«Ты что, Гарька, опомнись! Я спас Яну от верной гибели. Этот придурок метил ей прямо в голову. Я выхватил девочку из-под удара». «Кир, мне-то не заливай! У меня есть глаза. Весьма зоркие, между прочим». — «Смотреть — еще не значит видеть, Гарька. Не знаю, что тебе померещилось с твоего места, но твои выводы оскорбительны. Ты меня благодарить должен. Еще раз повторяю: я выхватил Яну из-под удара. А что касается моего, как ты выразился, бегства… Ну, остался бы я. В теснотище этот псих всех нас перекалечил бы. А я точно знал, что тот полковник у себя и что у него есть оружие. Это заняло чуть больше двух минут. Притом я же видел, как ловко ты использовал сковороду. Не растерялся, молодец. Это был оптимальный вариант, Гарька, и он себя оправдал. Ведь все могло закончиться намного хуже, ты когда-нибудь думал об этом?» — «Почему же ты исчез?» — «А какой смысл было рисоваться? Толку от моего присутствия было немного, зато горела командировка, которой я добивался несколько лет». — «Мог хотя бы написать, раз твоя совесть чиста». — «Оттуда, где я был, Гарька, переписка не велась. А позднее все как-то завертелось… Вот тут ты, пожалуй, прав на все сто. Конечно же, мне следовало объявиться раньше. Извини…» Сила его внушения была столь неотразима, что в какой-то момент я готов был поверить, что он и вправду не подставлял Янку под удар, а наоборот — спасал ее. И все же он чуть переигрывал. Может, оттого что выпил больше своей наперсточной нормы. А может, соль в том, что во мне пробудилась некая сверхчувствительная интуиция, улавливающая самую ничтожную фальшь. Я знал, что он врет. Но вывести его на чистую воду было невозможно, ибо он сам свято верил в свои слова. И тут из хаоса моих мыслей выплыл простенький вопрос. Бывают такие мгновенные вспышки-озарения, когда соединяются точки, лежащие, казалось бы, в разных концах Вселенной.
Ты, Димка, наверное, знаешь, что нынешней весной Кир угодил в автомобильную аварию. Об этом довольно много писали.
Я молча кивнул.
— Кир отделался легкими ушибами, — продолжал Гарик, — но погибла ехавшая с ним молодая журналистка. Никаких упреков в адрес Кира не высказывалось, он ведь сам — жертва… Но мне вдруг показалось — я почти физически ощущал свою правоту, — что и в этом случае у Кира была альтернатива.
«Ладно, Кир, — сказал я. — Спасибо, что спас Яну. Век не забуду. А что тебе помешало спасти ту журналистку?» Он вздрогнул, но не очень-то удивился. Непривычный к возлияниям, он в немалой степени утратил контроль над собой. Возможно, ему почудилось, что мы до сих пор говорили не о Яне, а о его погибшей спутнице. Короче, он прозевал опасный поворот. А может, не видел причин для игры в молчанку. Он сам взял бутылку, налил себе до краев, выпил и заговорил: «А что я мог сделать, Гарька? Значит, судьба. Я не хотел ее брать в тот день. Сама напросилась. Ну ладно. Мы ехали на рыбалку. На трех машинах. Мы с Ольгой — в средней. Только-только начало светать. Вокруг — густой лес. Тишина. Пташки поют. Идиллия! Передняя машина слегка ушла в отрыв. И вдруг сбоку из зарослей орешника прямо на нас вылетает самосвал. Нет, это было не покушение. Самосвальщик возвращался из дальней деревеньки от своей дамы сердца и, положившись на безлюдье и рань, жал на газ до упору. А лесные дороги — сам знаешь, на них не разминешься. Столкновение казалось неизбежным. Но мой водитель среагировал мгновенно. Будь дорога чуть шире… Короче, мы загремели с крутого обрыва. Судьба! А дальше — как в кино. Меня и водителя выбросило на обочину. Я сильно ударился о придорожный камень. Когда очнулся, машина внизу пылала как огромный факел». — «Да нет же, Кир, все было не совсем так», — ведомый наитием, проговорил я, не сводя с него глаз. «Чуть-чуть по-другому, — со вздохом согласился он. — Водитель успел выпрыгнуть, я — нет. Машина кувыркалась как чертова трещотка, Ольга визжала… Должно быть, на какой-то миг я отключился. Когда пришел в сознание, машина полулежала на боку. Мотор работал; резко, до одури пахло бензином. И я понял, что сейчас полыхнет». — «И ты опять дал деру». — «С твоей лексикой, Гарька, никогда не стать дипломатом». — «Почему ты не вытащил Ольгу?» — «Она была в обмороке, а счет шел на секунды. Ситуация легко просчитывалась. Либо мы сгорим на пару, либо я использую свой шанс». — «Но ты же мог ее спасти!» — «Гарик, каждый должен заниматься своим делом. Я не спасатель. Со мной была куча телохранителей. Но эти дураки в третьей машине погнались за самосвальщиком, а головная машина ушла в отрыв. Пока разобрались, что к чему, было уже поздно». — «Ты мог ее спасти». — «Я же объясняю: она была в обмороке, а дверцу с ее стороны заклинило». — «Совесть твою заклинило, сукин ты сын!»
