— Почему нет? Папка со сценарием в моей сумке. Сейчас принесу.

— Она осталась в тачке Артиста, — вмешался я.

— Разве? — усомнился Томас. — Я помню, что принес папку.

— Уверен, что помнишь? — слегка надавил я.

— Помню, — подтвердил он. — Но смутно.

— Вот видишь.

С моей стороны это было не очень честно. Но не мог же я сказать, что сценарий фильма «Битва на Векше» вместе с вложенной в него информационной запиской отдела Джи-2 Главного штаба Минобороны Эстонии мы еще вчера оставили в российском посольстве, чтобы там срочно сделали перевод. Записку они перевели быстро и утром передали нам с посыльным. А в сценарии было страниц семьдесят, за одну ночь не управишься.

— Обойдемся без справки, — кивнул Мюйр. — Я и так знаю об Альфонсе Ребане почти все. Он родился в 1908 году в Таллине. Семья была зажиточная, у отца была оптовая рыботорговля...

— Тридцать миллионов долларов, — пробормотал Томас. — Кому это надо? Головная боль. И так хорошо. Мы сидим. Все хорошо. Приятная беседа.

— В 1929 году Альфонс Ребане с отличием закончил Высшую военную школу и получил чин лейтенанта, — продолжал Мюйр. — Сначала служил в штабе Канселийта, потом был назначен начальником отдела продовольственного снабжения интендантства Таллинского гарнизона...

— А пятьдесят миллионов долларов? — снова заговорил Томас. — Один миллион весит восемь килограммов. Я читал. Пятьдесят миллионов — четыреста килограммов. Деньги — это то, что можно положить в карман. И вынуть из кармана, когда хочешь что-то купить. Как можно положить в карман четыреста килограммов? Не понимаю. Извините, господин Мюйр, я вас внимательно слушаю.

— В 1939 году Альфонс Ребане становится старшим лейтенантом. Если вы меня внимательно слушаете, у вас уже должен возникнуть вопрос.

— Возник, — подтвердил Томас. — Вы сказали, что я ст?ою от тридцати до пятидесяти миллионов по скромным оценкам. А возможно, и больше. Так сказали вы. Больше — это сколько?

— Вы же не верите, что бывают такие деньги, — с усмешкой напомнил Мюйр.

— Не верю, — кивнул Томас. — Но все равно интересно.

— Сто миллионов.

— Долларов?

— Долларов.

— Вопросов больше не имею. Предлагаю выпить. — Томас взялся за бутылку.

— Тебе не хватит? — спросила Рита.

— Если ты еще раз так скажешь, я тебя уволю, — пообещал Томас. Он налил приличную дозу и выплеснул коньяк в рот. — Продолжайте, господин Мюйр. Я больше не буду вас прерывать, потому что это меня не колышет. Я не поклонник «фэнтэзи». Реальная жизнь куда богаче и увлекательней. Выпить с друзьями, проснуться утром в чужой постели, обнаружить в ней музу истории Клио в одном чулке. Вот это по мне.

— Вас тоже ничего не заинтересовало в моем рассказе об Альфонсе Ребане? — взглянул на меня Мюйр.

— Вы умеете так ставить вопросы, что в них уже есть ответ. Да, заинтересовало, — ответил я. — В двадцать девятом году он закончил Высшую военную школу, получил чин лейтенанта. И только через десять лет стал старшим лейтенантом. А должен был стать, как минимум, капитаном. Тем более в интендантстве. Карьеру там делают быстрей, чем в строевых частях. Связи.

— И все же десять лет он ходил в лейтенантах, — повторил Мюйр. — Почему? Подумайте, юноша, подумайте. Вы уже почти нашли ответ. Ключевое слово здесь: интендант-ство. Что значит быть начальником отдела продовольственного снабжения? Это — распределение армейских заказов. Правильно, связи. Но гораздо важней другое. Догадались?

— Взятки? — предположил я.

— Да, взятки от поставщиков, — подтвердил Мюйр. — Очень крупные взятки. За поставку в армию чуть-чуть прогорклого масла, рыбы и мяса с душком, прелого зерна. Я уверен, что Альфонс Ребане намеренно тормозил свое продвижение по службе, чтобы не лишиться хлебного места. К тридцать девятому году он уже был очень богатым человеком. И понимал, что в тех условиях деньги в любой момент могут превратиться в пустые бумажки. Он обращал их в собственность. Не в валюту и драгоценности — котировка эстонской кроны была ничтожной. В недвижимость. Вы, юноша, можете не знать нашей истории. Но Томас должен знать. Как-никак, он учился на историческом факультете Тартуского университета. Не обрисуете ли вы нам, друг мой, ситуацию в Эстонии накануне ее аннексии Советским Союзом? Это тысяча девятьсот тридцать девятый год.

