— Алешенька, это ты нарочно. Ну, признайся, скажи.

— Нет, — ответил он с грустной улыбкой, — это так и есть.

— Значит, ты космонавт?

— Можешь даже считать меня лунатиком, — засмеялся он.

Лидия вдруг опустила руки, с горечью воскликнула:

— Ой, что же я наделала!

Ему подумалось, что она уронила какую-то дорогую вещь, за сохранность которой очень беспокоилась. Он даже посмотрел на пол, отыскивая место ее падения. Но пол был чистым, а Лидия повторила:

— Ой, что мы с тобой натворили, Алешка!

— Успокойся, — остановил он, — кажется, все цело.

— Глупый, — зашептала Лидия, — если бы моя жизнь оставалась такой же, как до встречи с тобой!

— Что ты хочешь этим сказать?

— Если бы я знала, что ты космонавт, я бы ни за что так не поступила.

— Вот как! — горько усмехнулся Горелов. — А я думал, ты меня по-настоящему любишь!

— Глупый! Неужели ты можешь сомневаться в этом?

— Кажется, нет.

— Но то, что ты космонавт, все меняет.

— Почему же, Лида?

Она нервно засмеялась:

— А ты подумай. Когда ты станешь известным, тебя начнут преследовать тысячи женщин и девушек: русских, американских, африканских, беленьких, голубеньких, черненьких. А что я рядом с тобой? Не совсем состарившаяся вдовушка, да?

Алексей прижал ее к себе сильными твердыми руками.

— О да! О да! — передразнил он. — До чего же вы проницательны, моя милая. После полета я тотчас же уеду в одно из очередных заграничных турне и женюсь на беленькой американской миллионерше. Ты возражаешь? Согласен, согласен — не надо потакать империализму. Советский летчик-космонавт Алексей Горелов не имеет права жениться на беленькой американской миллионерше. Нет, я лучше женюсь на черной мулатке из Алабамы. Опять не так? Ну на чилийской танцовщице. Тоже не согласна? Так чего же вы хотите, моя дорогая? Чтобы я предпочел вас? Хорошо. Уж так и быть. Алексей Горелов становится одним коленом на только что вымытый вами пол и просит вашей руки.

— Перестань, — засмеялась Лидия и повисла у него на шее, — глупый, любимый, перестань!

Ее ухо, мягкое и теплое, щекотало ему губы, и он, поцеловав розовую мочку, зашептал:

— Чудачка! Для чего мне беленькая миллионерша, голубенькие и черненькие? Ты у меня была и будешь одна. Понимаешь? Хочешь, я завтра всем объявлю, что ты моя жена?

— Ни в коем случае, — возразила Лидия, — я не хочу тебя сейчас ни в чем сковывать… Вот когда вернешься из полета и обрушится на тебя слава, сам решишь, стоит на мне жениться или нет.

— А если я… — начал было Алексей, но она не дала договорить, ладонью закрыла ему рот.

— Нет! Никогда не произноси этого слова. Я знаю, что эта желтая глыба не отнимет тебя у меня. — И Лидия погрозила кулаком диску луны, видневшемуся в раскрытом окне.

В подмосковном городке космонавтов прилетевшего из Степновска Алексея Горелова поразила необычная тишина. Зыбкий знойный воздух пропитан едва уловимым запахом сосен и елей. На асфальтированных дорожках у магазина, штаба и профилактория — ни человека. Время летних отпусков опустошило многие квартиры.

Давно не видавшее хозяина жилье встретило Алексея душным пыльным застоем. Он разделся и в одних трусах долго и старательно наводил порядок: протирал подоконники, стекла книжного шкафа, выбивал пыль из занавесей. Затем, приняв душ и выбрившись, направился в штаб.

Коридор с цементным полом хранил прохладную тишину. Почти все лаборатории были опечатаны. Начштаба полковник Иванников и комендант городка майор Кольский уехали с утра по каким-то хозяйственным надобностям, а генерал Мочалов уже третьи сутки находится на космодроме и возвратится лишь к исходу следующего дня. Об этом Горелову сообщил дежуривший по штабу капитан Фролов, тот самый долговязый Федя, без которого не обходилась ни одна тренировка в термокамере. Видимо, он уже кое-что знал о ближайшем будущем Горелова и был с ним предупредителен и разговорчив.

— Вы подзагорели, Алексей Павлович, — щебетал Фролов. — Да и возмужали как!

— Хотите сказать — постарел? — усмехнулся Горелов.

— Что вы, что вы! Мне бы вашу старость. Именно возмужали. Ни дать ни взять — настоящий космонавт. Генерала Мочалова нет, но вам он оставил распоряжение. Вот здесь в дежурном журнале у меня записано… — Под крепкими Федиными пальцами зашелестели переворачиваемые страницы, и он прочел: — «Капитану Горелову А. П. передать, чтобы по прибытии немедленно позвонил по телефону…» Знаете кому?

