Что ж, попробую подойти с другого боку.
— Вы работаете вместе с Дадо?
— Да, в его конторе. По заготовкам. Приходится много ездить — и по республике, и к соседям. В России часто бываю… — Он улыбнулся: — А вот в Ак-Ляйляк не попадал, хотя это недалеко. Просто не наш участок… Но, думаю, Дадо-ака сегодня встретится с нужными людьми и узнает последние кишлачные новости.
Так они — заготовители? Прекрасная «крыша» для наркодельцов…
— Мне очень понравился Дадо, — продолжал я. — Надежный человек. Он…
— Ой, мне тоже! — вклинилась Ирина. — Такая душка!
— Особенно приятно… — Я попытался завладеть вниманием, но Ирина снова перебила:
— Не пойму, а кто же готовил плов? — Она посмотрела на нас с таким видом, будто сделала грандиозное открытие. — Не девочки ведь?
— Плов на Востоке обычно готовит мужчина, — принялся объяснять Абдунасим. — Вообще, существует старинный обычай. Пайшанба. Что в переводе означает — «четверг». В этот день недели глава семьи готовит плов и проводит вечер с домашними, а после наступления ночи уединяется с женой. Но, знаете, Ирина-ханум, в наше неспокойное время очень трудно соблюдать обычаи… Я думаю, что этот плов готовила Мавлюда, младшая невестка Дадо-ака. Она мастерица по этой части.
— Мавлюда? — переспросила Ирина, окончательно уводя намеченный мною разговор в сторону. — Какое интересное имя… А где же она?
— У себя, на женской половине.
— Позовите ее! — капризно потребовала Ирина. — Пусть посидит с нами.
— Э-э… Она стесняется, — нашелся Абдунасим.
— Не верю! Значит, это правда, что вы тираните своих женщин?
— Послушай, милая, в чужой монастырь со своим уставом не суются. — Я попытался урезонить ее, но она вдруг разошлась не на шутку:
— Тогда проводите меня к ней! Пусть она сама скажет, почему не хочет посидеть с гостями!
Кажется, Ирочке пора бай-бай. Должно быть, перемена климата пошла ей не на пользу. Как и содержимое красного чайника.
— Ирина, это невозможно.
— Но почему, почему?!
— Пойдем, я тебе кое-что объясню, заодно покажу наши покои.
Поднимаясь, она едва не угодила на дастархан, но я вовремя ее удержал.
Абдунасим дипломатично разглядывал гранатовое дерево за своей спиной.
С немалыми ухищрениями я все же свел Ирину с айвана.
Когда мы вошли в мехмонхану, она уже забыла о своих феминистских намерениях и вдруг принялась хихикать, поглядывая на меня.
— Ой, Димка, какой же ты простофиля!
— Ну, куда мне до тебя!
— Вот будет потеха! — Она легла на спину поперек кровати, запрокинув руки за голову.
— Говори, что вы там затеяли со своим дядюшкой?
— Дядюшкой — ха-ха-ха! — Она развеселилась еще пуще, тело сотрясалось от хохота, это походило на истерику.
Я резко повернул ее на бок.
Она вдруг умолкла и, прежде чем я успел задать очередной вопрос, крепко уснула.
Я разул ее, раздел до белья, уложил поудобнее и накрыл одеялом. Она чему-то сладко улыбалась во сне.
Какие же слова вертелись у нее на язычке? По крайней мере, с Ириной я не ошибся. Еще тот хамелеон! Мне стало предельно ясно, что координаты тайника никто мне не сообщит. Меня используют в качестве подсадной утки. Я должен привлекать к себе внимание Джамала, а тем временем кто-то другой заберет сундучок. Кто? Ирина? Нереально. Уж ее-то Джамал тоже не упустит из виду. Абдунасим? Тихий, незаметный человечек, легкий, как тень, как бесплотный дух… Вполне возможно…
Впрочем, не исключен и другой вариант. Мне таки позволят раздобыть сундучок, а затем подсыплют клофелинчику, после чего я отключусь на несколько часов. Они спокойно смотаются (Ирина в сговоре с Абдунасимом), а меня оставят расхлебывать кашу с душкой Джамалом. И если даже мне удастся вырваться из цепких лап местного мафиози, след милого дядюшки и его драгоценной племянницы затеряется к тому времени очень далеко. Может, за океаном. Да, славная семейка!
Но не будем торопиться с выводами. Однако же принять кое-какие меры не помешает.
Ирина спала как младенец.
