Желтая степь росла, ширилась. Ветер высекал из глаз злые, бессильные слезы. А скорость снижения не уменьшалась. «Как лучше разбиться — с открытыми или закрытыми глазами?» — спросила себя Светлова. Она уже не ощущала страха. Она только почувствовала вялость, сковывавшую мысли и нервы. Потом вздрогнула. Огромная, как ей показалось, черная тень промчалась рядом. А еще через несколько секунд внизу раздался хлопок. Метрах в двухстах ниже Женя увидела парашютиста и не сразу поняла, что это Каменев. Где-то в глубине души смутно шевельнулась надежда.

Женю продолжало медленно вращать. Каменев развернул купол своего раскрывшегося парашюта в ее сторону. «Успею ли?» — тревожно пронеслось в мозгу у Георгия. Он увидел, как переднюю кромку его наполнившегося парашюта смяли ноги Светловой. Каменев рванулся вперед. Поздно! Женя скользнула мимо. И все же в какое-то мгновение он успел схватить стропы ее парашюта, ставшие огненно горячими. Они больно резанули руки. «Держать! Держать! Только держать!» — яростно выдохнул он и что есть силы потянул стропы на себя. В глазах потемнело от рывка, болью отдалось в плечах. Купол Жениного парашюта зацепился за его запасной.

Руки горели от нестерпимой боли. Казалось, на них кто-то непрерывно льет кипяток. Но руки словно прикипели к шелковым струнам парашюта Светловой. Ниже себя он теперь видел бледное лицо Жени, ее расширившиеся, замершие от пережитого глаза, остренький подбородок, бескровную полоску рта.

А потом они упали на землю и барахтались в груде осевшего на них шелка. Георгий долго не разнимал своих окаменевших рук. Он не сразу понял, что держать стропы уже не надо, это ничем не грозит Жене. Разжав наконец руки, он схватил ими ее голову в белой твердой каске и холодными потными губами поцеловал ее в такие же холодные, стиснутые от напряжения губы. Она несильно его оттолкнула и, сидя на выгоревшей траве, округлившимися глазами следила за каждым движением Георгия.

Каменев поднялся с земли, отстегнул лямки и только теперь почувствовал, как сильно у него дрожат руки и ноги, и, чтобы это скрыть, потянулся. — Фу-у-у! — вымолвил он неповинующимся голосом. — Кажется, все!

— Жорка… — тихо отозвалась Женя. — Что мы с тобой натворили?

— Всего-навсего вернулись с того света на этот, — прошептал он.

Светлова не спешила вставать с земли. Она чувствовала страшное облегчение, будто сбросила со своих плеч непосильную ношу. Солнце и небо, тонкий пронзительный запах полыни и гул садящихся самолетов, контуры светлых построек Степновска и, наконец, Жорка Каменев, Горелов, другие космонавты — все это опять ее!

— Ой, что мы с тобой натворили! — повторила она, а Каменев, уже оправившийся от пережитого, бурно прервал:

— Не знаю, Женька! Честное слово, не знаю. Важно, что ты на земле, со мной рядом, живая! Если бы по-другому получилось, я бы себе пулю в висок пустил. Это же, как дважды два, точно!

Гудя, приближалась к ним санитарная машина. Со всех концов аэродрома бежали люди…

В светлом вместительном кабинете начальника степновского авиагарнизона полковник Нелидов собрал весь отряд космонавтов. Павел Иванович сел за генеральский стол, уставленный пластмассовыми моделями реактивных бомбардировщиков, включил большой коричневый вентилятор, лопасти которого до этого мирно дремали под потолком, и внимательно оглядел собравшихся. На лицах космонавтов он прочел угрюмую сосредоточенность. Сергей Ножиков гневно сдвинул мохнатые брови. Володя Костров с досадой шумно вздохнул и осуждающе покачал головой. Локтев прямо перед собой сцепил здоровенные кулаки, стараясь унять волнение. Даже Андрей Субботин, всегда и во всем стремившийся уловить смягчающую юмористическую струнку, был мрачным и безмолвным. Алексей Горелов, не глядя ни на кого, бездумно чертил на листе бумаги, забытом кем-то на длинном столе, приставленном к генеральскому. И только двое были удивительно спокойны: Каменев и Светлова. Женя даже покусывала губы от пытавшейся пробиться улыбки. Никому не было сейчас так легко, как ей. Они сидели рядом по другую сторону стола, напротив Горелова, и Алексей, оторвавшись от листка, подумал: «Какая хорошая была бы пара! Да еще, может, и будет. Неужто Женя предпочтет этому красивому славному парню Рогова?» Из дальнего угла на Женю восторженно смотрела Марина Бережкова.

