Росс почесал в затылке, налил себе чашку кофе и осторожно добавил немного сливок.
— Но ты тоже хорош: зачем расшевелил ее и оставил как есть? Либо лови рыбку, либо перерезай леску.
— Ловить рыбу или резать леску? — Рэй уставился на него. — Это что, среднезападная поговорка, типа того, как парни в Огайо друг дружку поучают?
— Ну, — Росс прошел и сел напротив него, прислонив трость к стулу. Сделал глоток. — А как вы, парни из Сиэтла, обычно говорите?
— Мы говорим: «Или гадь, или слезай с толчка!» — но я щажу твои чувства и обычно не выражаюсь в твоем присутствии, — Рэй пожал плечами и уткнулся в свою газету. Спустя минуту он воскликнул: — Проклятье! И почему я должен читать эту вонючую газетенку? У меня от нее одно расстройство!
Вошла Кэрол Прайс, улыбнулась Россу и направилась к автомату.
— От чего у тебя расстройство, Рэй?
— Да от этой гребаной газеты! От людей! От жизни вообще! — Рэй Хэпгуд откинулся назад и начал трясти газетой, словно в ней сидели пауки. — Вот, слушайте. Здесь три истории, все они реальны. История номер один. Женщина, живущая в Рентоне, в депрессии из-за потери работы. Бывший муж не платит алиментов за своего ребенка. Бой-френд регулярно ее бьет и не обращает внимания на соседей, которые постоянно вызывают полицию, а еще он пьет и разбивает ее машину. И что в результате? Она идет домой, приставляет пистолет к виску и убивает себя. Но вначале убивает троих детей, потому что — как она пишет в записке, которую догадалась оставить, — не может представить, видишь ли, что они захотят жить без нее!
Кэрол кивнула. Стройная блондинка средних лет, ветеран войны за права угнетаемых женщин и детей, она занималась поиском клиентов для «Фреш Старта».
— Я про это читала.
— История номер два, — продолжал Хэпгуд с удовлетворенным видом. — Охладевший к жене муж решает, что получил от жизни все, что хотел. Идет домой навестить жену и детей, двоих от его предыдущего брака, двоих — от ее предыдущего брака. Убивает ее, «потому что она его жена», и своих детей, «потому что они его дети». Ее детей отпускает, «потому что они не его дети, и он за них не несет ответственности».
Кэрол вздохнула и поднесла чашку к губам.
— История номер три, — Хэпгуд драматически завращал глазами. — Бывший муж не может себе представить свою жену с другим мужчиной. Сама мысль об этом ему невыносима. Он идет в трейлер с ружьем, убивает обоих, потом убивает себя. Оставляет троих детишек сиротами и без крыши над головой. Как это скверно для них!
Он швырнул газету.
— Мы должны были помочь этим людям, черт побери! Мы могли им помочь, если бы могли добраться до них! Если бы они пришли к нам, эти женщины, просто пришли и рассказали, что им угрожают, и…
Он ломал руки.
— Я не знаю, что это такое, все зря!
— Да, верно, — согласилась Кэрол. Росс потягивал кофе и кивал, ничего не говоря.
— И тут же, на следующей странице, как будто они сами не понимают, какая тут злая ирония, — статья про скандал, произведенный в Диснейленде «Пиратами Карибского моря»!
Рэй выглядел разъяренным.
— Слушайте, эти пираты умыкали официанток и продавали их с аукциона, и это оскорбило многих людей. Ну да, я понимаю. Но эта история, шум вокруг нее, заняла так много места, привлекла внимание общественности. А то, что случилось с этими женщинами и детьми? Но я уверен, Дисней отдаст пиратам больше времени и денег, чем бездомным. Кто вообще печется о бездомных? Если не мы с вами, то кто еще?
— Ты одержим, Рэй, — сказал Джип Уинг, молодой волонтер, появившийся в разгар беседы. Хэпгуд метнул в него сердитый взгляд.
— Как насчет статьи на следующей странице про девочку, которая отказывалась участвовать в соревнованиях по дзюдо, если ее будут заставлять кланяться перед татами? — хищно усмехнулась Кэрол. — Она заявила, мол, кланяться перед татами есть часть религиозного ритуала, значит, ей нельзя этого делать. Поклонение татами или что-то вроде этого. Мать, конечно, отправила ее назад. Эта история заняла полстраницы, больше, чем материал о детях или о пиратах.
