– Ешь.
Спотыкаясь, Маргерита неуверенно побрела вперед. Тяжесть волос давила на голову, и в висках у нее застучала боль.
– Подбери волосы. Они запачкаются. Я очень рассержусь, если узнаю, что ты не следишь за волосами. Подбери их.
Маргерита попробовала подобрать волосы, но их было слишком много.
– Прости меня, я не собиралась кричать. Полагаю, тебе понадобится некоторое время, чтобы привыкнуть, – сказала La Strega. – Присядь, и я уложу их, Петросинелла, чтобы тебе было легче ходить. – Она усадила Маргериту за стол и, пока та ела, начала укладывать косу вокруг головы девочки.
– У меня есть для тебя три подарка. – Колдунья показала ей клубок длинной серебристой ленты, гребешок слоновой кости, украшенный филигранной серебряной чеканкой, и тяжелую серебряную сеточку для волос, усыпанную крошечными жемчужинами. – С ними тебе будет легче содержать волосы в порядке. Обещаю, скоро ты полюбишь их так же сильно, как я.
Затем она продела серебряную ленту в ушко кривой иголки и принялась вплетать ее в косы, скрепляя их вместе. Пока она работала, Маргерита через силу запихивала в себя угощение, разрывая жареную птицу руками, поскольку ни ножа, ни вилки колдунья ей не предложила. Но, начав есть, Маргерита вдруг поняла, что изрядно проголодалась. Вскоре поднос опустел, и на нем остались лишь крошки да обгрызенные мелкие косточки. В оловянной чашке плескался яблочный сидр. Маргерита жадно выпила его и только потом сообразила, насколько лучше себя чувствует.
– Если ты все еще хочешь пить, то кран вон там, – сказала La Strega. – Это самая чистая вода, какая только есть на свете. Она подается насосом из самого сердца горы. Сейчас я приму ванну, а ты вымоешь мне голову. Тебе ведь нравится, когда кто-нибудь моет тебе волосы?
Маргерита нахмурилась. Она никогда не получала особенного удовольствия от подобного занятия в Пиета, поскольку остальные девочки частенько бывали грубы и нетерпеливы, причиняя ей изрядную боль, когда дергали гребень, распутывая узлы. Но La Strega проявила терпение и нежность, ни разу не сделав ей больно. Маргерите очень не понравилось прикосновение ее рук к волосам: столь близкое соседство с колдуньей не на шутку пугало ее.
А La Strega накрутила последнюю прядь и уложила ее внутрь серебряной сеточки. Хотя тяжесть косы давила Маргерите на шею, теперь она могла передвигаться по комнате, не волоча за собой волосы по полу.
– По ночам тебе придется снимать сеточку, но косы должны оставаться на месте, – заявила La Strega, отступая на шаг, чтобы полюбоваться на результаты своих трудов. – Да, выглядит просто прекрасно. А теперь ты должна сказать: «Спасибо, мама».
Маргерита покачала головой, хотя это движение болью отозвалось в шейных мышцах.
La Strega нахмурилась.
– Это невежливо с твоей стороны, Петросинелла. Не следует быть такой неблагодарной.
– Мне не за что быть вам благодарной, вы связали меня этими волосами, – негромким дрожащим голосом проговорила Маргерита. – И вы – не моя мать.
– Своей собственной матери ты не нужна, – сердито парировала La Strega. – Будь ее воля, ты бы умерла с голоду на улице.
– Это неправда.
La Strega напустила на себя печаль.
– Ведь если бы твои родители любили тебя по-настоящему, то они приехали бы и забрали тебя, правильно? Но нет, они бросили тебя в больнице. Они ни разу не навестили тебя. Разве так поступают любящие родители?
На глаза Маргериты навернулись жгучие слезы. Ей хотелось возразить, крикнуть колдунье в лицо: «Откуда они могли знать, где я?» – Однако же от волнения у нее перехватило горло.
– А теперь набери мне воду в ванну, – приказала колдунья.
Пока Маргерита сидела на стуле, у нее не было возможности осмотреться, потому что при любом повороте головы La Strega больно дергала ее за волосы, приговаривая:
– Сиди смирно.
И только теперь, неуверенно приближаясь к крану, Маргерита смогла оценить окружающую обстановку.
Комната была квадратной, ее стены сложены из грубого серого камня, скрепленного между собой зернистым цементным раствором. Толстый ковер теплых сочных цветов – зеленого, синего и терракотового – покрывал весь пол.