Нелидов откинул назад сверкающие сединой волосы, озабоченно выдохнул:

— Ну и ну! — Посмотрел на Каменева и Женю: — Что же мы будем теперь делать, товарищи?

— А при чем здесь «ну и ну», Павел Иванович, если уже все позади? — беспечно откликнулась Женя.

Нелидов нахмурился:

— Подождите, старший лейтенант Светлова. Ваше слово сегодня последнее. — Он еще раз оглядел космонавтов и продолжал: — Вы меня извините, друзья. Я сейчас не как начальник группы к вам обращаюсь. Просто давайте будем считать, что мы проводим очередной «большой сбор». Мы все равны, и каждый должен говорить все, что думает, повинуясь голосу собственной совести. Вы отдаете себе отчет, на грани какой катастрофы мы находились?

— Понимаем, конечно. Не дети, — с места вставил Игорь Дремов. — Вот вам и новые парашюты! Если так и дальше пойдет, мы в этом Степновске половину отряда оставим.

— Парашюты, возможно, и ни при чем. С укладчиков надо спросить, о чем они думают! — гневно воскликнул Костров, всегда предельно вежливый, не употреблявший в разговоре с друзьями ни одного бранного слова. — Да за такое шкуру мало спустить!

Это прозвучало грубо, и Ножиков его остановил:

— Все-таки подожди, Володя. Сначала разобраться надо.

— Ну, пошел наш партийный вождь, — сверкнул зелеными глазами Субботин, — разбираться, анализировать, синтезировать… Не хватает логарифмической линейки да учебника по интегральному исчислению. Ты еще комиссию предложи создать из тринадцати апостолов. Тут же все ясно как божий день!

— Конечно ясно! — звонко выкрикнул Дремов. — Ведь если бы не наш инструктор Каменев, вы же знаете, что бы случилось… Язык не поворачивается даже вымолвить… — Он остановился, извиняющимися глазами посмотрел на Светлову. Девушка подняла светлую головку, и плечи ее вздрогнули от нервного сдавленного смешка:

— Говори, Игорь. Не бойся, говори. Я теперь надолго от смерти застрахована. Кто однажды чуть не разбился, долго просуществует.

— Присоединяюсь, Женя, — отбросив от себя карандаш, заметил Горелов. — Мне тоже так маршал сказал, когда я из горящего самолета выбрался. «Как фамилия?» — спрашивает. «Горелов». — «Горелов? Ну значит, все огни и воды пройдешь, раз с такой фамилией не сгорел». А ты, Светлова, наш свет. Мы тебя всем отрядом любим за то, что ты наш огонек. И если какие-то головотяпы чуть тебя не погубили, им это так просто не пройдет.

— Ни за что не пройдет! — крикнула из дальнего угла Марина.

— Постойте, товарищи! — остановил их Нелидов, почувствовавший, что от всех этих выкриков, нелогичных, хоть и искренних, атмосфера напряженности постепенно растаяла. — Нельзя столь опрометчиво требовать: «Подай сюда преступника». Люди, укладывавшие ваши парашюты, хорошие и очень опытные. Едва ли среди них найдется злоумышленник. Есть одна несколько примитивная солдатская поговорка. На фронте бывалые солдаты любили говорить: раз в год каждая винтовка сама стреляет. У нас дело еще сложнее. Парашют новый. Скорее всего, это конструктивный дефект. Мы с майором Дробышевым уже разбирались. Начнем и доведем до конца серьезное расследование. Но факт налицо. Укладчики не виноваты.

— Значит, опять заводской дефект, — угрюмо сказал Дремов. — На заводской дефект легче всего любое чепе списать. Ищи свищи, кто клепал, кто собирал, кто на пломбе штамп ОТК ставил.

Нелидов поднятой рукой остановил шумок:

— С заводом обязательно будем разбираться, товарищи. Будьте уверены, если это чья-то халатность, виновник ответит. А сейчас разрешите мне о самом главном сказать. Позвольте от вас и от себя поблагодарить Георгия Васильевича Каменева. Не будем произносить пышных слов о мужестве, героизме и так далее. Само собой ясно. Но за то, что он спас Женю, спасибо ему от всей души.