— Ты поступила бездумно и неблагодарно просто ради сиюминутного каприза, не думая о чувствах других… — проговорила мать. — Если ты так сильно хочешь уйти, мы не будем противиться. Софи получает то, что Софи хочет, n'est се pas?[23] Хочешь работать в мастерской «Шанель»? Что ж, прекрасно, я устрою это. Надеюсь, там ты будешь счастлива. Хочешь забыть семью?

Голубые глаза будто пронизывали Софи. Она чуть не заплакала.

— Я все равно никогда не ощущала себя ее частью! — выпалила девушка и вскочила на ноги.

— Мы в этом виноваты, — спросила мать, — или ты?

— Подожди! — крикнул отец вслед уходящей дочери. — Ты не ощущала этого, потому что это действительно так.

Софи замерла и взглянула на мужчину.

— Лоран! — Мадам Антуан схватила супруга за руку. — Пожалуйста, больше ни слова!

Он отпихнул кисть жены, не отрывая взгляда от девушки.

— Мы удочерили тебя! — не сдержался министр. — Делали все, что могли, но…

Он замолчал и в отчаянии потряс головой.

— Удочерили? — Софи услышала лишь это слово. Вдруг поняла: вот откуда ее бунтарство, иные взгляды на жизнь, вот почему она не понимает сестер.

— Мы обещали, что никогда ей не расскажем, — прошептала мадам Антуан, огорченно посмотрев на мужа.

— Видимо, пришло время ей узнать правду, — сказал он и повернулся к Софи. — Мы удочерили тебя в четыре года. Изабель и Франсина ничего не знают. И у меня нет желания говорить им, какого человека мы назвали любимой дочерью и сестрой девятнадцать лет назад.

Мадам Антуан подошла к дочке.

— Мы хотели дать тебе домашний очаг, любящую семью. Со временем ты поймешь, что поступила неверно. И, надеюсь, раскаешься.

— Это было мое колье. — Софи в отчаянии смотрела на родителей. — Вы подарили мне его. Я не сделала ничего плохого.

— Можешь идти, — отпустил ее Лоран Антуан.

Она захлопнула дверь и прислонилась к косяку — закружилась голова. Накинула дубленку и вышла из дома. Нужно побродить по городу, все обдумать. Maman и papa — не ее родители, а Изабель и Франсина — не сестры. Потом возникли другие вопросы. Кем были ее настоящие мама и папа? Умерли ли они? Наверняка да. Ведь никто не стал бы без причины бросать ребенка… Эти мысли причиняли боль.

Софи медленно дошла до Сен-Жермен-де-Пре, невидящими глазами поглядела на витрины. Посидела в кафе, безразлично наблюдая за прохожими.

Домой она пришла около восьми часов. Софи всегда поражало отличие переполненного молодежью бульвара Сен-Мишель от красивой тихой улочки в районе военной школы. Девушка оглядела четырехэтажный дом, покрытый блестящим темно-зеленым плющом. В окнах столовой горел свет, там готовились к обычному чопорному ужину с обычными чопорными друзьями родителей. Она не вынесет этого, только не сегодня.

Впервые в жизни она не смогла надеть маску равнодушия. Девушка тяжело вздохнула и пошла в дом. Теперь он стал для нее просто зданием. Пожалуй, возьмет на кухне яблоко и пойдет к себе в комнату.

Две недели спустя Софи уже оформила бумаги и купила небольшую мансарду на Клебер-авеню. Агент вручил девушке ключи. Она поднялась на последний этаж и зашла в новое жилище. Квартира показалась симпатичнее, чем во время первого осмотра: двухкомнатная, с видом на Париж. Что может быть лучше? Софи встала у окна, поглядела поверх крыш, чувствуя внутри вселенскую пустоту. Значит, это и есть взрослая жизнь? Получаешь то, что хочешь, но всегда остается «если». Девушка тяжело вздохнула.

В квартире была только самая необходимая мебель. Софи решила, что обойдет все блошиные рынки в поисках нужных вещиц, сделает квартиру уютнее, настоящим домом. Интересно, как в ее новую жизнь впишутся мужчины? Теперь обольстительница сможет не только флиртовать, но и приглашать к себе. Девушка встряхнула головой. Она внезапно потеряла к кавалерам всякий интерес. И ей уже стало одиноко. Может, завести собачку?

