Он с сожалением развел руки в стороны. На пальце у него сверкнул перстень со щитом, на котором геральдическим узором алели пять камней.

– Но наши расспросы в деревне ни к чему не привели – певицу не знал никто. Кто-то из жителей сказал, что в озере появилась сирена, которая заманивает рыбаков в пучину, где они и находят свою погибель. Ведьма, которая обитает в старой заброшенной башне, а в полнолуние обращается волком, сказал другой. Богиня, которая гуляет по лесу, напевая и собирая цветы для своей усыпальницы, заявил третий. Но большинство уверяло, будто все это мне почудилось. Но разве мне показалось, что этот таинственный голос выводил колыбельную, которую пела мне нянечка? – Он взял несколько нот, а потом запел: «Farfallina, bella e bianca, vola vola…»

Маргерита хранила молчание, хотя сердечко ее затрепетало в груди, как заяц, заслышавший звук охотничьего рога.

Спустя мгновение он продолжал:

– Вот я и пришел сюда прошлой ночью в надежде увидеть девушку, чей голос не дает мне покоя. И что же я вижу? Башню без двери и женщину, которая просит сбросить ей золотую лестницу. И чьи-то косы каскадом обрушиваются вниз, превращаясь в веревочную лестницу чистейшего червонного золота. Ну вот я и решил, что непременно должен подняться по этой лестнице и посмотреть, куда она ведет. Ты ведь на моем месте сделала бы то же самое, верно?

Разговаривая, незнакомец расхаживал по комнате. Он то и дело брал в руки разные предметы, вертел их, рассматривая, и ставил на место. Он отдернул занавеску, заглянув в отхожее место, наклонился и приподнял толстую косу, взвешивая ее на руке. Он старался не приближаться к Маргерите и говорил беззаботным дружеским тоном, словно они были знакомы вот уже долгие годы. Но девушка молчала, глядя на него широко раскрытыми глазами и едва осмеливаясь дышать. На поясе у юноши висел кинжал, а под облегающими рейтузами на бедрах и лодыжках перекатывались бугры мускулов.

Он встретился с нею взглядом.

– Не бойся. Я не причиню тебе зла, честное слово. Как тебя зовут? Неужели взаправду Петросинелла? Разве оно не означает «маленькая петрушка»? Что ты делаешь в этой старой сторожевой башне? Как ты сюда входишь и как выходишь отсюда?

– Никак, – хриплым голосом прошептала Маргерита.

– Надо же, она, оказывается, умеет говорить! – Незнакомец сделал вид, будто готов упасть в обморок от изумления. – А я уж было решил, что ты – немая. Ну так ответь мне, пожалуйста! Это ведь ты пела?

Маргерита кивнула.

– У тебя поистине замечательный голос! Но ты, наверное, и сама знаешь об этом. Если бы ты слышала, как он разносится над водой в сумерках, когда в голубой дымке видны вершины гор, которые, кажется, плывут на землей, а на небе восходит полная луна… Волшебное зрелище. Чарующее. Я непременно должен поведать обо всем дяде, чтобы он попробовал воссоздать эту сцену дома. Разумеется, озера у нас нет – одна только река, зато очень красивая. Может быть, на закате стоит посадить в лодку молоденьких девушек, которые играют на лютнях и поют. Это твой инструмент?

Маргерита снова кивнула. Он наклонился, взял лютню в руки и стал внимательно ее рассматривать.

– Ты хорошо играешь. Где тебя обучили этому?

– В… в Пиета, – ответила она, на сей раз почти нормальным голосом.

– В Венеции? Ага, теперь понятно. Ты – одна из хора поющих найденышей. Мне говорили, что они поют, как ангелы, сошедшие с небес на землю. Но ты мне так и не ответила. Что ты здесь делаешь?

Маргерита не знала, что сказать. Она уже успела привыкнуть к тишине и молчанию. И к одиночеству.

– Как ты сюда попала?

«Потому что родители продали меня за пригоршню горькой зелени», – подумала Маргерита. Но она не могла заставить себя выговорить эти слова. От них больно сжималось сердце.

– Ты – пленница? Но почему? Кто держит тебя здесь? Кто эта женщина, которую я видел, когда она поднималась по лестнице из твоих волос?

Маргерита беспомощно всплеснула руками.

