, – молвил Эдвин, – Гарольд говорил мудро и хорошо. Отныне между его семьей и моей будет дружба, любовь и согласие, и в подтверждение этого я предлагаю Гарольду в жены мою сестру Элдит, чтобы их брак стал союзом не только двух людей, но и двух семейств на благо всего народа.

Гарольд побледнел, лицо его на миг сделалось серым, точно свинец, потом кровь снова прихлынула к нему. Он не выпустил руку Эдвина, и северянин тоже побледнел от боли, когда Гарольд словно тисками сдавил ему пальцы. Гарольд быстро окинул взглядом членов Витангемота, на некоторых лицах он различил усмешку, кое-кто тревожно свел брови, но большинство сидело совершенно спокойно, будто каменные изваяния, изо всех сил стараясь скрыть чувства, которые вызвала в них тщательно продуманная и крайне рискованная выходка Эдвина.

Все были в курсе дела: Гарольд не был женат, что едва ли приличествовало человеку его положения. Вот уже тринадцать или четырнадцать лет он жил с любовницей, женой тана, владевшего землями в старинном поселении данов в Уэксфорде. Эдит Лебединая Шея всю жизнь оставалась любовницей, наложницей Гарольда. Никто не считается с наложницами, когда речь идет о политике. Разумеется, Гарольд имел полное право позаботиться о ней, обеспечить и ее, и рожденных ею детей – как вельможа распорядится своими средствами, это никого не касается – но в борьбе за власть она не имела никакого значения.

Однако предложенный Эдвином союз имел и другую цель: лишив Тостига графства и вынудив его удалиться в изгнание, сыны Эльфгара нанесли Годвинсонам серьезный урон, подорвали их престиж и отобрали часть территории, которую те контролировали, а этот брак стал бы еще одним шагом в том же направлении. Если Элдит в скором времени родит Гарольду сына – а братья, конечно же, на это и рассчитывали, – в один прекрасный день этот сын предъявит свои права на английский престол. Скорее всего, этот день наступит, когда мальчик будет еще совсем юным, быть может, даже несовершеннолетним. В таком случае регентшей станет королева и, конечно же, призовет к власти своих ближайших родичей. Сыновья Эльфгара сделали тот же ход в попытке укрепить свою власть и влияние на будущего короля, какой в свое время сделали Годвинсоны, заставив Эдуарда жениться на Эдит.