В каждой стене имелся неглубокий альков. В одном из них располагалась уборная, полускрытая красно-золотистой парчовой занавеской. В алькове напротив виднелся небольшой медный кран в виде совы, под которым на деревянном подносе стояла деревянная бадья. В узкую щель над ними проникал прохладный свежий воздух.
В алькове рядом со столом находился камин, в котором за решеткой весело горел огонь. С крюков над ним свисали горшок, небольшая кастрюля с длинной ручкой и помятый старый чайник, по бокам которых висели гроздья сушеных трав. Рядом с камином на железной подставке стояли кочерга, совок и щетка. На каминной полке красовалась ваза с крупными розами, наполняя воздух сладким благоуханием.
Напротив камина в стену было врезано узкое окно, в распахнутые ставни которого был виден кусочек звездного неба и полная луна. В окно лился ее холодный призрачный свет, освещая глубокую медную сидячую ванну. На стене над ванной висел написанный маслом портрет очень красивой женщины в свободной белой сорочке и с обнаженными плечами. Ее огненно-рыжие волосы крупными локонами ниспадали на рукав, а бородатый мужчина в богатом красном дублете держал два зеркала, одно спереди, а другое – сзади, чтобы она могла уложить волосы на затылке.
Маргерита набрала полную деревянную чашу воды и жадно выпила ее. Вода оказалась холодной и чистой, и она помогла ей успокоиться.
– Это вода из живого природного источника, – сказала La Strega. – Не существует воды более сильной, за исключением слез.
– Где мы? – прошептала Маргерита.
– В единственной уцелевшей башне замка Скалы Манерба, – ответила La Strega. – Он был возведен много веков назад на месте древнего храма Минервы, римской богини мудрости. Говорят, она бежала сюда, спасаясь от Тифона, стоглавого чудовища, и нашла здесь источник столь великой силы, что решила тут поселиться. Сейчас замок заброшен и, по слухам, в нем живут привидения. Здесь никого не бывает, и никто не услышит тебя, если ты вздумаешь кричать.
Маргерита замерла, охваченная ужасом.
– Что ж, мне пора принимать ванну. Тебе придется подогреть воду на огне, – сказала La Strega. Маргерита не шелохнулась, и колдунья с нажимом повторила: – Пожалуйста, не заставляй меня просить тебя снова, Петросинелла.
Это была нелегкая работа – набирать воду ведро за ведром в чайник и кастрюлю, а потом выливать ее в ванну, когда она нагреется. Колдунья и не думала помогать девочке. Она раздавила три золотых яблока на небольшом прессе, после чего смешала в деревянной кружке выжатый сок с жидкостью из двух маленьких бутылочек. Первая пахла кислым уксусом, а от второй исходил резкий и едкий запах. Затем La Strega поднялась из-за стола, подошла к полке и сняла с нее еще одну деревянную кружку, добавив в нее несколько капель меда. Помешивая смесь, она не спускала глаз с Маргериты, глядя, как та снует взад и вперед по небольшой комнатке. Девочка то и дело вздрагивала, она буквально кожей ощущала на себе взгляд золотисто-коричневых глаз колдуньи, а сама старалась не поднимать голову, исподтишка оглядывая комнату в поисках выхода.
Бежать через окно было невозможно. После падения с такой высоты не выжил бы никто. Далеко внизу, у подножия гигантских серых скал, пронзавших поднебесье, блестел серебряный кружок озера. Маргерита сумела разглядеть несколько кипарисов, а у самого выхода из ущелья виднелась темная полоса леса. Но более всего пугало девочку отсутствие лестницы и двери. Попасть как внутрь комнаты, так и выбраться наружу можно было только через узкое окошко, но подняться на вершину башни мог только орел.
«Отсюда должен быть выход! – сказала себе Маргерита, изо всех стараясь не удариться в панику. – Наберись терпения и не упусти свой шанс».
Когда ванна наполнилась водой, над которой поднимался легкий парок, La Strega перелила свое снадобье в изящный серебряный кубок и поставила его на маленький столик рядом с ванной. Затем она расстегнула платье, и оно с легким шорохом упало к ее ногам. Колдунья осталась совершенно обнаженной. Маргерита отвела глаза, и у нее учащенно забилось сердце. Ничуть не стесняясь собственной наготы, колдунья собрала свои огненно-рыжие волосы в свободный узел на затылке, переставила серебряный кубок на маленький столик, на котором уже стояли свечи, и грациозно уселась в ванну. Вода поднялась ей почти до груди.