— Минутку! — вмешался я. — Так это вы вдохновили его на сценарий? Значит, вы и были тем таинственным незнакомцем, который пришел к нему ночью в котельную и рассказал об эсэсовце?

— Совершенно верно, юноша, совершенно верно, — покивал Мюйр. — Это был я. И этот ночной разговор в котельной был началом моей самой масштабной оперативной комбинации. Лучшей в жизни. Она продолжается и сейчас. Но скоро завершится, уже скоро. Два слова, чтобы закончить с предыдущей темой. Не задумывались ли вы, госпожа Лоо, куда все-таки делись те сто пятьдесят тысяч долларов, которых не досчитались при обыске вашего мужа? Эти деньги были действительно переправлены из Лондона для помощи нашим диссидентам, — объяснил он мне. — Мы перехватили курьера, а затем продолжили игру и подбросили их Александру Лоо. Но при обыске обнаружили только пятьдесят тысяч долларов. Остальных так и не нашли, хотя перерыли всю Эстонию. — Он вновь повернулся к Рите: — Так куда же они подевались? Не догадываетесь?

— Их украли вы, — предположил я.

Мюйр засмеялся старческим дребезжащим смешком.

— Нет, юноша, нет. Я их не украл. Я их приватизировал. Заблаговременно. Это была моя доля общенародного достояния. И сейчас я могу об этом сказать.

— Зачем? — спросил я.

— Чтобы знали.

— Зачем нам об этом знать?

— Вам? — удивился Мюйр. — Разве вы ничего не поняли? Я говорю это не для вас. Для тех, кто вышвырнул меня из жизни. Кто был уверен, что с Матти Мюйром покончено. И теперь они знают. Но знают не всё. Далеко не всё. Им еще очень многое предстоит узнать!

— Будьте вы прокляты, Матти Мюйр! — сделала свой последний ход червонная дама. — Будьте вы прокляты с вашими долларами и с вашими гнусными комбинациями! Я думала, что забыла о вас. Зачем вы снова лезете в мою жизнь? Кто вас звал? Когда же вы наконец сдохнете, старый паук?!

Король пик постоял у окна, сложив за спиной руки и покачиваясь на носках. Потом живо обернулся и кончиком мизинца пригладил усы.

— Паук, — весело повторил он. — Паук. По-моему, меня повысили в звании. Паук — это же выше, чем гнида. Не так ли? — И тут же его лицо вновь стало мертвым, холодным. — А теперь я отвечу на ваш вопрос. Ваша жизнь, милочка, интересует меня не больше, чем жизнь тех голубей за окном, какими так любит лакомиться мой кот Карл Вольдемар Пятый. А вот жизнь вашего жениха очень интересует. Вы сделали хороший выбор. Верней, его сделали за вас, но это неважно. Вы даже не представляете, насколько хороший. Вы это поймете. Чуть позже.

Он извлек из жилетного кармана плоские золотые часы, открыл крышку и взглянул на циферблат. Заметил:

— Странно. Мне казалось, что путь отсюда до бара в гостиной не такой уж и длинный.

Я тоже посмотрел на часы. Разговор продолжался уже тридцать минут, но запала у этого старого паука не убывало. Похоже, козырной мастью у нас сейчас были пики.

— Знаете ли вы, юноша, что сообщает человеку энергию жизни? — словно угадав мои мысли, спросил Мюйр, защелкивая часы и пряча их в жилетный карман. — Считается, любовь. Нет. Любовь с годами тускнеет, становится привычкой. Но только одно чувство никогда не утрачивает своей силы и остроты. Ненависть!

На этой оптимистической ноте в кабинет и вернулся Томас Ребане.

На длинном пути от бара в гостиной до кабинета Томас явно успел пропустить две капельки «Мартеля». Скорее всего, из горла. Это практично. Чтобы лишний раз не пачкать хрусталь. Он торжественно водрузил поднос с объемистой квадратной бутылкой и пузатыми бокалами на журнальный стол, плеснул по капельке Мюйру и мне с Ритой Лоо, чуть больше себе и гостеприимно предложил:

— Ваш «Мартель», господин Мюйр. Присядьте. А то вы все ходите. Так можно устать. Хороший коньяк лучше пить сидя. Стоя пьют только на троих. Чтобы быстро. А мы никуда не спешим.

После этого он расположился на диване, деликатно уступая свободное кресло гостю. Но Мюйр не сразу последовал приглашению. Он взял бокал обеими руками, снизу, поднес к лицу и принюхался. Одобрительно кивнув, предложил:

— За вас, сын мой.