Я взял ее сумочку, достал из-под прокладки клофелин и, аккуратно распечатав упаковку, заменил опасные таблетки на безвредные — от кашля, которые купил в аэропорту, пока мы поджидали багаж.
Приятных снов, милая. Еще посмотрим, кто кого переиграет.
Затем я вернулся к Абдунасиму:
— Извините, пожалуйста, мою жену — бессонная ночь, утомительные перелеты, волнения, — сами понимаете…
— Что вы! Ваша уважаемая супруга не нуждается ни в чьих извинениях…
Я уселся на свое место и возобновил разговор, столь некстати прерванный Ириной.
— Абдунасим, я хотел сказать о том, что мне больше всего понравилось в Дадо. Верность дружбе! Столько лет прошло, а он старается для друга, как иной не старался бы и для себя. Такое нечасто встретишь, а? Неплохой повод для тоста.
— В этом доме Ярослава Гавриловича чтут как святого, кивнул Абдунасим, склонив над моей пиалой носик хитрого чайничка.
— Видимо, к тому есть веские причины?
— А вы разве не знаете? — удивился он.
— Не-ет, — осторожно ответил я. — Ярослав Гаврилович не очень любит говорить о своем прошлом.
— Ну, тогда я вам расскажу. — Абдунасим плеснул чуть-чуть себе — лишь бы поддержать компанию — и поерзал, устраиваясь поудобнее. — Эта история достойна быть повторенной много раз. Конечно, сам я не был ее свидетелем, но слышал и от Дадо-ака, и от его уважаемых родственников, и от соседей.
Семнадцать лет назад здесь произошло сильное землетрясение. Подземная волна почти не задела Ленинабад, обрушив всю свою мощь на Кайраккум. Основной удар пришелся как раз на эту улицу, где мы с вами сейчас находимся. Несчастье случилось днем, когда многие находились вне помещений, не то жертв было бы гораздо больше, потому что едва ли не половина городка в считанные секунды превратилась в развалины.
Дом Дадо-ака, но не этот, а другой, правда на этом же фундаменте, рухнул сразу. Обвалилась одна из стен и просела крыша. Погибли его старушка-мать и первая жена. Дети чудом уцелели, но выбраться из дому не могли — и двери, и окна оказались заваленными, притом детишки-то были совсем крохотные: младший еще лежал в колыбели, а второму едва исполнилось три годика. Старшие дети гостили у родственников, а сам Дадо-ака буквально накануне уехал в дальнюю командировку.
На крики сбежались некоторые соседи у многих ведь тоже случилось несчастье, но проникнуть в дом никто не решался. Земля под ногами подрагивала, в любой момент мог повториться сильный толчок, и тогда уцелевшие стены, покрытые сетью широких трещин, сложились бы как гармошка, похоронив под собой смельчака. У собравшихся сердце разрывалось на части, они громко причитали, но ничего поделать не могли и только уповали на милость Аллаха.
Наконец кто-то решился приблизиться к завалу, но тут последовал второй сильный толчок. На глазах у всех полуразрушенный дом зашатался, как на шарнирах, трещины углубились и расширились, сверху посыпались комья глины — дом был построен из саманного кирпича. А внутри плакали и звали маму малютки. Многие опустили голову и закрыли уши, чтобы не видеть и не слышать, как погибнут невинные дети. Но каким-то чудом стены устояли, хотя и растрескались на отдельные куски, которые висели буквально на волоске. Теперь даже порыв сильного ветра мог опрокинуть их.
К великому счастью для семьи Дадо-ака, в этот момент по улице проезжал Ярослав Гаврилович. Увидев через обрушившийся дувал горестную толпу и груду развалин, он мгновенно понял, что произошло, и поспешил во двор. «Кто остался в доме?» — спросил он у собравшихся. Ему ответили, что там старуха, молодая женщина и два малыша, — никто ведь не знал, что женщины уже присоединились к своим предкам. Ярослав-ака огляделся и, заметив в углу, возле сарая, ломик, схватил его и бросился к стене. Несколько ударов, и он выбил кусок стены, после чего без колебаний пролез в образовавшееся отверстие. Вскоре он подал через эту дыру младенца, затем второго мальчика и, наконец, вылез сам, сообщив, что женщины придавлены рухнувшей стеной и извлечь их из-под обломков сейчас невозможно. Не успел он еще отряхнуть пыль с колен, как земля снова содрогнулась и все, что еще уцелело от дома, сложилось в одну общую кучу.