— Знаю, знаю, — перебил Горелов, увидавший номер телефона. — Станиславу Леонидовичу из генеральского кабинета позвоню.

Он зашел в пустой вместительный кабинет Мочалова, с жадным любопытством огляделся по сторонам. Все как было. Два стола под зеленым сукном, составленные буквой Т. На стенах портреты первых космонавтов, массивный чернильный прибор из белого мрамора на письменном столе, а рядом бронзовая моделька космического корабля. Все и не все. Большой глобус Луны теперь тоже был водворен на письменный стол. Горелов, волнуясь, прочел над пестрым лунным рельефом знакомые названия: Океан Бурь, Море Спокойствия. Над большими кратерами появились мелкие цифры. Очевидно, часто за последние дни обращался генерал к этому глобусу.

Алексей снял трубку белого телефона, набрал номер и тотчас услышал знакомый бас:

— О! Алексей Павлович! Здравствуйте, дорогой скиталец. Ну и легки же вы на помине. Теперь ни одного дня не обходится без того, чтобы мы вашей фамилии не произносили. Сейчас в моем кабинете целый консилиум идет. Ваш персональный скафандр усовершенствуем. Вы из городка звоните? Берите немедленно машину и отправляйтесь, милейший, ко мне. Нет, не сюда, а прямехонько на московскую квартиру.

Горелов повесил трубку и вышел к дежурному.

— Вот какое дело, Федя. Без полковника Иванникова машину до Москвы мы добыть сможем?

— О-ля-ля! — присвистнул Фролов. — Да разве вы ничего не знаете? Есть приказ по гарнизону за вами и за майором Костровым закрепить персональные машины. Номер вашей «Волги» 16–13.

— Смотри ты, какая электронная память!

— Так ведь тринадцать на конце. Чертова дюжина. Не боитесь?

— Ерунда, — засмеялся Алексей. — Для меня тринадцать — самое любимое число. Я, мой милый, обитаю в квартире под номером тринадцать, на самолете реактивном первый раз в жизни тринадцатого вылетал.

— Вот будет работы журналистам, когда об этом узнают, — предположил Федя, — особенно Рогову.

— Рогов такими мелочами не интересуется, — не согласился Горелов.

По первому же звонку к подъезду примчалась черная «Волга». Выскочил из машины черноглазый солдат с узким смуглым лицом и лихо стукнул каблуками кирзовых сапог:

— Товарищ капитан, рядовой Берикашвили прибыл в ваше распоряжение.

— Зови меня просто Алексеем Павловичем.

— Есть, звать Алексеем Павловичем, — вращая большими белками, ответил он лихо.

— А тебя как?

— Вано зовите, товарищ капитан… виноват, Алексей Павлович. Я из Зестафони…

«Волга» помчалась по широкой асфальтированной дороге, оставляя позади подмосковные леса и затерявшийся в них городок космонавтов. Вано включил радиоприемник, и вальс Штрауса наполнил кабину. Откинувшись на мягкую спинку сиденья, Алексей думал, что, раз окружают таким вниманием, значит, сроки полета приблизились и не за горами старт. А может, она уже и началась, предстартовая горячка, та, которая звено за звеном охватывает весь огромный аппарат, связанный с запуском небольшого экипажа, а то и одного человека.

Серая лента шоссе разворачивалась впереди, приближая панораму столичного пригорода. Горелов вспомнил вдруг о Лидии Степановне. Еще и суток не прошло после расставания, а уже тоскует он по ее голосу, по ее синим преданным глазам.

«Волга» въехала на московскую улицу. Того, кто хоть ненадолго покидал столицу, всегда волнует радость возвращения. У Алексея ее удваивало сознание близкой разлуки. Минут недели — и он уйдет в заветный полет, оставив все свои привязанности на земле. А любовь к Москве — одна из этих привязанностей. Ему, парню из тихого Верхневолжска, выросшему на берегах раздольной Волги, Москва давно сделалась родной и необходимой. Он грустил, если неделю-другую не удавалось побродить по ее улицам и площадям, прокатиться в метро, побывать в театре или на одной из художественных выставок. Взгляд отыскивал сейчас перемены. Месяц назад, когда он уезжал в Степновск, вот здесь, на окраинной улице, еще были строительные краны. А теперь вырос целый городок светло-голубых, цвета морской волны зданий. В квартирах окна уже занавешены — появились новоселы. А вот новенькое кафе с декоративными орнаментами, все из стекла и железобетона. Его тоже не было.