Атенаис отступила на шаг, чтобы полюбоваться на дело рук своих. Анжелика и в самом деле выглядела очаровательно. Стоя рядом с нею и глядя на себя в зеркало, я вдруг показалась себе ужасно худой и безнадежно тридцатилетней. Атенаис же походила на дородную деревенскую матрону. Мы обе поспешно отвернулись, чтобы не видеть своего отражения.

Подхватив шаль и веер Атенаис, я принялась суетиться вокруг своей госпожи, а потом – когда молодая женщина с трудом поднялась на ноги и нетвердой походкой вышла из комнаты – негромко поинтересовалась у нее:

– Для чего вы это сделали? Или вы хотите, чтобы она осталась любовницей короля?

– Мое время прошло, – ответила Атенаис. – Король уже несколько месяцев не был в моей постели. Иногда он даже не может заставить себя быть со мною вежливым… а вы знаете, насколько важны для него куртуазность и этикет! Боюсь, он знает, что я подмешивала ему в питье афродизиаки. Хотя, не исключено, я просто состарилась и растолстела.

– Но ведь вам наверняка нелегко видеть, как другая заняла ваше место?

– В общем, да. Хотя, откровенно говоря, мне не особенно и хочется, чтобы король вернулся в мою постель. Мне нужно кое-что другое. Собственный замок и апартаменты. Послы осыпают меня комплиментами в надежде, что я замолвлю за них словечко Людовику. Власть. Вот чего я добивалась всегда. – Она вздохнула. – А мадемуазель де Фонтанж – совсем еще ребенок. Семья отправила ее ко двору, рассчитывая, что она привлечет внимание короля. А он приблизил ее к себе и погубил. Если сейчас она лишится его милости, что ей останется?

«Такая же жизнь, как и у меня, – с горечью подумала я. – Ни малейшего шанса обрести любовь, выйти замуж и обзавестись детьми. Жизнь, посвященная служению другим, проведенная в чьей-либо тени. В этом году тебе исполняется тридцать, Шарлотта-Роза, и чего ты достигла? Ничего. Ничего!»

Мы вместе прошли коридором к большому залу. Играла музыка, по комнате в блеске и шорохе ярких шелков и лент кружились пары, и резкий гул голосов ворвался мне в уши. Войдя в залу, мы увидели, как Анжелика идет прямо сквозь толпу на негнущихся ногах, словно марионетка. Она проигнорировала королеву, совершив стратегический промах, который вызвал злорадные улыбки и перешептывание во всех углах залы. Королева старательно избегала смотреть на нее, положив пухлую ручку на обтянутое розовым атласом плечо сына, чтобы и он не увидел соперницу. Мне вдруг пришло в голову, что Анжелика и дофин – почти ровесники. Я отстраненно подумала, а не задевает ли дофина то, что отец взял себе такую молоденькую любовницу, и не хотелось бы ему самому занять место отца. Анжелика и впрямь выглядела сегодня очаровательно, бледнее и эфемернее, нежели обычно. Подойдя к королю, она присела перед ним в глубоком реверансе.

– Моя дорогая, – сказал король, испытывая одновременно досаду и тайную радость. – Мы рады видеть, что вам стало лучше. Не хотите ли потанцевать?

– С удовольствием. – Анжелика выпрямилась и пошатнулась.

Он взял ее за руку и повел на середину зала, внушительный и величественный в своем завитом парике, ступающий с тяжеловесной грацией слона. Она танцевала, склонив головку ему на плечо. Он наклонился, чтобы прошептать ей что-то на ухо.

Пожалуй, на какое-то время о ней можно более не беспокоиться. Анжелика вернула себе расположение короля. Щеки ее раскраснелись, а глаза сверкали, как звезды. Я развернула веер, отпила глоток шампанского и стала с интересом смотреть по сторонам.

За узкими бойницами окон простирался унылый зимний пейзаж, а внутри буйствовал летний сад: и розы, пионы и маки раскачивались на стеблях в такт музыке скрипок. На обнаженных шеях и запястьях сверкали драгоценности; тяжелые кудри париков ниспадали на обтянутые атласом спины; по каменным плитам пола стучали высокие каблуки.

– Мадемуазель де ля Форс!