— Удочерили.

На следующее утро, в субботу, Софи опять сидела в кафе.

Удочерили.

Неважно, как часто она повторяла это слово, — смысл ускользал.

— Ну и как? — Ее раздумья прервали.

Инес склонилась над девушкой и поцеловала в щеку. Потом села и прикурила, не сводя с подруги больших глаз с накладными ресницами. Она была одета почти как Софи: облегающий свитер и джинсы, на плечи накинута джинсовая куртка.

— Сколько? — спросила Инес.

— Почти в десять раз больше, чем мы ожидали, — пожала плечами Софи.

Подстрекательница выпучила глаза.

— А что родители? Взбесились?

— Потрясены. — Софи многозначительно посмотрела на подругу. — Реликвии клана Антуан всегда остаются в семье. — Она насмешливо скопировала суровый тон отца.

— А ты чего ожидала? — Инес выпустила облачко дыма.

— Я купила квартиру, — поделилась Софи. — Представляешь, Лоран — не мой отец, а безупречная мадам Антуан — не моя мать.

— О чем это ты? — нахмурилась подруга.

— Инес, меня удочерили. Сестры на самом деле мне не сестры…

— Это он сказал? И ты поверила? Может, твой papa так сильно разозлился, что…

— Да, не сдержался и все рассказал.

— И как ты переживаешь это? Ты такая бледненькая, — заволновалась Инес.

— Еще не переварила новости. Хочу узнать, кто мои настоящие родители.

— Приемные наверняка в курсе.

— Мадам Антуан сказала, что нет.

— Ха! — воскликнула Инес. — Такие, как они, ни с то ни с сего не возьмут ребенка из приюта.

Официант принес Инес café crème.[24]

Она положила туда сахар и восхищенно посмотрела на подругу, качая головой.

— Ты продала колье за целое состояние, родители тебе не родители, и ты переехала в собственную квартиру. Что-нибудь еще? А с виду такая спокойная!

— Думаешь, я не волнуюсь? — Софи погасила сигарету. — Нет, я просто потрясена. Кстати, я записалась в вечернюю школу «Шамбр синдикаль». Встретила там очень симпатичного англичанина, собираюсь показать ему свою квартиру. А на следующей неделе иду на собеседование в «Шанель». Это просто формальность, меня обязательно возьмут.

— Не жизнь, а сказка. — Инес откинулась на стуле.

Софи недоуменно взглянула на нее.

— Я думала, так и будет, но… Ненавижу себя за то, что сделала. Чувствую отвращение к их словам. Если бы ты видела лицо отца, то поняла бы, как мне нелегко сейчас.

— Ох! — Инес потрясла головой и засмеялась. — Софи, мне так жаль тебя. Богатая бедняжка!

«Мужчины! — думала Саманта по нескольку раз в день. — Если б можно было прожить без них! Но это то же самое, что влачить жалкое существование без выпечки, лака для волос или хорошей химчистки». В Нью-Йорке она своего принца не встретила, может, найдет в Париже идеального месье?

В этом городе les hommes[25] были далеко не идеальными — по росту. Казалось, мир моды заполонили «карманные» французы.

Девушка подружилась с красавицей моделью из «Нина Риччи». Их представили, когда американка посетила высокопарного пресс-атташе этого дома. Он очень вежливо отклонил кандидатуру Саманты на должность ассистента.

— Одри тоже из Нью-Йорка, — сказал тогда Перси. Саманта оглядела манекенщицу: сильно подведенные глаза, густые ресницы, стройное тело под белым рабочим халатом.

Девушки спустились в кафе на улице Капуцинов, чтобы выпить кофе и поесть круассанов. Одри осталась в белом халате поверх нижнего белья. Умирая от зависти и восхищения, Саманта не могла наглядеться на темные шелковистые волосы модели, безупречный нос и полные губы. И она не была одинока в этом порыве.

— Не хочу встречаться с миниатюрными парнями, — пожаловалась Саманта, макая круассан в кофе. — Мой рост — два метра. Мечтаю о мужчине выше меня, с телом футболиста…

— Среди дизайнеров искать не советую, — пожала плечами Одри.