— Тысяча девятьсот тридцать девятый? — переспросил Томас. — Нет, не обрисую. Я доучился только до тысяча двести шестого года. До феодально-католической агрессии. Могу рассказать про походы Ордена меченосцев. Но немного.

— Объясню сам, — кивнул Мюйр. — В сентябре тридцать девятого года между Эстонией и Советским Союзом был заключен пакт о взаимопомощи. Согласно этому пакту в Эстонию были введены советские войска. Сначала — всего несколько частей Красной Армии. Это уже позже, в июне 1940 года, произошла полномасштабная аннексия. Но в тридцать девятом году это был знак. Из Эстонии побежали все зажиточные люди. Они продавали свои дома и землю практически за бесценок. Альфонс Ребане их скупал. Если бы его вера в военное могущество Германии оправдалась, он стал бы одним из самых богатых людей Эстонии. После войны мы разбирали архивы таллинской мэрии. В регистрационных книгах были обнаружены записи о десятках его сделок. Если быть точным — о семидесяти шести. Альфонсу Ребане, в частности, принадлежит земля, на которой сейчас построен телецентр. Полтора десятка зданий в черте Старого города. На его земле стоит даже загородный дом президента. И еще очень много недвижимости. Я сказал: принадлежит Альфонсу Ребане? Нет, принадлежало. А сейчас все это принадлежит его наследнику. Томас Ребане, все это принадлежит вам.

— Мне. Понимаю, понимаю, — покивал Томас. — Мне не раз приходилось обувать лохов. А сейчас я сам чувствую себя лохом, которого обувают по полной программе. Только не могу понять как. Ты понимаешь? — спросил он у Риты.

— Тебя не обувают, — возразила она. — Тебя уже обули. В тот момент, когда ты согласился встретиться с господином Мюйром.

— Но ты сама сказала, что я должен с ним встретиться! — возмутился Томас. — Потому что я принадлежу всей Эстонии!

— Я не знала, что это он. И не морщи лоб. Бесполезно. Тебе все равно не разгадать его игру, поэтому давай до-слушаем.

— Браво, Рита Лоо, браво. — Мюйр засмеялся. — Ваша невеста, Томас, не только прелестна. Она еще и умна.

— А сами купчие? — спросил я. — Без них доказать право собственности трудно.

— Вообще невозможно, — поправил Мюйр. — Архив таллинского нотариата сгорел в войну.

— Да! — поддержал меня Томас. — Где сами купчие, господин Мюйр? Где они? Я все понял! Сейчас вы будете вешать мне лапшу на уши, что они где-то есть, но нужны бабки, чтобы их найти. Так вот, господин Мюйр, вы опоздали. У меня нет бабок. Меня уже обули. До вас. Поэтому давайте дернем по маленькой, и вы наконец расскажете мне про дедулю. Каким он был? Занудой? Весельчаком? Как у него было насчет этого дела? — Томас щелкнул ногтем по бутылке. — Про то, что он был взяточником, вы уже рассказали. Это, конечно, не украшает. Но ведь на его месте так поступил бы каждый, верно?

Мюйр молча поднялся из кресла и перенес с подоконника на журнальный столик серый кейс. Набрал шифр на замках, раскрыл и развернул, как бы предлагая полюбоваться его содержимым. В кейсе лежали три пухлые пачки бумаг, крест-накрест перевязанные шпагатом. На верх-них листах — герб Эстонии: три силуэта львов, один над другим, в дубовом венке. Зеленоватый фон, типографский шрифт. В тех местах, где типовой текст прерывался, — выцветшие чернильные надписи от руки. И типо-графский текст, и надписи были на эстонском.

— Что это? — спросил Томас.

— Купчие.

— Настоящие?

Об этом можно было не спрашивать. У старых бумаг есть свой запах: запах теплушек, санпропускников, тлена. Запах времени.

— Можете посмотреть, — разрешил Мюйр. — Все семьдесят шесть купчих. С описью. Альфонс Ребане был очень педантичным в делах.

Томас даже забыл выпить. Но тут же вспомнил. Потом отставил бокал, развернул ветхий лист описи и начал внимательно читать.