Нестерпимо, до бешенства мне снова захотелось врезать ему в челюсть. С трудом сдержавшись, я добавил пару соленых фраз и покинул его апартаменты.
Ну вот… А теперь, Димка, посмотри на эту штуковину…
Касаев достал из бокового кармана пиджака небольшой блокнот и многозначительно раскрыл его передо мной.
Я увидел весьма необычный миниатюрный диктофон, оформленный под записную книжку. Вот все и объяснилось… Разумеется, я ничем не выдал своей осведомленности и продолжал сочувственно внимать собеседнику.
— С первых шагов в журналистике я стал пользоваться диктофоном, — доверительно сообщил Гарик. — Но знаешь, какие тогда были диктофоны — размером с портфель. А вскоре получилось так, что я написал об одном умельце, и моя статья помогла тому пробить давнее изобретение. В знак благодарности он и собрал для меня вот этот диктофон — уникальный прибор, между прочим. Я, конечно, отнекивался, отбивался руками и ногами, но в конце концов пришлось принять подарок. С той поры он стал моим первым помощником в работе. Выкладываешь эту книжечку перед собой и спокойно беседуешь — пленка крутится. А то и выкладывать не надо — он прекрасно пишет в кармане.
Но клянусь тебе, Димка, как на духу: у меня и в мыслях не было записывать наш с Киром разговор. Должно быть, я случайно задел кнопку, когда полез в карман за сигаретами. А может, мою руку направлял сам Бог. Так или иначе, на следующее утро я обнаружил, что наша приятельская беседа записана до последнего слова. Я прослушал ее на трезвую голову несколько раз кряду, и мне стало страшно. Я вот что представил: а вдруг произойдет невероятное и Кир добьется своего? Вдруг он и вправду ухватит главный рычаг? Натворит бед и — даст деру. Как всегда. Сами, мол, виноваты… Хотя, если честно, я никогда всерьез не верил в его великое предназначение. Это еще бабушка надвое сказала. Меня другое проняло сильнее. Дело в том, что Кир, если тебе известно, пользуется симпатиями прессы. Собственно, пресса и создала ему авторитет. Имидж. Без нее он — мыльный пузырь.
И вот я подумал: а какого дьявола он должен пользоваться журналистской поддержкой? Можешь считать это местью с моей стороны. Я не возражаю. Я выстрадал право на нее. Есть такое понятие: корпоративная солидарность. Киру могут многое простить. Могут закрыть глаза на всякие его не очень красивые делишки с акциями, гуманитарной помощью и прочей кормежкой. Но уверяю, Димка, ни один мой коллега по перу не останется равнодушным, узнав, что Кир не использовал шанс — пусть даже теоретический — спасти человека, женщину, журналистку. Этого ему пресса не простит. Тут его рассуждения об оптимальных вариантах не пройдут. Тут уже включаются эмоции на уровне подсознания. Мыльный пузырь лопнет. И в то же время я не хотел предвзятости. Да и Питер, что ни говори, в стороне от большой политики. Во всяком случае, не в самом пекле. Поэтому я решил передать пленку одному известному московскому журналисту, мнению которого доверяю безоговорочно. Но прежде, в память о былой дружбе, я решил дать Киру возможность уйти без скандала. Он оставил мне свою визитку с особым телефоном — «для друзей». По этому-то номеру я и позвонил ему однажды утром, когда мои разошлись по делам. Я ничего не стал объяснять, просто прокрутил небольшой фрагмент записи. Он сразу все понял. «Чего ты добиваешься, Гарька?» Я лаконично изложил свои пожелания. «Гарька, это не телефонный разговор. Завтра я пришлю своего человечка. Но обещай пока ничего не предпринимать». Я пообещал. Назавтра и вправду прибыл его посланец. Разговор свелся к предложению продать пленку. Цена быстро росла. Но ни этот хлыщ, ни сам Кир не могли понять элементарной истины: есть вещи, которые не купить за деньги. Гонец уехал с пустыми руками. Я внятно предостерег его от глупостей, сказав, что располагаю несколькими копиями, которые находятся у надежных людей, а те мгновенно их запустят, случись со мной или моими близкими транспортная или иная неприятность.
