У молодого человека стало легче на душе. Все в порядке. Настоящий Рейли не появится – вскрытие ведь состоялось.
– Что ж, попробуем… Начнем сеанс гипноза. Вы должны во всем слушаться меня, каким бы трудным вам это ни показалось. Делайте то, что я вам скажу. Моряка я спас буквально за четверть часа до смерти, в таком же точно душевном состоянии, как и у вас… Встаньте… вот так… Смотрите мне прямо в глаза… Идите… Сядьте… Так…
Они сели за стол. Молодой человек широко раздутыми ноздрями вдыхал запах мяса и, глядя прямо в глаза удивленно уставившемуся на него Брунсу, хрипло командовал:
– Режьте! Так… Кладите в рот! – Молодой человек показал пример… – Так… Жуйте!… Жуйте!… Вот так… Еще раз… – Он отрезал и со сверкающими глазами поглощал пищу. Коренастый с несчастным, как у ребенка, лицом, давясь, подражал ему. – Еще раз… Хороший пример заразителен… Так было и с моряком… ешьте… жуйте! Жуйте! Смотрите мне в глаза: жуйте… ешьте… Горчицы не надо?
Больной, совершенно обалдев, смотрел на него. С помощью метода внушения и нового врача закуски в молниеносном, темпе исчезали со стола…
В конце концов, глядя на жующего с таким аппетитом врача, Брунс и сам начал получать удовольствие от еды… Чудо, а не врач.
– А теперь налейте виски…
– Я не пью…
– Тихо! Делайте то же, что и я! Вот так! К чертовой матери… И пейте! Пейте!
Брунс опорожнил свой бокал.
– А теперь что?
– А теперь мы с вами вместе десять раз споем «Путь далёкий до Типперери…»
… Несколько позже живший в соседнем номере миссионер колотил обеими руками в стену, пытаясь прекратить этот невыносимый концерт и грозясь пожаловаться управляющему, но так ничего и не добился. Больше того, за стеной пустились в пляс да так, что начали дрожать стекла!
Глава 19
Придя в себя, синьора Релли так и не объяснила причину своего обморока.
– Со мной часто случается такое в период дождей. Не зря я еще два дня назад хотела уехать в горы.
– Но все-таки при виде кинжала вы… – начал было капитан.
– Что? Вы меня в чем-то подозреваете?…
– Об этом и речи быть не может… Мне показалось, что вы что-то вспомнили…
– Такое ужасное зрелище и такое ужасное время года… Этот карантин может стоить мне жизни, если я не смогу вовремя уехать в горы…
Капитан беспомощно посмотрел на Элдера. Инспектор взял в руки кинжал.
– Как зрелище он ничего особенного не представляет. А вот не могли бы вы нам сказать, синьора, почему он такой легкий?
– Откуда мне знать? Может быть, это игрушка…
– А что может означать эта римская двойка?…
– Может быть, цену… Элдер кивнул.
– Может быть… Хотя обычно цену обозначают арабскими цифрами. Мне кажется, что это, скорее, какой-то знак.
Вдова нервно теребила свое ожерелье…
– Не знаю, – быстро ответила она. – Полагаю, что я могу уже уйти, не так ли?…
– Я просил бы вас задержаться еще на минутку… – с улыбкой проговорил Элдер.
– Вы считаете себя вправе вести допрос? Мне казалось, что это дело капитана.
Элдер с довольным видом кивнул.
– Вы совершенно правы, синьора. Надеюсь, капитан поинтересуется, откуда вам известно, как главное управление распределило между нами обязанности?
Синьора Релли, побледнев, поднялась с места.
– Можете арестовать меня, если посмеете, но этого унизительного допроса я не потерплю!
– Мы задаем вопросы в самой вежливой форме, и мне совершенно непонятно, почему вы так нервничаете…
Синьора Релли села снова.
– Si! Можете задавать мне вопросы, капитан, но этот господин в штатском…
– Старший инспектор Элдер – известный сотрудник полиции, и я попросил его принять участие в следствии… – ответил капитан и покраснел, чувствуя, что это капитуляция с его стороны.
– Не понимаю, почему вы сердитесь на меня, синьора, – сказал Элдер. – Я отношусь к вам с безусловным уважением и ни в коем случае не собираюсь впутывать вас во что бы то ни было. Я лишь хотел бы задать несколько вопросов.