— Ваше здоровье, господин Мюйр, — ответил Томас, несколько озадаченный таким обращением. Но все же выпил. Потому что не выпить было невежливо. Потом закурил и приготовился слушать.

Мюйр тоже сделал глоток, оценил:

— Недурно.

И только после этого опустился в кресло.

— Вы удивлены, что я так вас назвал? — спросил он. — Для этого есть причина. Дело в том, Томас Ребане, что я некоторым образом ваш отец.

От неожиданности Томас поперхнулся сигаретным дымом.

— Нет! — завопил он. — Нет и еще раз нет! С меня хватит деда! Да вы что, издеваетесь? Дед — эсэсовец, а отец — кагэбэшник? Меня же разорвет на две части! Если вы так шутите, господин Мюйр, то я прошу вас так не шутить!

— Успокойтесь, успокойтесь, дорогой Томас. Мои слова не следует понимать буквально. Я имел в виду, что вы — мое порождение. Это я вызвал вас к жизни. — Мюйр повернулся ко мне: — Это случилось в ту самую ночь в котельной. После этого мне оставалось лишь ждать. Но я умею ждать. И я дождался.

Он оценивающе оглядел Томаса и с удовлетворением заключил:

— Если бы меня спросили, кого я жду, я не смог бы ответить. Но теперь понимаю, что именно такой человек, как вы, и должен был явиться в образе внука Альфонса Ребане. Материализоваться из пустоты. Я рад познакомиться с вами, Томас Ребане.

— Пусть он уйдет, — обратилась ко мне Рита. — Разве вы не видите? Он же сумасшедший! Уберите его отсюда!

— Может, сначала послушаем? — предложил я. — Есть вещи, которых не хочется знать. Но все же их лучше знать, чем не знать.

— Это очень разумно, — поддержал меня Томас. — Сначала нужно узнать. А потом можно забыть. Продолжайте, господин Мюйр.

— Того, что вы узнаете, вы не захотите забыть. Нет, Томас Ребане, этого вы не забудете никогда. Госпожа Лоо, я прошу вас остаться, — проговорил Мюйр, заметив, что Рита встала с явным намерением уйти. — Это важно и для вас. Вы же хотите вернуться в Швейцарию и продолжить там... Чем вы занимались в Швейцарии?

— Она там училась, — ответил за Риту Томас.

— Очень хорошо. И продолжить там курс обучения. В клинике доктора Феллера. Вы же этого хотите, Рита Лоо?

Поколебавшись, Рита опустилась на место. К своему бокалу она не притронулась. Взяла сигарету из пачки «Мальборо». Томас услужливо щелкнул зажигалкой. Она прикурила, откинулась на спинку дивана. Дымок на осеннем жнивье.

— Я не люблю, когда женщины курят, но вам к лицу, — отметил Мюйр. — Гнев вам тоже к лицу. Красивой женщине все к лицу. Моя информация ошеломит вас, Томас Ребане. Но это приятное ошеломление.

— Вы уверены? — осторожно поинтересовался Томас. — Тогда ошеломляйте.

— Как вы думаете, Рита Лоо, сколько ст?оит ваш жених? В том смысле, в каком это выражение употребляют американцы?

— Сколько я ст?ою? — озадачился Томас. — Боюсь, что не так много, как мне хотелось бы.

— Вы ошибаетесь. По самым скромным оценкам вы ст?оите от тридцати до пятидесяти миллионов долларов. Возможно, и больше.

Томас раскрыл рот. Потом закрыл. Потом снова раскрыл. Потом спросил:

— Я? Миллионов долларов? Нет. Мы не сочетаемся. Мы существуем отдельно. Доллары отдельно. Я отдельно. К сожалению. Но я привык. Тридцать миллионов долларов. Таких денег не бывает. Это просто цифры. А цифры не стоят того, чтобы о них говорить. Вы сказали, что знали моего деда. Давайте поговорим о нем.

— О нем я и говорю, — объяснил Мюйр. — Вы знакомы с биографией вашего деда?

— Знаком, да, — подтвердил Томас. — Не так чтобы очень. Я читал справку о нем. Не слишком внимательно.

— Напрасно, напрасно, — укорил Мюйр. — Биография вашего деда заслуживает самого пристального внимания. О какой справке вы говорите?

— Справка как справка. — Томас пожал плечами. — Служебная записка отдела Джи-2. Она была в сценарии, который мне дал Янсен. Там еще была фотография дедули. Эдакий бравый эсэсман.

— Могу я взглянуть на эту записку?