Но даже в снах Рыцаря Слова имелся лимит информации, и Джон Росс обнаружил это в Сан-Собеле.

В своем сне он путешествовал по кошмарному ландшафту разрушаемой цивилизации по пути в вооруженный лагерь в Сан-Франциско. Он приехал из Чикаго, где такой же лагерь был разгромлен демонами и прежде-людьми, и он пытался спасти город, но у него ничего не вышло, зато он отыскал еще один слабенький огонек надежды. Люди умирали тысячами, их тысячами загоняли в клетки рабов — трудиться и размножаться. Он явился в Сан-Франциско, чтобы предотвратить грядущие события, зная, что новая армия уже выступила в путь, собираясь захватить крепость у залива и лишить человечество очередной зацепки. Напрасно он умолял ответственных за оборону, ему никто не доверял, подозревая неизвестно в чем, хотя он знал, что жителей ждет нескончаемый кошмар. Снова и снова он призывал их быть осторожными. И тогда город был бы спасен. Но что толку в его попытках перед растущей силой Пустоты? Судьба крепостей оказалась предрешена еще до того, как Джон стал Рыцарем Слова. И его провал был вписан в скрижали истории. Пытаясь выкорчевать семена ненависти, он лишь продлевал страдания. Но Росс все равно продолжал попытки, ибо ничего иного не оставалось.

Действие сна начиналось в городке Сан-Собел, к юго-западу от заповедника Мишн-Пик, что возле Сан-Франциско. Еще один городок, еще одна россыпь пустых магазинов и домов. Вымощенные бетоном, покрытые грязью клочки, дворы и парки, заросшие травой. Голая земля среди обломков домов и брошенных машин. Дикие собаки сбивались в стаи, бездомные кошки, словно тени, слонялись по жаре. Он проходил мимо разбитых окон и распахнутых дверей, похожих на невидящие глаза и безгласные рты. Крыши и стены обвалились, земля брала свое, поглощая развалины. Снова и снова он видел фигуры, крадущиеся за ним — бродяги в поисках пищи и убежища, беглецы из прошлого. Они не подходили к нему. Замечали в нем нечто пугающее: он не знал, что именно. Может быть, его взгляд или его черный посох, покрытый рунами — источник его могущества. Он шагал к центру бульвара; темное пророчество Слова начало сбываться. Его больная нога исцелилась, потому что провал миссии привел пророчество в исполнение, и теперь никто не подойдет к нему. Он может помочь, но люди шарахаются от него, как от анафемы. Таков последний всплеск иронии бытия.

В Сан-Собеле никто не приблизился к нему. Он видел их — бродяг, прячущихся в тени, скитающихся от одного логовища к другому; но они не подошли ближе. Джон в одиночестве прошел через разрушенный город, не сводя глаз с горизонта. Его ум был сосредоточен на миссии, и тут он неожиданно чуть не столкнулся с какой-то женщиной. Она не видела Джона. Вообще не сознавала его присутствия. Стояла себе среди зарослей и смотрела туда, где раньше была школа. Название школы все еще читалось, выгравированное на арке над входом. «Подготовительная академия Сан-Собела». Женщина слегка наклонилась, сложив руки и не сводя глаз с надписи. Когда он оказался рядом, то услышал негромкие звуки, слетавшие с ее уст. Женщина была оборванной, измученной, волосы свисали грязными прядями, не ела она, видимо, уже давно. Лицо и руки покрыты язвами, в которых он распознал признаки одной из новых болезней, от которых люди, не получая лечения, быстро умирали.

Он тихо заговорил с ней; она не ответила. Он снова заговорил, погромче. Женщина не обернулась.

Когда наконец он коснулся ее, она не повернулась, но заговорила. Как будто включили магнитофон. Голос был монотонным, однообразным, а история — совершенно очевидной. Она обращалась, не заботясь, слышат ли ее, давая выход накопившимся чувствам. Джон выслушал, но его присутствие послужило лишь спусковым крючком для речи.

— Это был мой младшенький, — сказала она. — Мой мальчик, Тедди. Шесть лет ему было.