– Va bene… давайте… О кинжале мне ничего не известно и…
– Но, простите, – улыбнулся Элдер, – кто говорит о кинжале?… Мне лично хотелось бы узнать, когда умер синьор Релли?…
– Почему это вас интересует?
– Старая привычка уточнять все данные о людях.
– Мой муж умер восемь лет назад.
– Как его звали?
– Может, вас интересует и национальность?
– Упаси бог. Только имя.
– Да? Его звали Арнольдо.
– И где он похоронен?
– В Виченце… Вы можете сказать, какое все это имеет отношение к делу?
Капитан тоже бросил на Элдера недоуменный взгляд.
– Это действительно так важно, Элдер?
– Если нет, то почему синьора Релли так нервничает?
– Потому что мне не нравится, когда суют нос в мою личную жизнь. Я этого не терплю.
– Ну, тогда не буду, – спокойно ответил инспектор. – Скажите только, пожалуйста, что означает двойка на кинжале?
С дрожащими губами она вскочила с места.
– Я уже сказала, что не знаю… Это… какой-то игрушечный кинжал… Детская игрушка.
Элдер встал перед нею и посмотрел ей прямо в глаза.
– Вы ошибаетесь, синьора Манзини! Это игрушка для взрослых.
Женщина впервые за весь разговор растерялась, потом она пожала плечами и уныло прошептала:
– Si! Вам все известно… Да, я Недда Манзини… Удивленные взгляды всех присутствующих обратились к ней. Капитан потер лоб.
– Где-то я уже слыхал это имя…
– Слыхали. Оно известно было всему миру. Я была оперной певицей. Девятнадцать лет назад… Потом я ушла со сцены и уехала с одним миссионером на Борнео… А когда… он умер… – Ее глаза наполнились слезами, – я решила вернуться… Но я не хотела быть постаревшей артисткой… Вместо этого я стала играть роль молодой еще вдовы и приняла фамилию Релли… Унизительно, когда люди высказывают свое сочувствие человеку, когда-то бывшему знаменитым… Я стала синьорой Релли. Basta!… Надеюсь, вы удовлетворили свое любопытство…
– О, меня интересовали совсем другие вещи. Я только хотел узнать, сколько артистов сейчас в этом доме?
Маркхейт покачал головой. Куда снова метит этот хитрец?
– Почему вы спросили об этом? – нервно повернулась к Элдеру итальянка.
– Потому, – ответил Элдер, – что этот кинжал – театральный реквизит…
Молчание…
– И… что вы хотите этим сказать?
– Что мне необходимо познакомиться со всеми находящимися в этом отеле артистами, которые могли сохранить в качестве сувенира этот реквизит, – он бросил взгляд на кинжал, – которым они пользовались во втором акте оперы.
– Вы… меня… подозреваете?…
– Нет. Но, найдя кинжал из театрального реквизита, я должен знать, есть ли в этом доме и другие артисты помимо господина Линднера…
– Линднер – добросердечный и безусловно порядочный человек.
– Никто его и не подозревает. Мы лишь хотим выслушать его показания насчет кинжала. Лейтенант Седлинц попросит сейчас его прийти сюда…
– Прошу вас… умоляю… он наверняка не имеет никакого отношения к этому кинжалу…
– Успокойтесь же, синьора…
– Нет! Линднер – человек с больным сердцем и нервами, он так мнителен… Вы убьете его…
Она чуть не плакала, ломая себе руки, а полицейские не могли прийти в себя от изумления. Колдун, что ли, этот Элдер? Откуда, черт возьми, он извлекает свои сюрпризы?
– Положитесь на нашу тактичность, синьора. А сейчас, пока мы будем беседовать с господином Линднером, я попрошу вас побыть в канцелярии вместе с лейтенантом Боргеном.
– Хорошо. Да, я жалею и люблю этого большого ребенка. Поверьте мне, он не имеет ничего общего со всем этим делом, и… и… не подозревайте его… Будьте с ним поосторожнее… пожалуйста… – У нее на глазах выступили слезы. – К нему надо относиться очень бережно.
Синьра Релли вышла из комнаты вместе с лейтенантом Боргеном.
– Откуда вы все это узнали? – спросил у Элдера капитан.
– Не забывайте, что я тоже интересовался жильцами этого отеля. Лицо итальянки показалось мне знакомым, и я позвонил в их консульство. Там история этой женщины хорошо известна и, учитывая обстоятельства, они не стали делать из нее тайны… Вы действительно предлагаете мне принять участие в следствии, господин капитан?
