Вслух же король сказал:
— Я вызову баронов и поговорю с ними.
Маршал удалился успокоенный.
* * *
Джон оглядел собрание, думая, что все эти лорды настроены против него. Правда, у короля есть наемники, которые последуют за ним повсюду, но нельзя же действовать вопреки воле всех министров и всех баронов!
— Вы советуете мне отказаться от войны, — сказал Джон. — Что же, по-вашему, я должен делать?
Некоторые бароны считали, что нужно послать в Пуату небольшой отряд рыцарей, дабы поддержать местное дворянство, сохранившее верность Джону.
— Отряд рыцарей! — фыркнул король. — Неужто этим я спасу Пуату и отвоюю Нормандию? — На глазах у короля выступили слезы. Он один, совсем один, не на кого рассчитывать, не на кого положиться. — Что ж, прекрасно! — воскликнул король. — Я распущу армию. Но меня вы все равно не остановите. Я отправлюсь воевать, захватив с собой лишь по-настоящему преданных мне людей.
Бароны воспротивились и этой затее. Они считали, что в столь смутное время король должен оставаться в Англии.
— Не смейте указывать мне, как я должен себя вести! — взорвался Джон, уже не помня, что сам спросил у лордов совета. — Вы в любом случае остаетесь здесь.
Он покинул собрание и отправился в гавань, где под парусами стоял его личный корабль.
— Готовьтесь! — крикнул Джон. — Мы немедленно отплываем.
Капитан поразился, узнав, что из всего флота в плавание отправляется только одно судно.
— Никто не желает за мной следовать, — объявил Джон. — Я отправляюсь в путь один.
И королевский корабль покинул порт, а войско разошлось по домам.
Джон вовсе не собирался плыть во Францию. Когда полоска берега растаяла вдали, гнев короля утих и он понял, что было бы смехотворно высаживаться на вражеской территории с такой горсткой людей.
Поэтому он велел капитану плыть в Уэрхем и там высадился на берег, горько причитая, что со всех сторон окружен одними изменниками. Он собирался воевать с Францией, дабы защитить свое наследство, а подданные бросили короля в беде. Это они виноваты во всех бедах последнего времени. Король не боится войны, но английские бароны — трусы. Многие из них перекинулись на сторону французского короля, забыв о долге. Поддавшись алчности, они покрыли себя вечным позором.
Джон повсюду говорил о своей горькой участи. Хуже всего, по его словам, было то, что его со всех сторон окружают изменники.
Филипп, разумеется, воспользовался замешательством в стане противника, и в скором времени ему покорилась вся провинция Пуату, кроме городов Рошель, Туар и Ниор.
* * *
Хьюберт Уолтер, архиепископ Кентерберийский, отправился в город Боксли, где ему предстояло рассудить спор между епископом Рочестерским и тамошними монахами. Дорога показалась примасу необычайно тяжелой — возраст давал себя знать.
Стар он уже для таких путешествий, да к тому же на шее выскочил здоровенный карбункул, вконец измучивший старика. Утром, едва проснувшись, он почувствовал, что весь горит в лихорадке, и подумал, не прервать ли поездку. Но ссора между церковниками — дело серьезное, ее необходимо вовремя прекратить. В стране и без того бед хватает. В последнее время Хьюберт постоянно испытывал тревогу, особенно после встречи с королем в Порчестере, когда пришлось отказаться от вторжения во Францию. Как ужасны припадки ярости, которым подвержен Джон! Хьюберт хорошо знал, сколь бурным темпераментом обладают отпрыски Анжуйского рода. Почти каждый из королей и принцев страдал пороком несдержанности. Может, и правду говорят, будто в древние времена один из герцогов Анжуйских женился на ведьме. Генрих II тоже был бешеный. Ричард Львиное Сердце в гневе повергал окружающих в ужас, однако у Джона ярость достигала поистине чудовищных размеров. Король буквально терял рассудок, и казалось, что в него вселяется дьявол. Опасно, когда человек с таким нравом стоит во главе государства.
Архиепископ частенько ломал голову, пытаясь понять, что произошло с юным Артуром. Юношу содержали в Руане, затем туда отправился Джон, после чего принц исчез. Дай Бог, чтобы король не обагрил своих рук невинной кровью. Тем самым он навлек бы страшную беду и на себя, и на Англию.
