- Друг с другом.

- Подожди, Мария, правильно ли я понял: сначала познакомились один друг с другим другом, а потом мы с ними? И всему этому завтра исполняется тридцать лет. Значит, каждому из этих четырех людей в отдельности – семь с половиной лет? А всем вместе – сто двадцать? Я не понял, что нужно сделать, умножить, или разделить?

- Для чего, Антонио?

- Чтобы узнать, что будет завтра.

- Завтра будет дата.

- Нет, Мария, дато будет сегодня – сковородкой тебе по голове. И сколько бы этому ни исполнялось лет, это мне никогда не надоест. Иди ко мне…

- Мария!

- Да, Антонио.

- Что «да», Мария? Я еще не задал никакого вопроса, а ты уже отвечаешь на него «да».

- Я не отвечаю, просто, после того, как ты ко мне обратился, назвав меня по имени, я должна была обозначить, что я здесь и слушаю тебя.

- А зачем это обозначать, я и так вижу, что ты здесь? И попробовала бы ты меня не слушать.

- Но я же должна была как-то отреагировать. Я же не могла сказать «нет, Антонио».

- Не надо было отвечать ничего. А теперь у нас есть «да», которое должно стать согласием на что-то, иначе оно пропадет. Разве можно так разбрасываться словами, они так быстро закончатся.

- Я ничего не поняла, Антонио.

- Неважно, просто знай, что ты уже заранее на что-то согласилась.

- На что?

- Подожди, Мария, дай мне подумать… о, я придумал! Ты согласна, чтобы я поехал отдыхать в Акапулько один.

- Но я не согласна.

- Поздно, ты уже сказала «да». Все, я начинаю собирать чемоданы. Да, кстати, Мария… Мария… Мария, что происходит, почему ты мне не отвечаешь?

- Потому что ты опять используешь мое «да» в своих целях.

- О, Мария, не преувеличивай значение своего «да». В большинстве случаев достаточно и моего «да». Вот смотри: Антонио, хочешь текилу? – Да! И все. Так что, Мария, неси текилу, и можешь ничего не говорить.

- Мария…

- Да, Антонио.

- Подойди ко мне, Мария, и возьми меня за руку. Я хочу, чтобы в этот трагический момент ты была рядом.

- Что случилось, Антонио?

- Я умираю, Мария. Мне душно в этом мире, населенном одними негодяями.

- Может быть, открыть окно?

- Не надо, я простужусь, и буду лежать в гробу сопливый, с красным носом.

- Да, я не подумала. Бедный мой!

- Ну, не такой уж бедный. Мне есть, что оставить людям. Слушай мою последнюю волю, Мария.

- Ты будешь диктовать мне завещание?

- Да. Впрочем, перед этим я оглашу предпоследнюю волю: дай мне рюмку текилы.

- Конечно, Антонио.

- И вот еще предпредпоследняя – кактусовые пирожки, они у тебя такие вкусные. И салат. И во-он ту рыбку… это будет уже какая воля? Предпредпред… короче, дай мне еще маринованных кактусов и икру из кактусовых иголок, и это будет семь моих предпоследних воль.

- Подожди, Антонио, ты же хотел что-то оставить…

- Вот еще, так все вкусно… А, ну да. Я завещаю нашему хомячку Густаво пять упаковок хомячьего корма, которые ты пойдешь и купишь в магазине, как только нотариус вскроет это завещание, тебе я завещаю хомячка Густаво с пятью упаковками корма, этим негодяям – нашим соседям Гутьерросам я завещаю сломать шею, упав с лестницы…

- Антонио, это все ужасно… а главное, так неожиданно… А кого пригласить на похороны?

- Ну, Эстебанов, конечно, Эрнандесов, этого негодяя Гонсалеса, Лопеса с подругой…

- Представляю, как будет весело! Они быстро напьются, начнут петь песни, плясать, Гонсалес опять покажет фокусы, подруга Лопеса опять разденется почти догола…

- А я этого всего не увижу? Нет, я не согласен. Я отменяю свою смерть!

- А как же праздник? Я уже настроилась.

- Будем поминать нашего хомячка Густаво.

- Но ведь он еще жив!

- О, Мария, этот вопрос я решу.

- Антонио!