— Да уж, все ценности искажены, — покачал головой Рэй.
— Когда газетчики начинают думать, будто происходящее в мире Диснея или на соревнованиях по дзюдо заслуживает больше внимания, нежели бездомные женщины и дети, — мы в беде.
— Что уж говорить о количестве материалов, посвященных спорту, — вмешался Джип Уинг.
— Все верно, политически некорректных пиратов и поклонение татами, не считая спорта, проще обсуждать, чем бездомных, — проворчала Кэрол. — Таков мир, Рэй. Люди берутся за то, что они в силах сделать. То, что слишком трудно или неразрешимо, оставляют за бортом. Это для меня слишком, заявляют они. Слишком много для одного человека. Нам нужны комитеты, эксперты, организации, целые правительства, чтобы решать эту проблему. Но слушайте, поклонение татами? Пираты, похищающие официанток? Это выше моих сил!
Росс хранил молчание. Он думал о собственном выборе в жизни. Он оставил попытки сражаться на более обширном и кровавом поле битвы, чем то, о котором сейчас шла речь. Убежал с поля боя, который захватывает весь мир, все его уголки. Устранился от демонов, пожирателей и мэнтрогов, существ магии и тьмы, творений Пустоты. Потому что после Сан-Собела почувствовал, что не может больше участвовать в разрушении их планов, не может контролировать результаты, и ему просто везло, что раньше вместо людей погибали демоны.
Несмотря ни на что, казалось, что Рэй обращается непосредственно к нему, а в гневных и разочарованных репликах окружающих об уходе от ответственности и нежелании людей решать проблемы бездомных женщин и детей Джону слышались обвинения в свой адрес.
Он глубоко вздохнул, прислушиваясь к дискуссии между Рэем и Кэрол. Как вы думаете, сколько хорошего мы делаем? — хотелось спросить ему. Помогая бездомным, работая не покладая рук, — насколько много в действительности совершаем мы добрых дел?
Но он не стал ничего спрашивать. Не смог. Просто сидел, перебирая в голове собственные поражения и победы, задавая себе вопросы о жизни. Факт оставался фактом — ему нравилось то, чем он тут занимался, и он верил, что приносит пользу, и больше, чем тогда, когда был Рыцарем Слова. Здесь ему видны результаты. Не все его и их общие попытки были успешны, но поражения легче переживались, цена потерь оказывалась значительно меньшей. Улучшение достигалось за один шаг, и люди, участвующие в программах «Фреш Старт» и «Пасс-Гоу», шли в правильном направлении.
Он снова вернулся к своим обязательствам. Прошлое позади, пусть оно там и останется. Он не считает себя Рыцарем Слова. Он никогда не был столь инициативен, столь удовлетворен жизнью. Для той службы годятся более сильные и жизнеспособные люди, те, чья преданность и разум превышают его собственные. Он сделал все, что мог. Все кончилось после Сан-Собела. Конец.
— Пора пойти поработать, — произнес он, не обращаясь ни к кому в отдельности.
Когда Росс поднялся, разговор все еще продолжался. Показались еще двое штатных сотрудников, каждый пытался вставить слово. Кивнув Рэю, который поднял на него глаза, Джон подошел к лифту, нажал на кнопку и вошел в пустую кабину.
Он молча поднимался на главный этаж, закрыв глаза, чтобы отдаться воспоминаниям, погрузившись в темноту.
Когда лифт открылся и Джон сделал шаг наружу, мимо как раз проходила Стефани Уинслоу с двумя контейнерами, салфетками, соломинками и пластиковыми ложечками на картонном подносе.
— Чай, кофе или меня? — озорно спросила она, поведя плечами и встряхнув черными курчавыми волосами. Выглядела она совсем по-девчоночьи.
— Еще спрашиваешь, — Джон прикусил губу, чтобы не рассмеяться. — Что у тебя там?
— Два больших кофе с обезжиренным ванильным молоком, приятель.
— Один для меня?
Она хихикнула.
— Как хочешь. Как там речь?
— Все готово, осталось навести последний блеск. Оз потрясет весь Хэллоуин, — Джон указал на поднос. — А кому это?