В принципе Алексей мог бежать прямо сейчас — они углублялись в чащу, казавшуюся вовсе непролазной; Петрович временами останавливался и секунд тридцать вертел головой, видимо, вспоминая давно позабытое направление. Но однако ему все время удавалось выйти на тропку, еле прослеживаемую в густых зарослях, стоящих стеной уже не только впереди, а со всех сторон и даже сверху. Но непролазной чаща была лишь для тех, кто не знал ее маленьких и больших секретов и слабых мест в этой внешне абсолютной обороне.

Да, он хоть сейчас мог бы устроить соревнования по бегу с этими городскими бандитами. Но, с одной стороны, Иван Давидович — не бросать же его вот так, а с другой — в нем просыпался знакомый азарт, ему уже почти нестерпимо хотелось узнать, куда же они идут, из-за чего вся эта буча началась, что же они ищут в лесу с таким упорством, за что убивают людей? Да нет, как это бежать — оставить все как есть, оставить этих гадов безнаказанными? Алексей уже был почти уверен в превосходстве на своей территории, ловил себя на этой мысли и пытался охладить восторг предстоящей битвы: не надо себя переоценивать, нельзя давать волю злости, они тоже не дураки, их много, и здоровые они все — в этом-то у него уже были случаи убедиться…

Они не вышли на ту поляну, где Алексей копал в злосчастный день, а свернули в другую сторону, и Петрович полез уже без всяких тропинок сквозь плотную стену переплетенных ветвей.

— Петрович, ты куда нас завел? Может, опять перепутал чего?

— Ничего я не перепутал, — задыхаясь, с трудом проговорил Кашин. — Сколько лет прошло — тут же не ходил, наверное, никто, заросло все, черт. — Он путался в траве, повисая на гибких кустах, но продирался, однако, потихоньку вперед. Неожиданно под ногами захлюпала вода. Лето было сухое, дождей давно уже не выпадало на питерскую землю, но здесь, куда почти не проникал яркий дневной свет, среди тесноты черных стволов, покрытых светлой, серо-зеленой плесенью, на земле, заваленной гниющими сучьями, разложившимися прошлогодними листьями, превратившимися в бурую липкую кашу, стояли черные, с бензиновыми радужными разводами глубокие лужи.

Ваня шел рядом, молчал, лицо его было печально. Он проваливался в лужи, попадал ногами в переплетения корней, и Алексей в буквальном смысле вытаскивал его, схватив под мышки, и Иван Давидович, машинально бормоча слова благодарности, тут же проваливался снова.

— Петрович, далеко еще? — крикнул сзади лысый Саша.

— Да все уже, сейчас выйдем на место. А тут подсохло, — хлюпая по щиколотки в воде, сказал Петрович, — раньше вообще не пройти было…

— Ну, все так все, — со вздохом прокомментировал лысый.

Интуиция выручала Алексея довольно часто, и он ей доверял. Будучи человеком неверующим, он полностью отрицал всякую возможность существования какого-то там ангела-хранителя и прочих духов или сил, имеющих сверхъестественное происхождение, считая, что его интуиция — это просто внимание, помноженное на опыт исследователя и авантюриста. Сейчас он ощутил сильнейший толчок — внутренний, незаметный внешне, но настолько реальный, что даже дыхание перехватило. Интонация лысого выдала его с головой — видимо, усталость и боль ослабили его контроль над собой, — раньше он был для Алексея тайной за семью печатями. Услышав же последние, сказанные лысым слова, он понял все — мгновенно сопоставил его взгляды, фразы и жесты в адрес Алексея еще в городе, короткие замечания по дороге сюда и, главное, последнее высказывание. Он понял, что сейчас его будут убивать. Точнее, не «будут убивать» долго, мучительно и больно, а просто оборвут тоненькую ниточку, на которой была подвешена его жизнь со вчерашнего вечера. Тянуть они не станут — у них сегодня масса дел. А то, что сказал главный, Виталий, мол, он «еще кое-кому нужен», так для лысого это, понятно, не указ. Очевидно, что он не просто исполнитель, как, к примеру, болван Коля или хитрый и шустрый Андрей, не на зарплате сидит у Виталия, а, что называется, дольщик. Участвует, вероятно, в прибылях. А исполнение поручений, подобных последнему — захвату Алексея, — просто хобби для него, вот что страшно. Торчит он от этого. Наверняка мог бы уже просто дома сидеть и по телефону Колями да Андреями командовать, так нет, тянет его на живое дело, нравится ему убивать.