- Да, Мария.

- Скажи, а почему ничего не слышно об успехах наших спортсменов на зимней Олимпиаде в Турине?

- Ну, во-первых, потому что Турин очень далеко, и оттуда вообще плохо слышно. А во-вторых, эти негодяи – наши спортсмены – очень плохо подготовились к Олимпиаде.

- А им что, наплевать на честь нашей мексиканской родины?

- Понимаешь, Мария, эти негодяи – наши предки, когда выбирали, где им жить, выбрали такое место, где нет снега и льда. А готовиться к зимней Олимпиаде без снега и льда, все равно, что ездить на лошади без всадника… по-моему, точное сравнение.

- Неужели во всей Мексике нет хотя бы немножко льда?

- Есть. Но он весь находится в частных коллекциях.

- В каких частных коллекциях?

- В холодильниках. И эти негодяи – владельцы холодильников – жалеют этот лед для спортсменов, а вместо этого пьют с ним виски.

- Вот негодяи! И что, никто из наших спортсменов даже не попытался поучаствовать в зимней Олимпиаде?

- Ну, почему, Вот, наш сосед негодяй Рамирес хотел стать олимпийским чемпионом в беге на коньках.

- И где же он тренировался? В чьем-то холодильнике?

- Нет, Мария, он бегал по пустыне, рассчитывая на то, что если он уж так бегает по песку без коньков, то как же он будет бегать по льду, да еще в коньках!

- Как стрела!

- Ну, да.

- И что?

- Он вышел на старт, увидел лед и хотел попросить, чтобы его посыпали песком, но не успел, потому что сразу поскользнулся, упал и сломал ногу.

- Вот негодяй! Не сумел постоять за честь родины хотя бы несколько минут!

- Ты несправедлива к нему, Мария, потому что он все-таки пересек финишную черту, и, кстати, первым, но победу ему не засчитали.

- Вот негодяи! А почему?

- Потому что он, видишь ли, пересек ее на скорой помощи и без сознания. Все, Мария, ты расстроила меня своими вопросами, неси текилу из холодильника… из моей частной коллекции.

- Антонио! Антонио, почему ты так поздно!? Где ты был!!?

- У-у-у…

- У кого?

- Нет, у-у-у не в смысле «кого», а в смысле у-у, Мария, это долгая история. Присаживайся… нет, не на кресло, прямо здесь, и снимай с меня ботинки.

- А сам ты что, не можешь?

- Нет, у меня заняты руки. Я перебираю ими мелочь в карманах.

- Так где же ты был?

- Я только что вернулся со всемирной шахматной олимпиады.

- Ты представлял нашу страну на шахматных соревнованиях?

- Нет, я пытался, но не смог. Она очень большая, ее трудно всю сразу представить.

- Нет, я имею в виду, что ты играл в шахматы за Мексику?

- Да, но недолго. Они нашли у меня в крови допинг – целых полтора литра текилы. Причем в бутылке.

- А разве на шахматных соревнованиях проверяют участников на допинг?

- Обычно нет, но когда я съел коня противника – ну, чтобы отбить запах текилы, конина же имеет специфический запах – они что-то заподозрили. И дисквалифицировали меня на две минуты. За это время он успел сделать восемь ходов и выиграть партию.

- Вот негодяи!

- Да, а ведь у меня была выигрышная позиция. Я только что сделал лакировку… рокировку… и собирался ударить его доской, он бы упал со скамейки, а я бы съел все, что он разложил на своей газетке.

- Что?

- Что? там было много всего – соленые кактусы, колбаска, килька…

- Где ты был!!?

- Когда, Мария?

- Только что?

- Мария, да у тебя склероз! Только что я стоял перед тобой и рассказывал, как мы выпивали на бульваре с каким-то незнакомым негодяем.

- А при чем здесь шахматы?

- При том, что в шахматах тоже есть королева. А ты – моя королева! (Ба-бах!).

- Ой, упал!

- Антонио, Антонио!

- Да, Мария.

- Помоги мне достать большую сковородку со шкафа.

- Ты сама просишь меня об этом?

- Конечно, кого мне еще просить?

- Ну, да, верно, никто кроме меня этим не занимается… Но, Мария, ты же ничего такого сегодня не сделала…