В январе во всех домах прогремели весенние коллекции. Владельцы магазинов, покупатели, журналисты, фотографы, стилисты и модели наводнили город, заняв лучшие номера в лучших отелях: «Скрайб», «Георг V» и «Риц». Столики в ресторанах уровня «Тур л'Аржан» и «Максим» бронировались за несколько месяцев. Магазины «Сакс», «Орбахс» и «Б. Альтман» «покормили» экономику Франции. Они платили по пять тысяч долларов, чтобы увидеть коллекцию. И при этом давали гарантию, что купят хотя бы одну toile и один эскиз, которые потом будут продаваться в магазинах по всей Америке. Иногда приобретенные модели даже шили из настоящей французской ткани: почти кутюр с намеком на французскую цену.

Во время показов коллекций Париж становился шикарной модной меккой для посетителей. И — сумасшедшим домом для тех, кто создавал это волшебство.

Дома часто не пропускали на свои показы работников малоизвестных модных изданий, считая этих журналисток не более чем помехой. И тогда по женским щекам рекой текла тушь. Для них невозможно было придумать большего унижения.

К редакторам «Вог» и «Харперз базар», напротив, подлизывались: их имена всегда красовались на табличках, прикрепленных к спинкам позолоченных стульев в первом ряду. Журналисты из изданий поскромнее теснились как могли и лишь изредка видели моделей на подиуме.

В это время в «Куполь» на Монпарнасе не было отбоя от модных клиентов.

— Если не покажешься здесь вечером хотя бы дважды, то официально ты не в Париже, — поведала Саманта Кристоферу и Клаусу, когда они ужинали в оживленном ресторане в воскресенье перед Неделей моды.

Знаменитости часто приезжали за полночь. Анук Аме заметили за столиком на террасе: актриса яростно расчесывала волосы, а ее обворожительный молодой спутник читал газету. Известные на весь мир модели забегали выпить бутылку воды или съесть салат — и мчались на следующую встречу. Фотографы вроде Ричарда Аведона или Дэвида Бэйли приходили насладиться парижской атмосферой, потом возвращались в завешанные белой бумагой студии.

Узкие проходы «Куполь» превращались в подиумы: манекенщицы бегали от столика к столику, в гардероб или к телефонной будке вместе с посыльным в униформе.

— Чтобы твое имя было на слуху, нужно заставить мать выкрикивать его весь вечер, через каждый час, — сказала Саманта, наблюдая за моделями.

Целую неделю все питались лишь черным кофе и вином. Когда несколько сотен владельцев магазинов и журналистов из Америки уехали обратно в Нью-Йорк, у закупщиков уже имелся план на собственные осенние коллекции с парижских эскизов, а «Вог» и «Харперз базар» наметили выпуск толстых «номеров с коллекцией» на сентябрь и март.

В «Деланж» началась примерка toiles для новой коллекции. Одежду — из муслина, чтобы не портить дорогую ткань, — рвали, изменяли, иногда выбрасывали. Три мастерские по двенадцать швей в каждой усердно выполняли важную задачу.

Шанталь Деланж со свойственным ей обаянием напомнила британцу, что от этой коллекции зависит его будущее.

— Или твоя одежда начнет продаваться, или это твоя последняя коллекция.

Шанталь стала главой дома, потому что другие директора просто не захотели занять этот пост. Именно она назначила Кристофера модельером. Остальные члены семьи ничего не делали, только радостно получали проценты от продажи духов. Они были уверены, как сказала когда-то Саманта, что одежда «Деланж» — просто дополнительная реклама парфюма.

— Она понимает моду совсем не так, как я, — грустно сказал Кристофер Клаусу.

— Включи обаяшку!

— Шанталь — единственная, на кого не действуют мои чары, — засмеялся британец. — У нее в глазах лишь знаки долларов. И если ты другой, она теряет к тебе интерес.

Для собственной мастерской Моник старалась подобрать серьезных девушек, зачастую из пригородов Парижа, талантливых и влюбленных в свое дело. Ей казалось, что она может с первого взгляда распознать хорошую работницу.

