Спазма прошла. На бледном лице проступили мелкие бисеринки пота, но глаза сразу оттаяли, повеселели. Кто его знает, может, и еще одна схватка со смертью была выиграна. А сколько их впереди! «Ерунда! — успокоил себя конструктор. — Лишь бы выходить победителем после каждой и лишь бы корабли, его разумом одухотворенные, уходили ввысь по своим космическим маршрутам». Снова посмотрел на спокойное лицо капитана, одобрительно подумал: «Внушительно держится парень. Скромно, без рисовки».

— Так о чем это, бишь, я? — продолжал конструктор вслух. — О системах посадки? Да. Мягкая посадка гораздо проще и комфортабельнее. Все мы немного эпикурейцы и привыкли к приятным ощущениям. Признаюсь, Алеша, что, когда дебатировался этот вопрос, у меня появилось много решительных оппонентов. В чем только они меня не обвиняли: и в консерватизме, и в рутинерстве. Ссылались на то, что катапультное устройство увеличивает вес «Зари», что летчику-космонавту, уставшему от длительного полета, придется в этом случае ощущать дополнительные перегрузки. Я терпеливо выслушал все эти весьма резонные доводы и согласился с ними. Но, — Тимофей Тимофеевич весело улыбнулся, и глуховатый смешок слетел с его губ, — оставил все по-своему. Скажете, Алеша, упрямый старик? — Нет, и тысячу раз нет. Было одно обстоятельство, которое в моих глазах оправдывало подобное рутинерство. Знаете, как оно именуется? Жизнеобеспечение космонавта, желание перестраховаться за его жизнь. Вы идете в трудный и опасный полет, Алеша…

— Но ведь манекен, мой безмолвный двойник, уже успел в такой полет сходить и вернуться на Землю, — вставил Горелов.

— Откуда узнали? — покосился на него Тимофей Тимофеевич.

— Инженер Зотов успел шепнуть полчаса назад, когда я к вам собирался.

— Неисправим Михал Гурьевич, — с напускной сердитостью проворчал конструктор. — Всегда поперед батьки в пекло лезет. Хотел вам первым приятную новость сообщить, а он… Да, это полностью соответствует действительности. Манекен сходил. Ему даже курносый нос удосужились мои шутники приспособить, чтобы довести сходство до максимума. Кстати, по рекомендации того же Зотова. Но ведь это же — манекен, лишенный слуха, зрения, дара речи, нервной системы и серого мозгового вещества. А вы всем этим, мой дорогой друг, обладаете, потому что вы — че-ло-век! Манекен, к сожалению, лишен возможности рассказать нам, как ему было на окололунной орбите и что он перечувствовал и пережил на маршруте Земля — Луна. Самые точные приборы не дадут истории того, что даст ей первый космонавт, облетевший Луну. Гордитесь, Алеша.

Конструктор снова поднялся из-за стола. За его креслом черными шторами была закрыта довольно большая часть стены.

— Подойдите поближе и станьте со мною рядом, — торжественно пригласил он. Горелов послушно приблизился. Тимофей Тимофеевич нажал на стене кнопку, шторы раздвинулись, и Алексей увидел большой чертеж. У него перехватило дыхание. Крупными буквами над строгими линиями чертежа было написано: «Схема облета Луны на космическом корабле «Заря».

Мягко лился уютный зеленый свет из-под стеклянного абажура настольной лампы. За окном темная звездная ночь. В огромном кабинете идеальная тишина. Он стоит у схемы предстоящего полета рядом с создателем нового космического корабля, способного доставить человека в малоизвестное окололунное пространство. Первого из землян. И этим первым будет он, простой волжский парень Алеша Горелов, сын солдатской вдовы Алены Дмитриевны. В комнате ему вдруг стало спокойно и уютно. И Тимофей Тимофеевич, глуховато покашливающий в кулак, большой, широкоплечий, заметно уставший, кажется таким обыденно простым, что не верится, будто он причастен к запуску сложного металлического сооружения, именуемого «Зарей». «Спокойно и мирно, — подумал Алексей. — А через несколько недель…» И он представал себя в кабине «Зари», в кресле пилота и хвост пламени, сопровождающий старт космического корабля от пусковой вышки. Никогда еще не представлял он с такой ясностью себе, что это теперь так близко.

