Шанель отдыхала нехотя, только чтобы набраться сил для возвращения в мастерскую. Старушка лежала на застеленной кровати в пустой белой комнате отеля «Риц». На стенах ни картин, ни фотографий. «Спальня — для того, чтобы спать», — всегда говорила она. Габриель подумала о своем великолепном доме в Рокебрюне.[115] Она любила вспоминать каждую мелочь, будто бродя по особняку. Рыться в фотографиях не было нужды: Коко как наяву видела счастливые лица Пикассо, Стравинского и Миши, ее лучшей подруги, умершей много лет назад. Они обожали ее изобретение — буфетные завтраки. А как они веселились! Пожилая дама до сих пор помнила запах свежего салата и дорогого вина, которое, к слову, лилось рекой.

— Все к столу! Кушать подано! — слышала она через года свой счастливый звонкий голос.

Острая боль прервала грезы. Внезапно Шанель стало очень дурно. Она попыталась докричаться до служанки, потом открыть шприц и сломать стеклянную капсулу с лекарством, которое уже спасало ей жизнь. Но так и не смогла сделать укол.

Мадемуазель снова упала на белую кровать.

— Меня хотят убить! — завопила яростно.

И тихо добавила:

— Так вот какова смерть?

По тону Габриель было понятно: она не слишком часто думала об этом. Да и зачем?

Жанна, служанка, сказала, что это были последние слова легенды мира моды. В ненавистное воскресенье, днем, в маленькой комнате «Рица» жизнь потеряла для нее всякое значение — и Габриель Коко Шанель умерла от полнейшей скуки.

Мода испустила дух вместе с ней.

В просторной квартире на Марэ зазвонил телефон. Саманта стояла на лестнице, помогая жениху делать ремонт.

— Я отвечу! — крикнула она.

Клаус на другой лестнице красил лепнину.

Было 17 января 1971 года, и каждый кутюрье в Париже готовил новую коллекцию.

— Она умерла, — произнес де Кузмин. — Будь в моем офисе ровно в девять завтра утром.

И повесил трубку.

Саманта положила телефон, пошатнулась и чуть не упала в обморок. Клаус ринулся к ней, поддержал голову, поднес к губам стакан с водой.

— Я словно во второй раз потеряла мать, — застонала девушка.

— По слухам, она вела себя не как мать, — буркнул парень.

Трагические известия разлетелись по городу за считаные часы. К огорчению фанатов, открытых похорон не ожидалось. Ходили слухи, что тело перевезут в Швейцарию — из-за налогов.

— Она ведь достойна пышного погребения! — сказала Моник Гаю по телефону. — Думала, мадемуазель, как Колетт и Пиаф, одна из самых почитаемых женщин Парижа…

— Мы никогда не узнаем о мадемуазель абсолютно все, — ответил мужчина.

Но ситуация была и вправду странная… спешка, сумбур, отсутствие должного уважения.

На следующее утро заплаканная Саманта прибыла на работу в черном костюме от Шанель и сразу направилась в кабинет де Кузмина. Директор разговаривал по телефону. Он быстро глянул на нее темными глазами и покачал головой. Но девушка подождала, пока Эдуар не повесил трубку.

— У нас много работы, — отчеканил он. — Нужно удержать дом на плаву.

Саманта недоуменно уставилась на де Кузмина.

— Что толку с тобой спать, если ты мне ничего не рассказываешь? — закричала она.

— Наш пресс-атташе в отпуске. Так что пока его обязанности будешь выполнять ты. Пожалуйста, подготовь пресс-релиз.

Американка злобно глянула на начальника и взяла блокнот.

— Директора «Шанель» с прискорбием сообщают, что легендарный дизайнер Габриель Коко Шанель скончалась от сердечного приступа, — продиктовал де Кузмин, — в воскресенье днем. Мадемуазель желала быть погребенной в любимой ею Швейцарии, в Лозанне, где прожила двенадцать лет. Она гражданка этой страны. На неделе будут проведены закрытые похороны.

Он остановился.

— И что дальше? — спросила Саманта.

Эдуар улыбнулся.

