— Но ради же Господа! Не будем терять времени. Они обе красавицы.

— Гм! Так это станет дорогонько, мистер, очень дорогонько…

— Я и не думаю торговаться, мистер.

— Очень, очень благородно с вашей стороны. Будь они дурны собой дня через четыре они были бы выброшены на улицу. Но красавицы… хе, хе! Совсем другое дело!

Стефаном овладевала досада и отвращение.

— Ах, мистер, вам обойдется это очень, очень дорого.

— Но могу ли я, по крайней мере, быть уверен…

— В нашей готовности послужить вам? О, будьте уверены!

— Поиски будут по всему Лондону, не так ли?

— О, Лондон так громаден! — Мистер Кросс вздохнул.

— Но вы найдете их! Я плачу пятьдесят, сто фунтов, сколько хотите!

— Я вижу, что вы понимаете и представляете все предстоящие трудности, — ответил писарь, приятно и довольно улыбаясь. — Будьте уверены, что мы употребим все силы. Но не угодно ли вам будет пожаловать на первые издержки.

Стефан молча выложил на стол несколько пятифунтовых ассигнаций.

— Уверяю вас, вы останетесь нами довольны, — говорил мистер Кросс, провожая Стефана.

Надежды наполнили сердце Стефана, когда он вышел из полицейской конторы. На воздухе он скоро успокоился. «Можно ли полагаться на уверения и обнадеживания жадных и алчных людей? — подумал он. — Нет, нет и нет».

Однако необходимо и действовать. Бедные девушки, где бы они ни были, конечно, ожидали защитника и избавителя. Но что делать? Что предпринять? Куда направиться?

Едва Стефан сделал несколько шагов, как ему бросилась в глаза дощечка на двери: «Контора мистера Бишона». Стефан невольно побледнел от пришедшей ему в голову мысли. Как доктору, Стефану не раз приходилось слышать имя мистера Бишона, торговавшего человеческим мясом. Полиция видела в ужасном торге необходимое зло и потому смотрела сквозь пальцы.

Стефан хотел бежать, но непреодолимая, таинственная сила тянула его к громадному дому. Однако он долго не решался позвонить.

С другой стороны улицы за всеми движениями Стефана жадно следил нищий лет сорока, в лохмотьях черного фрака. Все лондонские нищие отличаются от джентльменов только изношенностью костюма. На лице нищего выражалось отчаяние крайней бедности. В Лондоне для того, чтобы иметь возможность умереть с голоду, необходимо быть честным человеком, так как всякий порок может составить доходную статью.

После некоторых колебаний нищий подошел к Стефану и тихо попросил:

— Милорд. Одно слово.

— Что тебе? — Стефан быстро обернулся.

— О, милорд, не гневайтесь, — продолжал нищий, выговаривая слова с ирландским акцентом. — Хочу вам сказать, что я могу взять вполовину дешевле, чем мистер Бишон.

Стефан попятился назад.

— Разве ты продаешь трупы?

— Да, милорд, — печально ответил нищий.

У Стефана защемило сердце, и он с боязнью спросил:

— Нет ли у тебя трупа молодой девушки?

Нищий очень грустно посмотрел на него и ответил:

— Понимаю. Нет, милорд, я не убийца.

— Так ты крадешь трупы из могил, — с сожалением спросил Стефан.

— Избави меня Бог, я католик.

— Но что же ты мне предлагаешь?

— Труп, который через час будет вашим.

— Но где же ты возьмешь его?

— О, не заботьтесь об этом. Я имею человека на примете.

— Живого?

— Полумертвого, — печально ответил нищий.

— И ты хочешь убить его?

— Что делать.

— Но по какому же праву, несчастный?

— По праву собственности. Я предлагаю вам самого себя, милорд.

Стефан с искренним состраданием посмотрел на него, забыв на минуту о собственном несчастьи.

— Как твое имя? — спросил он, вынимая кошелек.