В ее ателье на последнем этаже соседнего здания была особая теплая атмосфера. Не внешняя (мадемуазель Фар велела просто побелить стены и вымыть полы), а рабочая: слаженность, серьезность, уважение и признательность к девушкам. Что до клиенток, теперь Моник знала, как им угодить.

Женщина, готовая потратить на одежду тысячи франков, ожидала получить безупречную вещь — и chef d'atelier обязана проследить за этим. Когда на первой примерке какая-нибудь неврастеничка внезапно передумывала насчет выбранной модели, работница дома уговаривала ее, не скупясь на восхищенные возгласы. Она во что бы то ни стало старалась сохранить заказ, и грубая лесть клиентке («Вы такая стройная в этом костюме! Он прекрасно сидит на вашей безупречной фигуре!» и так далее) очень помогала.

Гаю нравились методы Моник. Когда они поднимались по служебной лестнице, мужчина, бывало, фыркал от смеха:

— Ты великолепно справилась с этой клиенткой. Виду не подала, что считаешь ее глупой старухой!

— О нет, Гай, она не глупая, — смеялась девушка. — Просто у некоторых женщин больше времени и денег, чем знания о том, как этим распорядиться.

Кристофер желал, чтобы новая коллекция отличалась от всех, когда-либо показанных в Париже. Никакой рок-музыки, невест, перчаток и шляп. Юноша помнил, что глава дома внимательно следит за ним. «Женщине около сорока лет, — подумал британец, — она замужем, у нее две маленькие дочки — но она будто не нашего поколения».

Чем подозрительнее смотрела Шанталь в его сторону, тем сильнее Кристоферу хотелось шокировать ее. Но избавиться от перчаток и шляп — мало. Он выбросит на свалку моды жесткую подкладку, грубую ткань, китовый ус — одним словом, все, что сковывает одежду.

Закройщики и портные считали модельера сумасшедшим.

— Если убрать жесткую подкладку, — закричал пожилой портной, — как будет стоять воротник?

— В том-то и дело. Он будет лежать свободно.

— Свободно? — Портной закатил глаза.

— Да, — кивнул Кристофер. — Проще конструкция, меньше ограничений, тоньше подкладка, никакой жесткой ткани — вообще ничего жесткого.

— Французы — мастера цокать языком, — пожаловался британец Клаусу. — Намекают, что я слишком экстравагантный и нахальный, слишком другой — ведь я англичанин — и очень близок к увольнению. Но угрозы только подстегивают мою решительность.

— Я тоже хочу простоты, — кивнул немец. — Чтобы никакого сложного освещения, замысловатого фона, статичных моделей… Хочу делать естественные фотографии.

Коллекция «Деланж» обещала выйти без особой шумихи — это все, на что оказалась способна новая пресс-атташе. Место Саманты заняла миниатюрная рыжеволосая девушка с веснушками, Арианна Брунне. Высокомерная дамочка сразу не поладила с Кристофером. Парень страдал без моральной поддержки американской подруги.

За пятнадцать минут до начала показа зал наводнили журналисты. Модельер наблюдал, как они сражаются за места. Наконец расселись. У всех на лицах написано яростное желание вынести жертве обвинительный приговор. За что? За то, что парень хотел сделать женщин современнее?

Кристофер часто работал допоздна, раз за разом переделывая свои платья и костюмы. Теперь результат оценит салон пресыщенных модой женщин с тусклыми глазами. Именно они решат, достоин ли Хатчинс звания модельера.

Жислен де Рив, одетая в свое любимое платье от любимого модельера, как обычно, сидела в первом ряду. Увидеть клиентку на столь почетном месте в «день прессы» — большая редкость. Direction «Деланж» знали, чем обязаны этой даме, и решили так выказать ей почтение. Женщина перегнулась через двух помощниц и поцеловала Диану Вриланд, промахиваясь мимо сильно нарумяненной щеки на целых шесть дюймов, — это даже не воздушный поцелуй, а поцелуй в открытом космосе. Дамы перекинулись парой слов, заверив друг друга, что коллекция будет просто «волшебной».