Сжимая в ладони монетку, я подошла поближе и заглянула в окошко. Я услышала смех и звуки веселого голоса. Прямо над моей головой ему ответил тот самый молодой человек, что дал мне монетку.

– Ладно, признаюсь, она была очень красива. У нее восхитительные рыжие волосы. Хотя я купил цветы совсем не поэтому. Она выглядела такой печальной…

Я не стала больше подслушивать, боясь, что меня увидят, и осторожно пошла дальше по улице, то и дело оглядываясь назад, чтобы удостовериться, что меня никто не заметил. Когда я обернулась в последний раз, то увидела, что с другого конца улицы на меня смотрит какая-то женщина. Очень красивая. На ней было платье, какого я никогда раньше не видела, расшитое таким количеством драгоценных камней, что, казалось, оно переливается при ходьбе. Ее волосы были того же огненно-рыжего оттенка, что и у меня, и она носила их распущенными, словно молодая девушка. И глаза у нее были под стать волосам.

Она улыбнулась мне:

– Ты голодна?

Я кивнула, и она отворила калитку в стене. За нею оказался самый необыкновенный сад, какой только можно представить, огромный, прохладный и прекрасный. В дальнем конце сада высился роскошный дворец. Здесь росли апельсиновые деревья, разные травы, овощи и цветы, обрамленные зелеными изгородями, подстриженными в форме цветов. Вдоль высоких каменных стен тянулись ряды фруктовых деревьев, среди которых я заметила абрикосы, сливы, гранаты и смоковницы. От волшебных ароматов у меня потекли слюнки.

– Угощайся, – сказала она.

Можешь мне поверить, я не устремилась в сад, забыв обо всем на свете. За последние несколько лет я научилась осторожности, и потому с подозрением взглянула на нее.

– А что вы хотите взамен?

– Просто поговорить с тобой.

Я с тоской посмотрела на сад, не решаясь, однако, переступить порог. Стены были чересчур высокими, чтобы через них можно было перебраться, а дверь, которую она распахнула для меня, сработана из дубовых плах толщиной с мою руку и обита полосами кованого железа. В замке торчал массивный железный ключ. Достаточно было одного движения, чтобы повернуть его и запереть меня внутри.

– Мы можем поговорить здесь, – сказала я.

Женщина улыбнулась, сорвала с дерева плод и протянула мне. Это оказался инжир, с кожицей цвета сумеречного неба. Я тут же представила его вкус у себя на языке и то, как сладостно он потечет по моему пересохшему горлу. Еще мгновение я пыталась устоять перед искушением, а потом вдруг вспомнила о монетке, которую сжимала в ладони, и протянула ее женщине.

Судя по выражению ее лица, она была удивлена.

– Ты права. За все нужно платить. За свою монетку ты можешь получить немного хлеба и вина. Входи.

Запах свежеиспеченного хлеба стал для меня настоящей пыткой. Когда она взяла мою монету и прошла в калитку, я последовала за нею, сунув инжир в рот. Женщина провела меня через сад на террасу, где под навесом из виноградных лоз обнаружился столик, на котором стоял кувшин с вином. Она наполнила бокал и позвонила в колокольчик. Вскоре показались слуги, держа в руках подносы с угощением. Пока я ела, она принялась расспрашивать меня.

– Как тебя зовут?

– Паскалина.

– Сколько тебе лет, Паскалина?

– Семнадцать, – солгала я.

– Ты еще девственница?

Я покраснела и понурила голову. Помнишь, я говорила, что не все люди были добры ко мне, когда я попрошайничала на дороге? Словом, это – все, что тебе нужно знать. Думаю, она догадалась о том, что со мной произошло, потому что немного помолчала.

– Меня зовут Селена Леонелли. – Она подлила мне еще вина. – Я – куртизанка. Все, что ты здесь видишь: дом, сад, платья, украшения, слуги – все это у меня есть, потому что я продаю свое тело.

Должно быть, я испуганно отпрянула. Мне приходилось слышать рассказы о женщинах, которые силой или обманом заставляли девушек заниматься проституцией, и я вдруг уверилась, что именно с этой целью она и заманила меня в свой сад.