И, конечно, Алексея он так просто не отпустит. С главным потом разберется, скажет, как в кино говорят — «попытка, мол, к бегству…» Ну, пожурит его главный, но ведь ни хрена не сделает за смерть молодого трофейщика — он ценный кадр, и лишаться такого зверя ни один нормальный, если можно вообще считать их всех нормальными, главарь не станет. По своей воле, конечно, не станет.

Так, ну хорошо, а с Ваней-то что делать? А ничего — пришел ответ. Тут выбор только один — Ваня должен остаться с ними. Его-то не убьют, указаний на этот счет им явно не поступало, а личных обид у них на него тоже нет — он же их лечит, гадов… А то, что он будет молчать, это и дураку ясно — настолько запуган, что уже вообще ничего не соображает. Он скорее удавится, чем хоть словечко скажет об этой лесной прогулке… Но все равно надо его отбивать. Нельзя, чтобы Иван Давидович завяз в этой банде, но если они вернутся в Питер вместе, то все — он принадлежит им со всеми потрохами до конца дней своих.

Лысый еще только полез за пистолетом, когда; послушный своей интуиции — а слушаться ее нужно не раздумывая и не анализируя особенно, иначе это просто потеряет смысл — Алексей, монотонно и тихо говоря Ване: «Стой на месте, не дергайся», «рыбкой», вытянув руки вперед, словно человек-амфибия в одноименном фильме, нырнул в узкий просвет, мерцающий в сплошной стене ветвей. Он пролетел через низкий, густой кустик, сделал кувырок вперед, едва коснувшись руками земли, не останавливая движения, встал на ноги, тут же упал в сторону и несколько раз перекатился, меняя направление, снова встал и снова прыгнул вперед, опять покатился, еще раз повторил всю эту схему и только тогда услышал за спиной глухие выстрелы из пистолета с глушителем. Опыт не подвел его — пули ломали ветки метрах в десяти правей от того места, где он находился. Туда же, судя по звукам, ломанулся Коля. Со страшным треском, словно танк, он пер напролом сквозь чащу, но Алексей знал, что это не представляет особенной опасности — страшней было бы, займись его преследованием худой, юркий и спортивный Андрей, но он, по счастью, стерег Петровича, которому бандиты, видимо, тоже не слишком доверяли, а терять его уж точно было нельзя — он один знал, куда им нужно идти.

Сейчас главное — не стоять на месте, все время двигаться. И по возможности бесшумно. Уже после первой серии кувырков и прыжков одежда Алексея была изорвана, руки и лицо в крови, но он пока не обращал на это внимания — все потом, когда доберется до своего тайника, там есть и аптечка, и автомат. А с автоматом в лесу он еще повоюет…

— Коля, иди сюда, — крикнул лысый. — Никуда он не убежит. Не бросит дружка своего. Эй! — снова закричал он, обращаясь к темному переплетению ветвей, когда из них вылез исцарапанный Коля. — Эй! Побегай пока, а когда надоест, можешь вернуться, забрать своего приятеля. Только, боюсь, за раз все кусочки не унесешь. Ну, до встречи! Петрович, — он повернулся к Кашину, — ну, чего застыл? Пошли дальше, времени мало.

— Саша, ты чего, — только теперь подал голос Андрей, до этого придерживающий Петровича, а теперь удивленно глядя на лысого. — Виталий же сказал, чтобы мы его к делу начали пристраивать. Шустрый парень, способный, а ты…

— Разберемся. Ты-то что переживаешь? — Звягин глянул, словно воткнул две ледяные иголки в глаза Андрея. — Я здесь командир. И с Виталием договорюсь.

— Ну-ну. — Андрей отвернулся.

— Понукай еще, — тихо буркнул Звягин. — Пошли.

— Что ты смурной такой, Виталий? — Яков Михайлович помешивал серебряной ложечкой крепкий чай, бросив в стакан четыре куска колотого сахара. — Глюкозы организм требует, вредно это, а никуда не денешься, думаю много. — Он усмехнулся. — Угощайся, Виталик. — Лебедева передернуло. Снова он за свое — какой я ему «Виталик»!