— Подойдите поближе, — раздался усталый голос. Конструктор взял с чертежного стола указку, повел ею по тонким линиям чертежа, словно приглашая этим за собой и космонавта. Речь Тимофея Тимофеевича текла легко и свободно. Он называл цифры, параметры, давал характеристики поведения корабля на разных высотах, рассказывал, какой будет космическая ночь, когда «Заря» удалится от Земли почти на четыреста тысяч километров. Он увлекся и, казалось, забыл о слушателе. Мысль Алексея с трудом поспевала за его речью. И все же уяснял Горелов смысл сказанного. И чем глубже уяснял, тем более величественным казалось задуманное. Черная многоступенчатая ракета вынесет его на земную орбиту. Где-то в расчетной точке, ее и назвать-то можно будет лишь накануне пуска, он должен освободиться от сгоревшей ступени и засечь по приборам запуск новой. Именно тогда «Заря» рванется сквозь радиационные пояса к Луне. Она будет удаляться от Земли, пока не сблизится с ночным светилом на восемьсот километров. Потом «Заря» впишется в окололунную орбиту и по заданной программе сделает первый исторический виток вокруг Луны, неся на борту человека. А после… после будут запущены дополнительные двигатели, и по не испытанной никем из космонавтов доселе гиперболической кривой она вновь вернется к Земле и посадит его, Алексея Горелова, где-нибудь в казахстанских степях. Очень стройной была разработанная учеными и конструкторами схема. И все же она будила неясную тревогу, когда попытался представить себе Горелов вместо черной тонкой линии чертежа необъятные, путающие дали космоса.

Конструктор положил указку на зеленое сукно письменного стола.

— Что скажешь, Алеша? Грандиозно, не правда ли?

— Дух захватывает, Тимофей Тимофеевич.

— Однако, дорогой Алексей, каким бы будущий полет заманчивым и дерзким ни рисовался, вглядываясь в этот чертеж, вы должны постоянно помнить о реальных трудностях, с какими встретитесь. Они огромны.

— Так ведь я же космонавт, — улыбнулся спокойно Горелов, и его глаза из-под выгоревших бровей, не дрогнув, взглянули на конструктора. «Совсем как равный со мнoю держится», — подумал Тимофей Тимофеевич, не любивший, чтобы люди, готовящиеся к полету, перед ним заискивали.

— Космонавт, — подтвердил он бесстрастно. — Только какой? Первый.

— Первый уже был. Гагарин, — подсказал Горелов.

Тимофей Тимофеевич покачал головой:

— Тот, кто облетит Луну, тоже останется в истории, как первый. До старта уже остается мало времени, и с завтрашнего дня вас ожидает тяжелая работа. Будете углублять свое знакомство с конструкцией «Зари». — Тимофей Тимофеевич кивком пригласил Горелова садиться и, вытянув перед собой длинные руки, долго рассматривал на них вздувшиеся вены. — Точного дня старта назвать пока не могу. Предстоят еще детальные исследования космоса в этом районе. Солнечную активность надо будет поточнее определить, о метеоритной деятельности подумать. Все это наши завтрашние заботы, Алеша. А сейчас вам и о другом небесполезно узнать. Эту информацию сообщаем только вам. Вы будете стартовать, мой дорогой, не первым. На космодроме, не считая «Зари», два готовых к запуску корабля — «Молния» и «Аврора». Один из них, трехместная «Аврора», уйдет в космос до вашего старта. Командиром его рекомендуется Костров, вторым пилотом — Сергей Иванович Ножиков. Вопрос о третьем члене экипажа решит в ближайшие три дня генерал Мочалов. Полетит девушка: Светлова или Бережкова — сказать пока трудно, она выполнит задание, к которому уже давно готовилась, вместе с Ножиковым на большой высоте выйдет в открытый космос. Это очень важно осуществить перед вашим стартом — выход в открытый космос на такой высоте. Это будет, скорее, не полет, а выстрел в бездонный космос, вызов неизвестности. Экипаж пройдет сквозь все радиационные пояса. Для вас Костров выполнит роль лоцмана… А после этого совершенно неожиданно для любителей сенсаций мы запустим вас. Дублером я предлагаю Андрея Субботина. Это вас устраивает?