Отношения между королем и примасом вроде бы наладились, но в любой момент могла вспыхнуть новая ссора. Все монархи испокон веков враждовали с Церковью, но Джон частенько переходил границы допустимого, да и дипломат из него неважный.
Может быть, все-таки лучше было сделать королем Артура? Привезли бы мальчика в Англию, воспитали бы как положено…
Архиепископ покачивался в седле, лицо его пылало от жара. Карбункул дергал, пронизывал болью. Скорей бы уж привал. К тому времени, когда кортеж достиг городка Тинхем, Хьюберт так выбился из сил, что сразу же улегся в кровать, даже есть ничего не стал. Свита встревожилась не на шутку.
— Дайте мне немного отдохнуть, — сказал Уолтер. — Высплюсь хорошенько, а наутро с Божьей помощью продолжим путь. Сделаем наше дело и вернемся к себе в Кентербери.
А на следующее утро ему стало еще хуже. Опухоль воспалилась, жар усилился. Архиепископ то и дело начинал бредить. Пришлось остаться в Тинхеме на несколько дней.
Лихорадка все усиливалась и усиливалась. На третий день по приезде в Тинхем Хьюберт Уолтер скончался.
Нужно было немедленно известить короля о смерти примаса, и гонец с печальной вестью во весь опор поскакал в Вестминстер, где в это время находилась королевская чета.
Посланца сразу же провели к трону, ибо было ясно, что он привез какую-то важную новость.
— Милорд, — воскликнул гонец, — архиепископ Кентерберийский умер!
Джон вскочил на ноги, губы его растянулись в неспешной улыбке.
— Это правда?
— Да, милорд. У него на шее была опухоль, и он умер в Тинхеме от лихорадки.
Джон с улыбкой взглянул на королеву.
— Ты слышала? Хьюберт Уолтер, архиепископ Кентерберийский, умер. Вот теперь я стану настоящим королем.
* * *
Когда в Кентербери стало известно о смерти архиепископа, монахи обители святого Августина собрали конклав, чтобы обсудить кандидатуру нового пастыря. По давней традиции монахи этого монастыря сами избирали архиепископа, и отказываться от своей привилегии они были не намерены.
Аббат сказал, что смерть Хьюберта Уолтера — большая утрата, но еще хуже получится, если архиепископом изберут человека, не готового отстаивать интересы Церкви. Нужно безотлагательно выбрать самого достойного и отрядить депутацию в Рим, дабы его святейшество подтвердил выбор монахов.
Братия разошлась, чтобы встретиться вновь через неделю. Однако к тому времени в Кентербери уже прибыл король.
Он сказал, что хочет отдать последние почести покойному архиепископу, его дорогому другу и советнику. Джон произнес целую речь, высоко отзываясь о несравненных достоинствах покойного. В глубине души король вовсю потешался. Ситуация вполне соответствовала его представлению о юморе.
— Теперь очень важно, — сказал он аббату, — выбрать достойного преемника. Бедняжка Хьюберт ужасно расстроится, взирая на вас с небес, если вы изберете неудачного кандидата. Конечно, такого праведника, как Хьюберт, вы не найдете, но, по крайней мере, нужно постараться, чтобы новый примас не посрамил своей мантии.
— Мы только об этом и думаем, — сказал аббат.
Джон насторожился. «Понятно, голубчики, — подумал он, — хотите посадить мне на шею своего ставленника, который будет пресмыкаться перед Римом. Знаю я вас, церковников. Ну уж нет, милейший аббат, следующий архиепископ будет моим человеком».
— Да-да, — сказал Джон вслух. — Этот человек должен заботиться и о благе Церкви, и о благе королевского двора. Вы уж пораскиньте мозгами как следует. Я тоже много рассуждал на эту тему, и мне пришло в голову, что самой лучшей кандидатурой был бы Джон де Грей, епископ Норвичский, преданный слуга Англии.
Аббат пришел в ужас. Всем было известно, что Джон де Грей — клеврет короля. Про Хьюберта говорили, что он не столько церковник, сколько государственный деятель, но, по крайней мере, Хьюберт не забывал об интересах Церкви. Что же касается Джона де Грея, то он всецело зависим от короля — именно поэтому Джон и остановил на нем свой выбор.