— О, милорд, вы согласны купить меня! — с радостью воскликнул нищий. — О, как вы добры! Доннор Ардег, вот мое имя. Нас, ирландцев, влечет в Лондон, воздух которого так убийствен для нас. У меня была жена, были дети. Старший попал в матросы, второй отправился в Ботани-бей за украденную в аптеке склянку, в которой заключалось лекарство для его больной матери. Жена умерла, остальных детей я пристроил на фабрику. Они убежали оттуда и заразились гнилым лондонским воздухом. Теперь позорят мое имя! — Бедняк едва сдерживал слезы, но продолжал:

— Теперь у меня осталась маленькая девочка. Умирает с голоду. Я хочу продать себя. Ведь добрые люди сжалятся над ней, когда я умру. О, милорд! Я давно хочу сделать это, но Бишон находит, что я слишком стар и худ, но это он лжет. За два фунта стерлингов мой сосед, мелочной торговец, берет мою дочь к себе. Прибавьте к этой сумме еще десять шиллингов, милорд. Пять шиллингов на крест на могилу моей жены, а еще пять шиллингов… Впрочем, я готов отказаться от этих пяти шиллингов, если вам угодно, милорд, но я так давно голодаю, что с большим удовольствием закусил бы хорошенько перед смертью.

Стефан слушал молча эту исповедь страшной нищеты. Доннору представилось, что его требования кажутся слишком большими, а потому он со вздохом продолжал:

— Извольте, милорд, я откажусь от этих пяти шиллингов, я могу умереть и голодный. Но, ради Бога, не торгуйтесь. Если вы лишите меня еще пяти шиллингов, то дочь моя не будет иметь возможности найти могилу своей матери и поклониться ее праху!

На глазах Стефана заблестели слезы.

— Поди, купи себе хлеба, — сказал он, вкладывая ему в руку золотой. — Купи платье твоей дочери и потом приходи ко мне.

— Этого мало, милорд. Еще фунт стерлингов и пять шиллингов, — умолял Доннор.

— Будешь мне полезен, получишь и еще более, — отрывисто проговорил Стефан. — Приходи сегодня же на Корнгильскую площадь, в дом Мак-Наба.

Доннор ушел, даже не поблагодарив Стефана. Бедняк не мог и представить себе, чтобы кто-нибудь согласился дать ему денег даром.

Стефан позвонил к мистеру Бишону. Дверь отворил парадный лакей. Он ввел Стефана в богато, но безвкусно убранную гостиную, украшенную плохонькими гравюрами. По столам и стульям в беспорядке были разбросаны фехтовальные перчатки, рапиры, хлысты, трубки и несколько номеров The Crois'a, — листка, посвященного охоте, скачкам, кулачным боям и всевозможным excentricity.

— Как прикажете доложить? — спросил лакей Стефана.

Стефан сказал свое имя. Минуту спустя лакей возвратился и пригласил Стефана следовать за собой.

Буркер Бишон в атласном халате и с малиновой шапочкой на голове развалился на бархатном диване. Обои стен и вся мебель комнаты были из ярко-красного бархата, от чего лицо хозяина принимало апоплексический вид. Возле хозяина лежала большая рыжая шотландская собака.

Бишон держал в зубах длинную турецкую трубку, из которой он пускал клубы дыма, принимавшего в воздухе красноватый оттенок.

— Ну-с! — начал Бишон при входе Стефана, не вставая с места. — Мистер Мак-Наб! Я вас не знаю. Что вам от меня нужно?

— А я вас знаю, — спокойно ответил Стефан, — и пришел взглянуть на трупы.

— На трупы! — с хохотом вскрикнул Бишон. — В таком случае потрудитесь взглянуть на себя. Вы так бледны, что даже красный бархат моих стен не нарумянивает вас. Еще раз: что вам нужно?

— А я еще раз повторяю, что пришел к вам взглянуть на трупы.

— Ах, черт возьми! — вскричал Бишон, схватывая за грудь молодого доктора. Не полицейский ли крючок!

Собака заворчала и, оскалив зубы, приготовилась броситься на Стефана. Тот к счастью, не потерял хладнокровия.

— Я не полицейский, — спокойно ответил он. — А вы так грубо обращаетесь со своими покупателями, что совсем отобьете охоту обращаться к вам. Впрочем в Лондоне и помимо вас можно достать труп.

— Полицейский давно бы струсил, — проворчал Бишон, отпуская Стефана. — А вы не трусливы, мистер. Это мне нравится. Но какой же черт велит вам толковать о каких-то трупах мне, честному торговцу элем, портером, джином и прочими напитками. Еще раз: что вам от меня нужно?