— Ты же американка. Знаешь фразу «Динь-дон, ведьма мертва» из «Волшебника страны Оз»? Может, стоит покричать это на улице?

— Как ты можешь говорить такое? — ужаснулась девушка. — Она была чудесной женщиной, иконой стиля, кумиром миллионов!

Де Кузмин глубоко вздохнул.

— Правительство Франции с тобой не согласно. Даже обширные связи семейства Антуан не помогли в устройстве государственных похорон.

— Кто будет дизайнером новой коллекции? — Слезы струились по щекам Саманты.

— Всему свое время. Нужно собрать информацию.

— Умоляю, скажи, это кто-то из нас? Мадемуазель все время на это намекала.

— Будет собрание директоров. Нам предстоит многое решить.

Девушка вздохнула, ушла к себе в кабинет и начала обзванивать нужных людей.

— Сказочно богатый модельер отправилась в модный рай, — говорила она журналисту за журналистом.

— И наследников нет? — Американка прервалась, чтобы глотнуть кофе. — Конечно, по улице Камбон течет поток слухов и сплетен! Но знаете что? Я ничегошеньки не знаю. Смерть мадемуазель, похороны мадемуазель, наследство мадемуазель будут, как и ее жизнь, полны тайн и интриг.

Владельцы «Шанель и К^о» на неделе выпустили еще один пресс-релиз о закрытых похоронах в Лозанне, в официальной резиденции Коко. Ходили слухи, что у мертвой легенды осталось четыре миллиарда долларов на счету в швейцарском банке.

— Я хочу быть там, — сказал Кристофер мадам Антуан.

Женщина утверждала список гостей: похороны в Лозанне стали самым громким событием в этом модном сезоне. Решили, что впускать будут по приглашению, а истеричных поклонниц безжалостно исключат из списка.

Мадам Антуан посмотрела на юношу.

— Завтра днем в церкви Святой Магдалины будет скромная служба. Но похороны в Лозанне — это главное. Я добавлю твое имя в список.

— Спасибо.

Юноша поцеловал ее в щеку.

— Кристофер, это как-то связано с Софи?

Парень замешкался.

— Она придет. Я уверен.

— Но в списке ее нет.

— Если кто и скорбит по Шанель, так это Софи. Иногда она воображала, будто бы между ней и мадемуазель существует какая-то связь.

— Интересно почему? — как всегда сдавленно рассмеялась мадам Антуан.

— Я хочу быть там, — настойчиво проговорил Кристофер, — если вдруг понадоблюсь ей.

Женщина посмотрела на юношу, приподняв брови.

— Или если она понадобится тебе?

На кладбище в Лозанне пришла небольшая группа шикарно одетых парижан. Под их ногами скрипел заиндевелый щебень, от их дыхания в морозном воздухе появлялись облачка пара. Вокруг грозно возвышались темно-зеленые кипарисы с заснеженными верхушками.

На похоронах присутствовало множество знаменитостей: модели, актрисы, дамы из высшего общества и персонал дома, проработавший с Коко не один десяток лет. Некоторые надели пальто или костюмы от Шанель на меховой подкладке, добавив муфты или шарфы, чтобы уберечься от холода.

Пожаловали и напыщенные представители семейства Вертхеймер.

Фотографов на кладбище не пустили, поэтому они выстроились у ворот, надеясь на эффектный кадр.

Собравшиеся прошли по дорожке до высокой мраморной плиты, украшенной головами пяти львов — по знаку зодиака Габриель. Всхлипывал лишь один человек — Моник.

Могилу окружили бывшие и нынешние модели: высокие, элегантные, с аккуратно уложенными волосами, в черных пальто или костюмах. Безупречно накрашенные мраморные лица, накладные ресницы и красные губы — Шанель будто клонировала расу совершенных женщин. Большинство из них прикрепило к черной ленте в волосах камелии, отдавая легенде дань уважения. Все искренне скорбели. Наблюдая за ними, Кристофер понял, для скольких людей Коко была наставницей. Печальные взгляды знаменовали конец эпохи.

— Мы делим с мадемуазель ее финал, — прошептал он Моник, держа ее за руку.

И тут юноша увидел Софи. Сквозь его тело словно пропустили электрический разряд.