– Не бойся, – сказала синьорина Леонелли. – Я стала куртизанкой только потому, что моя мать умерла, когда я была совсем еще маленькой. И я никого не собираюсь силой заставлять заниматься тем же. Ты очень красива, и тебя ждет успех, если ты этого захочешь, но, судя по выражению твоего лица, подобное занятие тебя не прельщает.

Я покачала головой.

– Так чего же ты хочешь, Паскалина?

Я вспомнила доброго молодого человека, который дал мне монету, и его дом с цветочными горшками на подоконнике и ковром на веревке, и его лавку, которая показалась мне полной сокровищ пещерой Али-Бабы.

– Я хочу иметь дом. И мужа, который любил бы только меня одну.

– Я могу помочь тебе, – сказала синьорина Леонелли. – Но ты должна пообещать, что заплатишь мне за услугу, когда придет время.

Через неделю я вновь стояла на мосту Риальто-Бридж с букетиком маргариток. Я вымыла лицо и голову в колодце в центре campo[63], и теперь волосы мягким рыжим водопадом ниспадали мне на спину. Ко мне подошли несколько мужчин, полагая, что я хочу продать свое тело, но я прогнала их прочь. Я ждала молодого человека, который дал мне монету.

Наконец он появился – высокий, привлекательный, с темными кудрями и благородным носом, одетый в красивый красный дублет. Я робко шагнула ему навстречу, протягивая букетик маргариток.

– Купите мои цветы, благородный господин!

Глаза его весело блеснули.

– Как вас зовут? – поинтересовался он, роясь в карманах в поисках монеты.

– Паскалина.

– Пасхальный ребенок[64], не так ли?

Я кивнула, хотя на глаза мне навернулись слезы, стоило мне только подумать о своих родителях, которые любили меня и дали мне имя, и чьи обглоданные кости теперь гнили в смертной яме.

– Вы – само воплощение весенней красы, – негромко произнес молодой человек, протягивая мне монету.

Когда я передавала ему цветы, наши руки на мгновение соприкоснулись. Я отпрянула, чувствуя, как между нами проскочила искра, как случалось иногда, когда я расчесывала волосы.

Он пристально взглянул на меня.

– Где вы живете?

– Нигде.

– Но вы должны где-то жить.

– Мой дом там, где я могу приклонить голову. В церкви, на крыльце дома или под мостом.

– Разве у вас нет семьи, родных?

– Они все умерли.

– Бедняжка. – Похоже, он искренне сочувствовал моему горю.

– Должно быть, у Господа были на то свои причины. Я не в силах представить, каковы они, но мне остается верить, что они достаточно веские, иначе я возненавижу Его за то, что он забрал моих родителей.

Он кивнул, и на лице его отразилось сострадание.

– Я иногда жалею, что не умерла вместе с ними, – с горечью вырвалось у меня.

– Не говорите так. Лучше все-таки оставаться живой, не так ли?

Я покачала головой и отвернулась.

– Мне очень жаль. Надеюсь… у вас все наладится.

Вместо ответа я лишь пожала плечами. Постояв еще немного, он ушел, оставив меня одну, с монетой в руке.

Через неделю я вновь ждала его с очередным букетиком маргариток. На этот раз он сразу же подошел ко мне и сказал:

– Паскалина, я беспокоился о вас. У вас все в порядке?

На сердце у меня потеплело. Я улыбнулась ему и кивнула.

– Я в первый раз вижу, как вы улыбаетесь.

– А мне впервые хочется улыбаться. Вы купите мои цветы?

– С удовольствием.

Мы стояли и разговаривали о погоде, о цветах, о том, что я буду делать со своей монетой, а потом он сказал:

– Я должен идти, иначе я опоздаю. Вы придете… придете сюда еще раз?

Я кивнула. Уходя, он оглянулся, и взгляды наши встретились. Он улыбнулся, и я улыбнулась ему в ответ.

На следующей неделе наступил Иванов день[65]. Я пошла на луг и нарвала столько маргариток, сколько смогла унести, а потом стала ждать его на мосту. Вскоре я увидела, как он с радостной улыбкой спешит мне навстречу.