Я обернулась и увидела, что ко мне спешит принцесса Мария-Анна, тринадцатилетняя новобрачная. От нее не отставал юный супруг, принц Людовик Арман. Поговаривали, брачная ночь завершилась катастрофой, и сейчас она отказывалась пускать его в свою постель. Мне она показалась очень юной, и я понадеялась, что слухи не врут.

– А правда ли, что вас бросили в Бастилию? – запыхавшись, выпалила принцесса.

Я глубоко вздохнула и воинственно задрала подбородок.

– Да, мадам, это правда.

Она сложила руки молитвенным жестом.

– Неужели все было так ужасно, как об этом говорят?

– Хуже. Намного хуже.

– Наверное, вы очень испугались?

– А вы видели, как кого-нибудь пытают? – поинтересовался принц Людовик Арман.

– «Да» – на ваш вопрос, и «нет» – на ваш, – улыбаясь, ответила я. Поколебавшись, добавила: – Но я действительно слышала крики.

Принцесса Мария-Анна прижала ладошку в белой перчатке ко рту.

– Нет! – Обернувшись, она окликнула кое-кого из своих друзей: – Идите сюда и послушайте! Мадемуазель де ля Форс рассказывает нам о Бастилии. Она слышала, как пытали людей!

Вскоре вокруг меня столпилась стайка разодетых мальчиков и девочек, которые забросали меня вопросами:

– Что случилось? Что они делали с вами? Вы действительно слышали, как кого-то пытали?

– Это был самый душераздирающий крик, который я когда-либо слышала, – сказала я. – Это был крик, исполненный неистовой боли. Так что мне оставалось лишь зажать уши руками и не пытаться представить, что они делают с бедняжкой.

– Какой ужас!

– Наверное, вы были очень напуганы.

– Как вы думаете, вас тоже собирались пытать?

– Надеюсь, что нет. – Я сказала себе: «Они не посмеют подвергнуть меня пыткам. Я – Шарлотта-Роза де Комон де ля Форс, кузина герцога Франции, родственница, пусть и дальняя, самого короля!» Но потом я услышала плач, стоны и крики, вспомнила, что король потребовал покарать виновных, кем бы они ни были, невзирая на чины и титулы, и все, что мне оставалось, это пасть на колени и молить Бога о том, чтобы судьи убедились в моей невиновности.

Собравшиеся дружно вздохнули.

– Значит, вас оправдали? – осведомилась принцесса Мария-Анна. – И вас отпустили?

Я кивнула и, раскрыв веер, стала обмахиваться им.

– Забавно в кои-то веки оказаться невиновной.

Они дружно рассмеялись, все до единого. Я же спрятала улыбку за веером и вдруг поняла, что впервые за очень долгое время испытываю некоторое довольство собой.

– Неужели вам не было страшно? – поинтересовался принц.

– О да. Я была в ужасе, – ответила я. – Помимо криков, в Бастилии все время слышен какой-то жуткий, сверхъестественный стон, словно души тех, кто страдал в ее казематах, до сих пор не обрели успокоения. – «Совсем недурно, – подумала я. – Надо записать эту строчку». – Ну и потом там все время слышен шорох и повизгивание крыс.

– Крысы!

– Огромные черные твари, глаза у которых светятся в темноте, подобно вратам, ведущим в ад.

– Ой, какой ужас! – вскричала принцесса Мария-Анна.

– Меня буквально затошнило от страха, но потом я подумала: «Если я не хочу, чтобы они обгладывали мои кости, следует придумать, как прогнать их прочь».

– И что же вы сделали?

– Я приручила их. Я кормила их крошками хлеба, пока они не начали танцевать передо мной на задних лапках.

– Шарлотта-Роза, этого не может быть!

– Почему же? Я даже начала подумывать о том, чтобы выдрессировать одну из них так, чтобы она отнесла записку вам. Но потом я представила, как вы просыпаетесь и обнаруживаете, что на подушке у вас сидит огромная черная крыса…

– Я бы разбудила весь дворец своим визгом!

– И, скорее всего, попытались бы прибить бедную зверушку кочергой, – продолжала я. – А я бы сидела в ледяной каменной клетке и думала: «Вот сейчас придет принцесса и спасет меня», а вместо этого мой посланец лежал бы на полу вашей спальни с разбрызганными мозгами.

– Шарлотта-Роза, перестаньте! Это отвратительно!

– Я более ни к чему не испытываю отвращения. После того, что мне подавали на завтрак, меня уже ничто не может шокировать.