– Прости меня, я задаю слишком много вопросов. Моя nonna говорит, что я всегда бегу там, где остальные идут шагом. Ладно, давай знакомиться. Меня зовут Лучо. – Он заколебался, потом добавил: – Я – из Флоренции. А как зовут тебя?

– Маргерита.

Как странно и непривычно звучит ее собственное имя! Она не произносила этих четырех слогов вот уже многие годы. Сейчас они показались девушке такими острыми, что могли поранить ей язык.

– Значит, Петросинелла – не настоящее твое имя?

Маргерита покачала головой, а потом, набравшись храбрости, выпалила:

– Так зовет меня она. – И тут, испугавшись, сжалась в комочек.

– Она? – переспросил Лучо. – Та женщина, что приходила сюда прошлой ночью? Это она держит тебя здесь пленницей?

Маргерита кивнула.

– И кто же она?

– La Strega.

– Ведьма?

Маргерита вновь утвердительно кивнула.

– У нее есть имя?

А вот этого Маргерита сказать ему не могла.

– Но почему она заперла тебя здесь, в этой Богом забытой башне? Что ей от тебя нужно?

И на этот вопрос Маргерита тоже не могла ответить.

Лучо присел на краешек стола, взял яблоко из миски и принялся задумчиво грызть его.

– Настоящая загадка, клянусь Богом. А я еще проклинал дядюшку за то, что он отправил меня в такую глушь за несчастным бушелем[162] лимонов! Какая тоска, думал я. Но вместо этого я обнаруживаю девушку, которую заперла в башне ведьма. Настоящая арабская сказка! И давно ты здесь?

– Больше четырех лет. – Маргерита вспомнила о насечках на стене. Пятьдесят две луны, пятьдесят два пореза на руках. – Мне было двенадцать, когда она привезла меня сюда.

– Двенадцать! Да ты и сейчас не выглядишь старше. Ты уверена, что тебе уже шестнадцать?

Она кивнула.

– Ты такая худенькая и бледная, – сказал он. – Только посмотри на свою кожу – нигде не веснушки. – Он застал ее врасплох, подавшись вперед и взяв за руку. – Вот, смотри, их всего несколько, у самого запястья. Наверное, это оттого, что ты высовываешь руку на солнце?

А Маргерита не могла ни пошевелиться, ни заговорить. Она даже едва дышала.

Он повернул ее руку тыльной стороной вверх.

– А ты – настоящая bella е blanca, – негромко проговорил он.

И вдруг он выпустил ее руку и попятился. Маргерита опустила глаза и увидела, что он смотрит на ее исчерканные шрамами запястья. Устыдившись, она потянула вниз рукава платья, чтобы скрыть их. Лучо отвернулся, продолжая грызть яблоко и сделав вид, что ничего не заметил. Он выглядел таким огромным, что заполнил собой все пространство крошечной комнатки. Лучо. Вот, значит, как его зовут. Это имя означает «свет», подумала она. Если так, оно ему шло. Над его головой словно бы светила лампа, окутывая его своим сиянием, тогда как остальная комната съежилась в полумраке.

– У тебя есть еще что-нибудь поесть? – Он метнул огрызок в уборную и вскинул руки торжествующим жестом, когда тот угодил точно в отверстие в полу.

– Есть немножко, – ответила она.

– Хорошо. Я не спал всю ночь, наблюдая за башней и ломая голову вопросом, что ты здесь делаешь. Я умираю с голоду. Давай поедим.

Она с ужасом смотрела, как он, ничтоже сумняшеся, за один присест уничтожил едва не половину ее месячных припасов. Впрочем, Маргерита испытывала тайное удовольствие, когда он кинжалом срезал огромные ломти ветчины с окорока и протягивал ей со словами:

– Ешь! Ты такая худая. Если бы моя nonna увидела тебя, то всплеснула бы руками и привязала тебя к стулу, а потом начала кормить с ложечки, как маленькую. Маленький кусочек, оставшийся на тарелке, она воспринимает как личное оскорбление. У тебя не найдется еще немного хлеба? А-а, ты печешь его на решетке? Это почти как готовить на костре в походе, верно? До того, как отправится в эту поездку, я не сталкивался ни с чем подобным, но теперь меня уже можно смело назвать опытным кашеваром. Можно, я попробую приготовить что-нибудь? А ты сиди и ешь. Давай я устрою тебе пир. У тебя есть грибы? Нет? А яйца?