Еще год назад водили его в детский сад, а теперь он закончил первый класс. Такой милый. Светленький, с голубыми глазами, всегда улыбался. Как только входил в класс, все сразу озарялось светом. Я так его любила. Берт и я — мы оба работали, деньги имелись, но все-таки отправить его сюда оказалось нелегко. Но школа и вправду хорошая, а мы хотели для него самого лучшего. Он был талантлив. Мог стать кем угодно, если бы выжил.

В школе учился еще один мальчик, чуток постарше, Аарон Пилкингтон. Его отец был очень успешным, преуспевающим. И какие-то люди решили похитить Аарона, чтобы отец заплатил выкуп. Идиоты, но достаточно сообразительные: знали, как организовать похищение. Попробовали украсть его прямо из школы. Явились туда и попытались украсть. В День дурака, первого апреля, представляете? Даже не знаю, поняли они это или нет. Как бы то ни было, они пришли и попытались похитить ребенка. Но не смогли найти. Не были уверены, в каком классе он находится и кто его учитель. У них была фотография; они решили, что этого достаточно. Но они ошиблись.

Дети на фотографиях часто похожи друг на друга. Вот они и не смогли его вычислить. Кто-то из персонала школы позвонил в полицию, и когда послышалась сирена, эти люди взяли в заложники учительницу вместе с классом, потому что сами были напуганы и не знали, как быть.

В этом классе и учился мой сын.

Полиция пыталась заставить похитителей освободить учительницу и ребят. Но те не согласились с предложенными условиями, а полиция не согласилась с их условиями, и вся задумка пошла прахом. Похитители впали в отчаяние. Один из них все спрашивал кого-то, кого с ними не было: что нам делать, что нам делать? Они застрелили учительницу. Полиция решила больше не ждать, ведь дети в опасности. А похитители вывели учеников в аудиторию, где велись переговоры, и затеяли с ними игру. Всех ребят усадили в два ряда лицом к кафедре. Когда полиция ворвалась туда, они начали стрелять. Просто… открыли огонь. Во все стороны. Дети…

Она не смотрела на него, пока говорила. Совершенно не замечала его присутствия. Недоступная, затерявшаяся в прошлом, в том ужасе, который нет-нет да и выплескивался между слов. Она не сводила глаз со здания школы.

— Это случилось здесь, — сообщила она, и тон ее голоса не изменился — такой же пустой, механический. — Я в тот день была помощницей по классу. В конце каникул собирались праздновать один день рождения. Когда началась стрельба, я попыталась добраться до сына. И ничего не вышло… Его звали Тедди. Теодор, но мы звали его Тедди, потому что он был просто маленьким мальчиком. Тедди…

Она умолкла, вперив взгляд в развалины школы, потом повернулась и пошла прочь по разбитому тротуару. Казалось, она знает, куда идет, но Джону не была ясна ее цель. Он понаблюдал за ней еще немного, потом посмотрел на школу.

Он как будто слышал выстрелы и детские крики. Вот и весь сон.

Проснувшись, он сразу понял, что делать. Женщина сказала, что один из похитителей разговаривал с кем-то, кого там не было. Джон знал по опыту: это был демон, создание, которого нельзя увидеть. Именно демон организовал захват, чтобы разорвать связи в обществе, украсть чувство безопасности у жителей Сан-Собела, разрушить веру в то, что все неприятности, происходящие в мире, минуют их тихую обитель. Как только семена сомнения и страха будут посеяны, станет легче подорвать основу человеческого поведения и разумность, сдерживающую животное начало людей.

Стоял конец зимы, и оставалось уже мало времени, когда он отправился в Калифорнию. Достиг Сан-Собела за неделю с небольшим перед первым апреля, будучи уверен, что у него достаточно времени для предотвращения трагедии. Его больше не посещали сны о захвате детей, но в этом не было ничего необычного. Обычно сны приходят лишь единожды, и ему приходится действовать, исходя из увиденного. Иногда он не знает, ни где произойдут события, ни когда. На этот раз все гораздо проще: и то, и другое известно. Демон уже должен был приступить к своей работе, но Россу с самого начала службы Слову приходилось выступать против демонов, так что его это не пугало. Демоны — сильные и хитрые противники, безжалостные в своей ненависти к людям и стремлении видеть человечество порабощенным, но с Россом им не сравниться. Гораздо больше неприятностей доставляли человеческие слабости и странности, которые демоны использовали в качестве инструментов.